ОК Р.Л. Стивенсон 2015: IV этап

[ОК Р.Л. Стивенсон 2015]

Название: Всего одна кружечка рома
Автор ОК Р.Л. Стивенсон 2015
Форма: проза
Размер: миди, 4970 слов
Персонажи: Джим Хокинс, Билли Бонс, доктор Ливси, Слепой Пью, мать Джима, упоминаются Сильвер, Черный Пес. А также мистер Балфур, под маской которого внимательный читатель наверняка узнает автора.
Категория: джен
Жанр: мистика, АУ
Рейтинг: G
Предупреждения:
Краткое содержание: Что получается, когда события случаются вопреки задумке автора?
Примечание: Первые три абзаца переведены из оригинального романа.

— А теперь, прошу запомнить, — сказал доктор, — и моя совесть чиста: ром для вас — смерть.
И с этими словами он вышел, придерживая меня за руку, намереваясь повидать моего отца.
— Ничего, — сказал он, как только притворил дверь, — я выпустил достаточно крови, чтобы он поутих; неделю он проведет в кровати — и это лучший исход для него и для вас. Но следующий удар его прикончит.

***
Около полудня я стоял у двери капитана с прохладительным питьем и лекарствами. Он лежал в той же позе, в которой мы его оставили, лишь чуть-чуть приподнялся над подушками, и глаза у него болезненно блестели.
— Джим, — сказал он и замолчал, собираясь с силами. Когда он вновь заговорил, я вздрогнул. — Ты один здесь стоящий человек… И я хорошо к тебе относился. Помнишь, я давал тебе четырехпенсовик каждый месяц? Видишь, приятель, мне маленько тошно, и я совсем один… Принеси мне кружечку…
Капитан умолк, и на его помятом, бескровном лице показалась необычная задумчивость.
— Рому, капитан? — спросил я. — Но доктор запретил вам…
Он цветисто выругался и проклял доктора Ливси.
— Знаю. Знаю, что запретил. Но кто я без рома, Джим? Твой доктор не имеет не малейшего понятия, из какого ада я вылез. Я был в таких местах, что ему и не снились, где солнце поджаривает потроха к хребту.
Капитан поднял руку и уставился на свои пальцы. Они не дрожали, как раньше, и он нахмурился.
— Я заплачу тебе, — сказал он. — Сколько ты хочешь?
— Нисколько. Я не принесу вам выпить.
Он злобно уставился на меня, но у него не было сил даже приподняться.
— Не забывайся, приятель. Сколько времени чертов доктор предрек мне валяться в постели?
— Неделю или две, капитан.
— Я сдохну в ней или меня прирежут, как куренка, — напророчил он. — Но я им не дамся, нет. Я одурачу их и лягу на другой галс. Если бы ты принес мне выпить, я бы доверился тебе, Джим, братишка! Но без рома я — старая развалина. Одну кружечку, Джим! Всего одну!
Капитан клянчил быстро, монотонно, и, в конце концов, без сил замолчал.
— Проклятый докторишка! — устало выдохнул он. — Кровопийца! И ты не лучше, Джим, суешь больному человеку паршивые пилюли.
На этих словах он утомился, и я заставил его съесть лекарства и запить разведенным яблочным сидром. Сабельный шрам побледнел и выглядел еще грязней, чем был.
— К черту ром, — наконец сказал капитан. — Этот моряк, который приходил сегодня…
— Черный Пес?
— Да, он самый. Поганый человечишка. Тот, кто прислал его, еще хуже. Они пришлют мне черную метку, и тогда ты возьмешь лошадь и поскачешь к своему доктору, и скажешь ему, что здесь ошивается команда с корабля старого Флинта, и пусть он поднимает людей, если хочет получить королевскую благодарность. Хотя нет, — он схватил меня за запястье и сжал так сильно, что я чуть не закричал от боли. — Ты поедешь к нему завтра, Джим. Обещай мне, что поедешь к доктору завтра!
Он не отпускал меня, и я закивал, мечтая, чтобы он освободил меня. Этот внезапный порыв стоил ему оставшихся сил, и он еще ниже опустился в постели.
— Завтра, Джим! — напомнил он мне слабым голосом, и я попятился, размышляя о том, кто такой Флинт, что есть черная метка, и что мой бедный отец еще больше расхворается, если в «Адмирале Бенбоу» будут ловить неведомых негодяев.
Вместе со мной за дверь шмыгнул наш черный кот-крысолов, и я чуть не запнулся, когда он вдруг решил потереться о мои чулки, и не выронил из рук поднос с пустой посудой. Он насмешливо оглянулся на меня и был таков.
Получить у матушки разрешение отлучиться было нелегко: меня мучила совесть, что я оставляю ее разрываться между постелью отца, недовольными постояльцами и нерадивым слугой, который в последнее время частенько наведывался в погреб к бочонку вина, и не хотелось лишний раз волновать несчастную родительницу, как и лгать ей. Меня подмывало рассказать правду, но, когда я увидел ее измученное лицо и непонимающий взгляд, я крепко прикусил язык и сказал только, что меня беспокоит состояние капитана, и, похоже, ему вновь нужен доктор.
