ОК Команда капитана Блада, 4 этап. Тексты крупных форм. Часть 1

[ОК Команда капитана Блада]

Название: Пленница Эль-Лагарто
Автор: ОК Команда капитана Блада
Бета: ОК Команда капитана Блада
Форма: проза
Размер: макси, 17 398 слов
Пейринг/Персонажи: Питер Блад\Арабелла Бишоп; Нед Волверстон, Джереми Питт, полковник Бишоп, дон Мигель де Эспиноса-и-Вальдес, сэр Генри Морган, НЖП, НМП
Категория: гет
Жанр: Приключения
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: телесные наказания, литературное хулиганство и пост-модернистская Мери-Сью. Caveat emptor, то есть Praemonitus praemunitus.
Краткое содержание: Питер Блад предполагал, что его жизнь по эту сторону закона окажется более спокойной и предсказуемой. Скорая свадьба с любимой девушкой, мирная должность, уютный дом… Что может случиться, когда все враги побеждены, посрамлены и исчезли в неизвестном направлении?
Примечание: незначительное AU относительно исторических дат и фактов
Размещение: после деанона с согласия авторов

Копировать с Яндекс.Диска fb2

Копировать с Яндекс.Диска doc

* El lagarto (исп.) буквально «ящерица», но в Новом Свете так чаще называли аллигаторов. Отсюда же произошло и само слово «аллигатор».