— Этого еще не хватало, — пробормотала она, хотя я видел, что мыслями матушка была далека и от капитана, и от доктора: куда бы она ни пошла, она все время поднимала лицо к комнате, где лежал отец, будто через балки могла услышать его слабое дыхание и тусклый звон колокольчика. — Надеюсь, капитан заплатит за доктора сам, Джим, иначе мы разоримся и пойдем по миру.
Я хотел сказать, что стану ей опорой, но не смог: слова застревали в горле, когда я думал, что отца не станет. Я не мыслил нашей жизни без него, а матушка точно смирилась с неизбежным и положилась на волю Господню. Она крепко обняла меня и разрешила взять кобылку по имени Молли Флэндерс, наказав вернуться к обеду, чтобы помочь на кухне. Такое странное имя лошади дал доктор Ливси за норов, и я, признаться, иногда называл ее и похуже, когда она начинала упрямиться, точно осел, пятиться и пытаться сбросить всадника оземь.
В путь я отправился до рассвета, убедившись, что капитан принял лекарства и спит. Без рома он стал злобен и придирался ко мне почем зря, а иногда горланил песни, насколько у него хватало сил — к счастью, вчера вечером у него сел голос. Матушка на него не сердилась: хриплое пение выдернуло отца из пелены забвения, и он вновь узнал ее, а потом рассердился и попытался встать, «чтобы заткнуть чертового петуха». Немудрено, что ехал я с веселым сердцем; мне казалось, что доктор обрадуется, когда услышит наши новости.
Я застал доктора у себя, и мне пришлось долго ждать внизу — он только проснулся и собирался на утреннюю прогулку перед завтраком; его слуга предлагал, чтобы я подождал доктора в кабинете, но во мне еще силен был страх от посещения зубного врача, который выдрал мне зуб и отдал за него шиллинг; зуб был ему нужен, чтобы сделать вставную челюсть для знатного джентльмена. В его кабинете были сотни челюстей из разного материала: детские зубы, взрослые зубы, зубы, выточенные из кости, выплавленные из металла, а за стеклом стояли фарфоровые, блестящие от света челюсти, стоившие как весь наш «Адмирал Бенбоу» вместе с живностью, точно маленький алтарь зубного идола. Доктор Ливси прятал свои экспонаты за черной тканью, но оттого мне было еще страшней находиться рядом с ними.
Когда он спустился, как всегда серьезный и собранный, я не осмелился броситься к нему и лишь топтался у стула, но доктор приобнял меня за плечо, и я коротко рассказал ему все, что велел мне передать капитан.
— Я собирался пригласить тебя на завтрак, Джим, — сказал он задумчиво. — Но, похоже, придется отменить и его, и прогулку. Мистер Бонс — или как там его зовут — человек пропащий, но если в окрестностях появилась его шайка — добра не жди.
— Сэр, мне показалось, будто они желают ему смерти. Разве они его шайка?
— Уверен, что будь у мистера Бонса силы, он бы, не колеблясь, вернулся на корабль. Ты уже взрослый, Джим, чтобы понимать — дурные привычки тянут к себе крепко. Все эти люди одного духа; вся их кровь давно сменилась ромом и соленой водой. Я буду не прочь походатайствовать, чтобы их подольше подержали под замком, как бродяг.
Об отце мы почти не говорили. Его бодрость доктору не понравилась, и, хоть он промолчал, я видел, как его взгляд стал рассеянным и задумчивым. «Отец умрет» — ясно возникло в моей голове, но я не хотел об этом думать и был рад, когда доктор Ливси велел мне подкрепиться хлебом и вчерашней бараниной с налипшим жиром: еда надежно заняла мои мысли.
Весь этот день я ходил за ним хвостом, точно покорный слуга. Он уведомлял джентльменов о возможной шайке, и ему дали несколько надежных людей в подмогу. Я их не знал, и мне казалось, будто они поглядывают на меня свысока, словно думают, будто я все вообразил; и я засомневался сам — зачем этим людям капитан? У него не было несметных богатств, при всем своем дурном нраве вряд ли бы он совершил что-то настолько ужасное, чтобы негодяи преследовали его без продыху. Я не мог понять их рвения, но решил не думать об этом, пока вновь не переговорю с капитаном.
После обеда мы отправились назад, домой; у поворота, когда уже показался белый камень с птичьим следом на макушке, на дорогу перед нами выскочил кот — за ним волочилось нечто длинное, будто веревка. Я не успел приглядеться — Молли внезапно зафыркала, вскинула голову; от неожиданности я выпустил поводья, и лошадь брыкнула так, что меня выбросило из седла. Я больно ударился правым боком о землю, у меня перехватило дух, а лошадь уже, как ни в чем не бывало, стояла спокойно и косила на меня хитрым глазом. Доктор Ливси, не спешиваясь, протянул мне хлыстик, но когда я встал, то понял, что не могу ступить на ногу.
— Вот ведь потрох, — выругался один из охотников в никуда и взял Молли за повод; остальные хранили молчание.
Нам пришлось задержаться, пока доктор осматривал мою ногу — мне посчастливилось не сломать ее, но вывихнуть в самом паршивом месте, в бедре, и каждое движение причиняло мне такую боль, что я покрывался потом. Доктор Ливси велел мне расслабиться, будто я лежу в постели, а затем вправил ее с такой жестокостью, что я чуть не раскрошил себе челюсти от боли и облился холодным потом. Наступать на ногу он мне запретил, да я и не стремился — хуже было то, что теперь я не мог залезть в седло, и людям пришлось нести меня на плаще, точно заморского принца. Подумать только, это несчастье приключилось из-за кота, убившего змею!
Дома меня встретила матушка, бледная, с распухшими от волнения и слез веками. Отец, к счастью, был жив, и доктор успокоил ее, сказав, что через неделю, если моя боль в ноге пройдет к завтрашнему вечеру, я встану.
— Ах, милый мистер Ливси, — воскликнула матушка, после того, как обняла меня и уверилась, что со мной все в порядке, — признаться, вы приехали как нельзя вовремя, и я благословляю тот час, когда решилась отпустить Джима. Нам пришлось запереть капитана, — она понизила голос, — но мы боимся, что он выбросится из окна. По правде говоря, он обезумел. Некоторые наши постояльцы даже решили уехать, будто мало нам горестей.
Она обвела взглядом собравшихся вокруг мужчин и вытерла глаза краешком льняного платка.
— Да? — поинтересовался доктор. — И в чем же было его безумие, дорогая миссис Хокинс?
— Он проснулся после полудня и потребовал еды и рома. Я помнила ваше наставление и, конечно, отказала ему в выпивке. Он начал браниться, пока я расставляла тарелки, а потом… — матушка поежилась. — Я заметила его взгляд. Он смотрел за мое плечо, как незрячий, и у него тряслись губы, только сзади ничего не было, мистер Ливси, если не считать трещин в штукатурке, Богом клянусь. Мне оставалось только успокаивать его, и я принялась уговаривать его пообедать, но он не отвечал мне. Только глубже уходил в подушки, словно хотел зарыться в них, а затем сложил губы, точно беззвучно заговорил.
«Что?» — переспросила я, но он прикрыл глаза и пробормотал то ли «черный», то ли «перченый». Я осведомилась, не нужно ли ему помочь, чтобы он поел, но в ответ на этот невинный, право же, вопрос, капитан закричал, поминая Дэви Джонса, а затем опрокинул тарелки на пол и завопил, что какой-то черный пес пришел отравить его и получить деньги.
Тут-то мне надо бы и бежать, но я точно приросла к полу. Удивительное дело, он точно не видел меня, но думал, будто здесь стоит какой-то мальчик, что не несет ему оружие и ром. Капитан так похабно ругался! — матушка перекрестилась, и ее тощие пальцы задрожали; она сильно исхудала за последние дни. — При Джиме я не хочу повторять этих слов. Я спаслась бегством, когда он швырнул в стену тарелку, заперла дверь и послала наверх слугу успокоить капитана, пока тот кричал на весь дом о сокровищах, о пиратах, об убийствах, о висельниках и мертвецах.
Она остановилась и вытерла со лба пот.
— И все-таки хорошо, что мистер Эшли и помощник священника уехали, — уже другим тоном заметила матушка, и ее тревожное лицо осветилось и разгладилось, — теперь можно устроить Джима со всеми удобствами, не в его каморке.
— Если капитан успокоится, — сказал доктор. — Джентльмены, нам придется вначале разобраться с ним.
— Да, мистер Ливси. Он избил Питера отломанной крышкой от сундука, после чего мы приперли дверь.
— Все будет хорошо, миссис Хокинс, — доктор взглянул на шляпу, которую держал в руке; начищенная пуговица на левом боку треуголке ярко блеснула, и я зажмурился. — Найдите Джиму какой-нибудь костыль, и хорошо бы палку, чтобы закрепить бедро. Мои друзья отнесут его, куда скажете.
— У меня есть трость, добрая леди, — донесся печальный голос из угла. Он напоминал мне бульон из свиных ножек, когда тот застывал и трясся при малейшем движении, столь мягко ложились слова, невольно вызывая гадливое чувство. Я не мог видеть незнакомца, но доктор обернулся и пристально посмотрел на него.
— Я совсем забыла о вас, — повинилась матушка.
— Вы не прогнали с порога слепца, — он помолчал и с нажимом повторил, упиваясь звучанием слов: — Не прогнали, да. Отплачу вам сторицей.
Сверху донесся звук разбитого стекла, и мы вздрогнули.
— Идите, джентльмены, — тон у слепого стал слаще патоки, как у священника, который беседует с богатым пожертвователем. — Я позабочусь о мальчике, миссис Хокинс, будьте покойны.
Меня положили было на стол, но матушка запротестовала: она была суеверна и верила в плохие приметы. Я заявил, что не настолько болен, чтобы беспомощно лежать, принял у слепого его трость, и мне помогли встать. Когда джентльмены ушли наверх (время от времени оттуда слышался шум и невнятные стоны), а матушка отправилась записывать сегодняшние расходы, я смог как следует разглядеть своего спасителя. Лицо у него шелушилось, и на бровях, и на рваном платке, которым были замотаны его плечи, виднелись белые точки, словно нерастаявшие и пожелтевшие от времени снежинки. Рот у него был изогнут горестной подковкой, под стать печальному голосу, но острый нос и узкий подбородок принадлежали человеку хитрому и пронырливому.
— Значит, тебя зовут Джим, — с непонятным удовлетворением сказал он. Веки у него были полуприкрыты, и один глаз ввалился в глазницу, будто иссох в ней. — А мой старый друг бушует наверху.
Я вздрогнул, но слепой заботливо погладил меня по плечу, словно усердный слуга.
— Не бойся меня, мальчик. Я не причиню тебе вреда. Мне всего лишь хотелось повидать задушевного товарища и передать ему весточку. Но я, видно, пришел не ко времени…
— Один джентльмен уже был здесь, — сказал я. — Капитан захворал после его визита.
— Какая досада, — отозвался слепой и неожиданно улыбнулся, отчего его лицо напомнило комическую маску. — Значит, теперь он называет себя капитаном.
— Сэр, — я вырвался из его рук и оперся на стол, чтобы не упасть, — видит Бог, я не желаю зла никому. Убирались бы вы отсюда подобру-поздорову. Это хороший дом, и вы, и ваши друзья сохраните себе жизнь, если не будете околачиваться вокруг.
Слепой кивал в такт моим словам. Он точно глядел в пустоту за моим плечом, и я не понимал — слышит он меня или нет.
— Я чую, ты ел сегодня мясо, Джим, — сказал он совсем не то, что я ждал. — Мясо едят богатые люди! Знаешь, когда мне довелось его пробовать в последний раз? Полгода назад, и это была жирная крыса. Зрячему легко прогонять слепого…
Он пристыдил меня, и я отвел взгляд от его сморщенного лица.
— Я не прогоняю вас. Предостерегаю.
— Дружище Билли позвал тех славных джентльменов, чтобы защитили его? — В его руках блеснуло лезвие ножа, который он ловко достал из-за пояса, и я растерялся. — Отвечай мне, сынок, живо. И не вздумай кричать, не то я выпущу тебе кишки.
Я помедлил, и он ловко срезал пуговицу с моего камзола и бросил ее на стол.
— Или выколю тебе глаза, — буднично заметил он. — Чтоб ты понял, каково быть слепым.
— Не надо, сэр, — неохотно вымолвил я. — Они пришли защищать его. Но капитану нехорошо.
— Главное «нехорошо» у него еще впереди, — нож исчез так же быстро, как и появился. — Так ему и передай.
Наверху загрохотали, затопали, и ясный голос доктора повелел принести горчицу. Слепой пнул меня по костылю, я потерял равновесие и больно ударился спиной о стол. Разбойник попятился к двери, ловко лавируя среди столов и стульев. У двери он стянул чужую шляпу, спрятал ее под плащ и выскользнул за дверь.
— Доктор Ливси! — оцепенение отпустило меня, и я кое-как встал. Больная нога почему-то начала затекать, и при перемене позы в нее впились тысячи игл. — Доктор! Они где-то рядом!
Стекло жалобно треснуло и выпало из квадратной рамы вместе с камнем; ветер ворвался в комнату, и мне показалось, что на меня смотрит добрая сотня глаз из темноты. На лестнице послышались торопливые шаги, и двое вооруженных джентльменов через мгновение оказались внизу.
— Что случилось, мальчик?
— Тот слепой… — я замолчал, сообразив, что толком не знаю, в чем его обвинить. — Он украл шляпу и сбежал.
Они чертыхнулись, и высокий поспешно снял со стены фонарь, заляпанный воском. Полминуты ушло на то, чтобы разжечь в нем свечу, но когда они уже готовы были бежать следом, я остановил их:
— У него могут быть сообщники. Мне кажется, он здесь не один.
— Чушь! — пренебрежительно отозвался один из охотников. — Мы знаем окрестности, как родной дом! Неужели здесь есть где спрятаться ораве негодяев?
— Если можешь, то поднимайся наверх, — посоветовал мне второй. — Твоего капитана связали. Лучше держаться людей.
Я кивнул и поежился от холодного ветра, задувавшего из разбитого окна. Они вышли в ночь, и дверь громко захлопнулась.
По лестнице я поднимался бесконечно, и, в конце концов, столкнулся с доктором лицом к лицу. Он добродушно пожурил меня за самодеятельность, и от него действительно несло горчицей. Я наскоро рассказал ему о слепце, и доктор задумчиво кивнул:
— Уверен, что они справятся. А тебе, Джим, лучше бы прилечь. Утром все прояснится.
— А как капитан?
— Мучается от невозможности смыть горчицу с лица и рук, — сказал доктор и подтолкнул меня к дверям комнаты моего отца. — Прекрасное средство от помешательства. Отвлекает все мысли безумца.
— Он сошел с ума?
— Скорее, слишком резко прекратил пить. Поговорим завтра, Джим. Сейчас — не время.
Он был неумолим, и мне нехотя пришлось его послушаться.

Наутро, когда я проснулся, трость слепого все еще стояла у изголовья кровати, скромно напоминая, что вчерашние события не были сном. Нога все еще ныла, но опухоль, похожая на расстоявшееся тесто, заметно спала, и я даже мог почти безболезненно двигать ногой и садиться.
После завтрака матушка поведала мне о ночной вылазке. Доктор Ливси и его джентльмены поймали слепого и еще нескольких человек, но ни шляпы, ни каких-либо подозрительных вещей не обнаружили, кроме бочонка смагглерского французского рома, который, впрочем, оказался куплен в соседней деревне у кузнеца, которому его подарили неизвестные. Слепой Пью, так звали этого негодяя, оказался обладателем каперского патента и военной пенсии и грозился упрятать выездного судью за решетку, если тот тронет инвалида по ложному обвинению. Капером, судя по всему, был и наш капитан, но он вел себя тихо-тихо и лишь иногда вполголоса распевал гимны, перемежая их похабными песнями-шанти. Несчастную шляпу нашли на пустоши — у нее был отхвачен кусок полей, а тулья перепачкана мелом; все недоумевали: зачем же портить хорошую вещь, а доктор помалкивал о своих размышлениях.
Через неделю я начал ходить, как и обещал доктор Ливси, и выполнял несложную работу по дому. Обычно я коротал дни рядом с капитаном, менял ему постель, открывал окно, когда запах в комнате становился густым и невыносимым от лекарств, мочи и грязи, умывал его и брил. Он пришел в себя, но теперь это был совсем другой человек: разбитый и печальный. Сам себя он кликал обломком корабля, но о слепом Пью не говорил, и когда заходил разговор о его морском прошлом, угрюмо отмалчивался.
В эти же дни к нам приехал новый постоялец: молодой ученый, белая ворона в наших краях — и по привычкам, и по манерам, и по внешнему облику. Волосы он стриг коротко, так, что они то и дело вылезали из куцего хвостика, на котором почти не держалась лента, забывал бриться по утрам и жаловался на узкие штаны. Его звали Робертом Балфуром, он изучал людей, литературу и историю, свободно говорил по-немецки и мог поддерживать разговор о тысяче вещей. Я стеснялся его, а он, наоборот, выказывал мне расположение и глядел так пристально, что мне казалось, будто этот джентльмен хочет увидеть в моем лице кого-то иного, кем я не был и быть не мог.
По утрам мы с капитаном выходили гулять. Он больше не глядел в подзорную трубу, оставив ее в своем сундуке, и предпочитал прогуливаться по холмам, не по берегу. Обычно мы молчали, но, странное дело, молчание нас не тяготило. В тот туманный день мистер Балфур попросил разрешения сопровождать нас, и хоть капитан не был доволен его присутствием, но все-таки дал согласие.
Моросил мелкий дождь, и кисло пахло мхом и соленым морем. Мы дошли до старого ворота, лежавшего на обрыве у берега — капитан присел на него, угрюмо вглядываясь в молочную от тумана даль. В черном суконном плаще он напоминал битого, старого грача и недоверчиво глядел на нашего спутника. Тот старался быть любезным, но из него так и выпирало беспокойство, которое он желал замаскировать и оттого болтал о чепухе — об английских дорогах, о феях, о шотландских обычаях.
— Слушайте, сэр, — невежливо прервал его капитан. — Я человек прямой, хоть и ослаб, как задний проход дьявола. Скажите-ка, что вам от меня надо?
— Задний проход дьявола? — мистер Балфур уставился на него.
— Ну да, — бесхитростно пояснил капитан. — Он же непрерывно испражняется на землю. Всем известно, как это бывает.
— Мне нет, — он покраснел. — Вы не должны так говорить, мистер Бонс.
— Чего это? И я уже говорил — понятия не имею, кто такой Уильям Бонс. Да и провалился бы он ко всем чертям.
Он недовольно выдохнул и оперся на трость.
— Потому что… — мистер Балфур потерялся с ответом. — Не должны и все. Создатель вас замышлял не таким.
— Больно мы знаем, каким Он нас хотел видеть, — проворчал капитан.
— Я знаю.
— Святоши всегда все знают. Если вы вздумали читать мне проповедь, то подите лучше к черту.
— Характер у вас не сахар, Бонс, — вкрадчиво сказал Роберт Балфур. — Буканьерство вас испортило.
Капитан смачно выругался.
— Какого дьявола вы от меня хотите? — спросил он, когда успокоился. — Вас подослал слепой Пью?
Мистер Балфур покачал головой. Мне показалось, что он вздохнул.
— Я сам к вам явился.
— Да уж, вижу, — с досадой сказал капитан. — Передайте им там, что они ничего не получат! Никогда! И никто!
— Ах, мой милый Бонс, — патетично воскликнул мистер Балфур, — зачем же вы так говорите? Скажите, не бывало ли у вас чувства, что все идет неправильно?
— Постоянно, — буркнул капитан. — Как я родился на свет, так оно и пошло… Сказал бы куда, да при Джиме неохота.
— Я не о том! — воскликнул он. — А ты, Джим? Неужели тебе кажется, что все нормально?
— Да, сэр, — ответил я, после короткого раздумья. — Отец, кажется, пошел на поправку. Матушка весела. Может быть, и постояльцев будет побольше к осени.
— И тебе не хочется приключений? — почти жалобно спросил он. — Путешествия на корабле? В дальние края? Дублоны и пиастры… Нет?
Я пожал плечами. Мне не приходилось бывать даже за пределами нашего графства, поэтому дальние края я представлял слабо, а о дублонах и пиастрах не знал почти ничего и не отличил бы их от талеров и крейцеров.
— Знаю я эти путешествия, — проворчал капитан. — Месяц валяешься в лихорадке, потом становится нечего есть, и когда сходишь на берег, на радостях пропиваешь последнюю рубаху, а потом бегаешь дристать каждые пять минут. Какие там дублоны!
— Только Сильвер был умным, правда? — подхватил его речь мистер Балфур. — Он-то денежки не пропивал.
— Сильвер!.. — капитан присовокупил несколько сильных ругательств. — Этот бы и мать родную зарезал, чтобы в кубышку запихать деньжат, — он выдохся и приложил руку ко лбу.
— Он всегда был таким. Опасно ему верить.
— Истинная правда… Но откуда вам знать об этом?
— Я знаю и о смерти Молли на Ямайке.
— Вы не можете об этом знать.
— Но я знаю.
— Кто вы такой, мистер? Дэви Джонс?
— Нет, — он улыбнулся. — Разве я похож на утопленника из морских недр?
— Тогда подите к дьяволу, — заявил ему капитан. — А я устал. Толковать с вами — день испортить.
Он резво вскочил, что было странно для его состояния, и заковылял к дому, опираясь на трость. Я неуверенно обернулся к мистеру Балфуру, но он ничего не говорил и только строго и печально глядел на меня, и тогда мне захотелось пуститься прочь со всех ног.
— Надо же, он знает о Молли, — пробормотал капитан себе под нос, когда я нагнал его. Пояснять он ничего не стал и, как только мы добрались до дома, лег в постель, отказавшись от обеда.
Вечером к нам заглянул доктор Ливси — осмотреть отца и поинтересоваться моим самочувствием. После недолгих уговоров он зашел и к капитану, который хмурился, будто потревоженная летучая мышь, и столь же волновался.
— После разговора с этим умником, — проворчал он, — у меня внутри все печет, мочи нет.
— Что же такого он вам сказал?
— Помяните мое слово, доктор, он тоже из тех молодцев, которые на суше помогают бродягам и смагглерам. Ему место в тюрьме, с Пью и его компанией.
— Пью на свободе.
— И зря! По нему уже давно рыдают черти в преисподней. Как бы я хотел выпить кружечку рома, доктор! Всего одну, не больше, — он умоляюще взглянул на мистера Ливси.
— Если вам не дорога ваша никчемная жизнь, то почему о ней должен заботиться я?
— Потому что Билли Бонс должен был выпить рома. В последний раз.
В дверях стоял мистер Балфур и холодно глядел на нас.
— Разве вы судья, сэр? — поинтересовался доктор Ливси.
— В каком-то роде. Мне нужно поговорить с вами, джентльмены, — он обвел нас глазами, и у меня в животе громко заурчало. Я покраснел от смущения и сгорбился.
— Выслушайте меня спокойно, — продолжил он. — Видите ли, все дело в том, что Билли Бонс должен был умереть и оставить вам карту сокровищ.
Капитан издал невнятный звук горлом.
— Должен был? — переспросил доктор. Я видел, что гость ему не нравится. — Сэр, мы с вами образованные и разумные люди. Уж нам должно быть ясно, что предопределение Господне неведомо никому, кроме Него.
— Но я… Это я вас создал, — быстро сказал мистер Балфур, и мне стало его жаль. — Я знаю, что у вас есть племянница, Дэвид Ливси. Что вы воровали трупы, когда учились. Что вы всю жизнь жалели, когда опоздали вернуться с войны. Я знаю, как Билли Бонс убежал в пираты, и знаю, кто учил его править кораблем. Я знаю, как Джим один раз порвал книгу у священника и, боясь наказания, подложил ее в собачью конуру.
Я густо покраснел; доктор и капитан, кажется, потеряли дар речи.
— Я знаю, что вас ждет, — настойчиво продолжил мистер Балфур. — Вы должны были умереть, Бонс, вы, доктор, — поехать за сокровищами на край света. Джим — познакомиться с Сильвером и помочь справиться с пиратами из его команды! Но всего этого не случилось, потому что ты, Джим, отказался принести Билли Бонсу рома! Ради всего святого, почему? Ведь это был грандиозный замысел! Вы прославились бы на весь свет!
— Но я бы подох, — угрюмо вставил капитан.
— А я не уверен, что жажду такой славы, — сказал доктор Ливси. — У вас действительно есть карта сокровищ, Бонс?
Капитан дернул плечом, точно это могло значить и да, и нет, и мистер Балфур любезно пояснил:
— Она лежит у него в сундуке между рубахой и чулками. Еще не поздно отправиться в путь, Дэвид! Вы же всегда мечтали о путешествиях! Ваш корабль все еще ждет в порту, а капитан Александр Смоллетт пока что не подписал контракт с Ост-Индской Компанией, как собирался. Все еще можно исправить!
— И много людей должно сложить голову в охоте за сокровищами? — невозмутимо спросил доктор.
— Слуги, пираты, — пожал он плечами. — Кому-то всегда приходится погибать, чтобы история была рассказана. Но ни с вами, ни с Джимом ничего не случится.
— Для моей совести — слабое утешение, сэр. Умирать не хочется никому.
Он говорил совершенно серьезно, и я понял, что доктор верит мистеру Балфуру. У меня появилось чувство, словно я застрял в болоте, и коричневая жижа уже нежно и давяще обняла мои лодыжки, поднимаясь все выше. Когда он сказал про книгу священника, я густо покраснел, потому что это было правдой, и неприятное чувство обреченности сдавливало сердце всякий раз, когда я глядел на ученого. Он напряженно оглядывал нас, словно ждал покорности.
— Слушайте, доктор, — скрипуче сказал капитан. — У меня в сундуке лежит пистолет. Подайте мне его. Клянусь печенкой, я застрелю этого брехуна!
Доктор покачал головой, и мистер Балфур победно улыбнулся, но улыбка стаяла с его губ, как весенний снег, когда мистер Ливси вновь заговорил.
— Вам лучше уйти отсюда, — сказал он. — Кем бы вы ни были, не вмешивайтесь в нашу жизнь. Разве знаете вы дословно, что каждый из нас думает в данный миг?
Мистер Балфур пожал плечами.
— Тогда послушайте моего совета: уезжайте и оставьте нас.
— Я долго думал о вас. И об этой книге.
— Мне не довелось слыть знатоком искусства, мистер Балфур. Я не знаю его законов, если они есть. Но вы выбрали неправильный путь. Если бы кто пришел к вам, и сказал, что вы умрете тогда-то и тогда-то, от того и этого, как бы вы на него посмотрели?
— Об этом я не размышлял, — признался он.
— В том и беда, — задумчиво произнес доктор. — Я провожу вас. Уезжайте. Может быть, в другой раз вы придумаете лучше.
— Мне казалось, что я знаю о вас все, Дэвид, — с удивлением заметил мистер Балфур. — Но, оказывается, и не подозревал, что творится у вас в мыслях.
— Это нормально, сэр, — отозвался доктор. Он подошел к двери и распахнул ее, сделав жест выходить.
— Если Слепой Пью потеряет свой патент, — пробормотал мистер Балфур, — а капитан не перестанет пить... И нужен взбалмошный дворянин. Его нельзя будет ослушаться… Даже доктору.
Доктор Ливси вышел с непроницаемым лицом, и мистер Балфур последовал за ним.
— До свиданья, Билли, — сказал он перед уходом. — До свиданья, Джим.
Капитан выразительно промолчал, а я поправил:
— Прощайте, мистер Балфур.
Таинственный гость приподнял бровь, но ничего не сказал.
— Паршивый шарлатан, — выругался капитан, когда мы остались одни. Он расстегнул потертый жилет и развязал рубаху, чтобы потереть дряблую грудь. — Умереть я должен, видите ли! Много таких молодцев мечтало упрятать меня на морское дно, но я-то живу!
— А у вас правда есть карта сокровищ?
— Ты все-таки мечтаешь их заполучить, маленький проныра? — он недобро зыркнул на меня.
— Просто спросил.
— Просто спросил, якорь тебе в зад! — передразнил он меня и как-то осел на постели. — Ни черта у меня теперь нет…
— Почему?
Он фыркнул.
— Я был не в себе, если ты помнишь, Джим. Разломал сундук, чтобы отогнать всех призраков. Ваш поганый котяра залез в него, а футляр от карты был смазан жиром, чтобы она не промокла… Я нашел его на лежанке у дворового пса, — мрачно закончил он. — Изгрызенный, обслюнявленный. Думаю, карту он тоже сожрал, чтобы ему было пусто.
— Может, это и к лучшему, — осторожно заметил я.
— Пью и его команда ни за что не поверят, что я повел себя как юная макрель на борту. Впрочем, да и пусть они катятся к дьяволу со своей черной меткой. Шляпные воры!
Капитан еще долго ворчал и канючил у меня выпить, а я все думал о том, как мистер Балфур уходит в сумерках по белым холмам, чтобы исчезнуть и растаять в воздухе, подобно подземным жителям. Я думал, что я потерял от того, что не случилось, и еще мне казалось, что история вовсе не закончена.
В ту ночь мне снился попугай, что глядел на меня блестящим, выпуклым глазом. В лапе он зажал золотую монету и долбил ею по спинке моей узкой кровати, хрипло вскрикивая о пиастрах и дублонах.

Скачать с гугл-диска

Открыть все MORE

Всего одна кружечка рома | Индийская княжна | Мальчишка с пиратского корабля

@темы: Тексты, G—PG-13, IV этап, ОК-2015, ОК Р.Л. Стивенсон 2015

Comments

[Мириамель]

Понравилось. )) Интерсно выписано столкновение мировоззрений персонажей, живущих не по логике приключенческой литературы, а по нашей обычной жизненной логике, - и писателя, которому хочется интересной истории.

[ОК Р.Л. Стивенсон 2015]

Мириамель, спасибо, дорогой читатель! Автор передает поклон и говорит, что рад - посыл заметен (и так знаком, вероятно, всякому, кто пытался писать)))
Спасибо, что были с нами!

[Росица]

«кобылку по имени Молли Флэндерс»
«поминая Дэви Джонса»
Хе-хе, хорошие пасхалки. Может, были ещё?

«песнями-шанти» – автор заставил полезть в Википедию. Ура, у меня теперь расширен кругозор!

«ослаб, как задний проход дьявола» – какое роскошное сравнение!»

«о дублонах и пиастрах не знал почти ничего и не отличил бы их от талеров и крейцеров» – это нормально, Джим.

«Но я… Это я вас создал, — быстро сказал мистер Балфур» – после этого не узнать автора становится просто невозможно.

«— И много людей должно сложить голову в охоте за сокровищами?
— Слуги, пираты. Кому-то всегда приходится погибать, чтобы история была рассказана».
Совершенно верное замечание. И доктор прав, что предпочитает, чтобы они остались живы. Хорошая АУ.
Жалко только Бена Ганна. Но, может, кто-нибудь причалит к острову случайно?

upd
«Ваш поганый котяра залез в него, а футляр от карты был смазан жиром. Я нашел его на лежанке у дворового пса. Думаю, карту он тоже сожрал, чтобы ему было пусто» - привело в восторг. Наш котяра бы тоже так поступил. )

[ОК Р.Л. Стивенсон 2015]

Росица,

Хе-хе, хорошие пасхалки. Может, были ещё?

Вроде бы, нет.... Да и Дэви Джонс - не пасхалка, в общем )

Ура, у меня теперь расширен кругозор!

Есть замечательные песни-шанти. Жаль, что все, что до нас дошло, в основном, уже окончательно сформировалось в девятнадцатом столетии.

Жалко только Бена Ганна. Но, может, кто-нибудь причалит к острову случайно?

А его, может быть, еще и не придумали. Герои рождаются порой спонтанно: из образа, жеста или слова ))

Спасибо вам за добрые слова и высокую оценку!

[momond]

Да уж, у каждого свои интересы. Кто бы мог подумать, что история будет выглядеть совсем иначе, если Билли Бонс бросит пить!

[ОК Р.Л. Стивенсон 2015]

momond,

Кто бы мог подумать, что история будет выглядеть совсем иначе, если Билли Бонс бросит пить!

Никто бы не мог подумать, что он бросит пить ))

[Tikky]

Очень приятный текст, спасибо автору

[ОК Р.Л. Стивенсон 2015]

Tikky, спасибо читателям!

[ОК Р.Л. Стивенсон 2015]

кактус Луис, со всем уважением, но уже не получится )

[Нэко]

ОК Р.Л. Стивенсон 2015, Здравствуйте, уважаемые Стивенсоны.
Вам пишет капитан команды  ОК Дом, в котором... 2015.
У нас крыса увела командный логин (в сообществе завелась крыса, она до этого тоже вредила — выносила скриншоты из сообщества, писала гадости и т.д.), но это наши внутренние дела, ВАШЕЙ КОМАНДЫ они ни в коем случае не должны касаться.
Крыса, котоаря увела логин, написала такие гадкие слова под всеми выкладками всех команд. Я сейчас ходила и их чистила.

Ни один из нормальных участников команды, и я первая, НЕ СЧИТАЕТ ВАШИ ВЫКЛАДКИ ПЛОХИМИ.
Приношу вам глубочайшие извинения за то, что так получилось. Простите меня, пожалуйста, и простите нашу команду.

В знак извинения я возьму вашу команду в голосование за миди, то есть проголосую за вас.

Мне очень неудобно, что так произошло.
У меня нет негативных чувств ни к одной команде на этой игре. Все команды молодцы, все выкладки хорошие.

С самыми добрыми чувствами к таланту вашей команды и с самыми искренними извинениями,
капитан команды  ОК Дом, в котором... 2015

[Гость]

Tagarela, это было глуповато, но вовсе не обидно )
Мы не придали этому значения и искренне тронуты вашим поступком с голосованием.

[ОК Р.Л. Стивенсон 2015]

Выше, разумеется, был я.

[Нэко]

ОК Р.Л. Стивенсон 2015, простите ещё раз, вот пруф на то, что я проголосовала за вас:
osenny-golosa.diary.ru/p206946907.htm#699170376

Мне чрезвычайно неловко, что так получилось(
Спасибо, что вы поняли и отреагировали нормально.

[Гость]

Tagarela, да ну, не стоит извиняться, не Вы же виноваты!) Но Ваши чувства делают Вам честь и спасибо, что проголосовали за нас, хотя это явно было лишнее *другой анон из команды, который благополучно все пропустил, эх*

[Нэко]

Гость,
не лишнее, я сейчас читаю ваши посты, всё очень хорошее)

[Лис]

Впечатляет.
Сюжетный ход "Писатель попал в свое произведение", как и "тотальное АУ из-за одного чиха" всегда привлекают внимание. А уж если интересный замысел удалось удачно реализовать... У вас получилось и то, и другое. Читала взахлеб, как книгу когда-то.

[ОК Р.Л. Стивенсон 2015]

Лис, спасибо еще раз за высокую оценку; команде очень приятно, и автору тоже!
Ловите очередной букет цветов - И благодарим, что вы были с нами всю эту битву!