Если бы Питер Блад испытывал необходимость хвастаться своими авантюрами, то одной из самых элегантных он, без сомнения, назвал бы ту интригу, которая позволила ему всего через месяц избавиться от поста губернатора Ямайки, сохранив при этом свободу, влияние и определенные возможности, хотя и определенные обязанности тоже. Его новый начальник, непотопляемый во всех смыслах сэр Томас Линч*, в очередной раз вернувший себе губернаторский пост, вел себя с прославленным пиратом весьма осторожно. Блад отвечал тем же, скрывая за безупречной вежливостью глубокую неприязнь. Во-первых, сэр Томас какое-то время жил в Испании, был ярым испанофилом и всячески отстаивал идею торговли с испанскими колониями. Это было бы и неплохо, в конце концов, Блад тоже предпочел бы худой мир доброй ссоре, но тут было важное во-вторых: в качестве основного товара сэр Томас видел рабов, а Ямайку считал идеальным местом для крупнейшего невольничьего рынка в Карибском море. Ну а у человека, которого когда-то продавали за десять фунтов, есть всего две возможности выбора. Либо он предпочитает думать, что он попал на тот аукцион случайно и несправедливо, а черные рабы – совсем другое дело, либо всю жизнь помнит боль от ударов плетью и не любит тех, кто держит эту плеть в руках, так что приветствовать и поддерживать эту торговлю он не захочет. В-третьих, сэр Томас и сам был крупным плантатором, и слава Богу, что здесь, а не на Барбадосе – сидеть за одним столом с еще одним Крэбстоном или Стидом Блад не выдержал бы.
Нет, Блад отнюдь не считал, что черных рабов нужно немедленно освободить. Освободить Бенджамена?.. Когда они отправлялись с де Риваролем, и их благополучное возвращение казалось сомнительным, Питер хотел по возможности обезопасить всех, кого мог, и предложил Бенджамену свободу. В ответ тот рухнул ему в ноги и зарыдал так, что пришлось давать посеревшему от ужаса негру успокоительные капли. В самом деле, распорядиться своей свободой еще надо уметь. Кормить и обеспечивать освобожденных пришлось бы им самим, а положение наемных работников на Ямайке немногим отличалось от положения рабов. Ну а отвезти их обратно в Африку, - даже если нашелся бы идеалист, готовый участвовать в таком безумном предприятии, - тоже было бы бессмысленно: большинство из них продали в рабство их же соплеменники. Но при всем этом была большая разница между положением Бенджамена, или, скажем, Франчески, горничной Арабеллы, и положением рабов на плантациях, где их жизни одна за другой шли в уплату за центнеры сахара и бочки патоки. И не Бладу осуждать тех несчастных, кто отваживался на смертельный риск побега.
В общем-то, большинство ямайских губернаторов именно плантаторами и были, и одной из важнейших задач их должности было подавление восстаний рабов. Блад справился бы с организацией внешней обороны – собственно, он и справлялся, и весьма неплохо, - с фортификацией, с враждой и честолюбивыми амбициями, или, напротив, ленью и равнодушием своих подчиненных. Но некоторые вещи оставались для него достаточно невыносимыми, почему он и предпочел передать эту должность другому. Хотя на всякий случай позаботился о том, чтобы его преемник, он же предшественник, чувствовал себя обязанным за такую грандиозную уступку и за то, что для очередного возвращения должности не пришлось предпринимать новое утомительное путешествие в Англию. У Блада было предчувствие, что хорошее отношение губернатора может ему пригодиться. Частная жизнь имела много своих преимуществ, но и один большой недостаток – частному лицу сложнее отстаивать свои интересы, если власть в очередной раз попытается их отобрать. А, учитывая способность Блада влипать в разнообразные нестандартные ситуации, и тем более его готовность защищать своих людей, многие из которых также отличались везучестью особого рода, лучше было заранее обеспечить себе сильных союзников.
К счастью, в отличие от полковника Бишопа, новый губернатор был терпеливым, хитрым и деловым человеком. Он даже Моргана сумел отстранить от губернаторства и подчинить, сделав своим помощником. Точно так же он пользовался опытом и компетенцией Блада, по возможности не вникая, как именно тот выполняет свои задачи. Блад не претендовал на власть и гонял от Ямайки посторонних пиратов, сэр Томас закрывал глаза на те мысли, высказывания и действия Блада, которые ему не нравились. Обоих это устраивало, и оба предпочитали не обсуждать тонкости своих отношений вслух.
Экс-губернатор ожидал своей свадьбы, которая должна была состояться в ближайшее время; из-за того, что мисс Бишоп принадлежала к англиканской церкви, а Блад был католиком, пришлось получать специальное разрешение на брак от местного ординария. Полковник Бишоп так и жил под одной крышей с племянницей, и, судя по всему, не собирался в ближайшее время возвращаться на свои барбадосские плантации. Блада полковник ненавидел еще сильнее, чем прежде, и каждое его слово, каждый взгляд сочился ядом неутоленной злобы. Блад подозревал, что на самом деле эта ненависть – единственное сильное чувство, которое осталось у полковника после сокрушительного позора, и именно в ней его побежденный враг черпает силы и смысл жить дальше. Заткнуть его было невозможно. Арабелла то защищала жениха, то пыталась перевести разговор в более мирное русло, а то просто молчала и уходила в свои комнаты. До сих пор Питер даже не представлял, насколько велик запас его собственного терпения... Хотя, надо признать, присутствие полковника придавало их отношениям с Арабеллой некое дополнительное очарование, как будто речь шла не о мирном пути от помолвки до свадьбы, а о тайном ухаживании, мимолетных свиданиях против воли родни, преодолеваемых препятствиях и прочей романтике.
Помимо прочего, изо всего этого Блад сделал вывод, что он, как и большинство известных ему мужчин, втайне боится брака и той размеренной скуки, которая сопутствует благополучной семейной жизни. Нет, конечно же, он даже и помыслить не мог о том, чтобы обидеть Арабеллу своими колебаниями, не говоря уже о том, каким подлецом должен быть человек, вредящий репутации своей любимой. Но, возможно, она сама могла бы передумать и разорвать помолвку, в конце концов, несмотря на свои богатства и известность, он оставался бывшим пиратом, претендующим на руку благородной дамы… Посмеявшись над собой, Блад, тем не менее, решил кое-что проверить насчет собственных чувств. Вскоре представился и случай.

…Прежде, чем начать разговор, сэр Томас некоторое время прожигал собеседника взглядом. Кто-нибудь с менее крепкими нервами или менее чистой совестью наверняка забеспокоился бы, но Блад, зная манеру начальства, просто ждал и смотрел в окно на сады Порт-Ройяла, сбегавшие к заливу по пологому песчаному склону. Отсюда с галереи открывался великолепный вид.
- К сожалению, капитан, я должен заметить, что проведенные вами переговоры дали не настолько долговечный результат, как нам хотелось бы. Поселенцы с

Кокпит-кантри

– гористая, сильно пересеченная местность на северо-западе Ямайки. Была населена в основном беглыми рабами и уцелевшими индейцами. Из-за недоступности этого места победить его защитников оказалось затруднительно, и власти Ямайки заключили с ними мир и предоставили Кокпит-кантри независимость с единственным условием: впредь не принимать к себе беглецов. «Республика Кокпит-кантри» упоминается в романе С.С.Форестера «Адмирал Хорнблауэр в Вест-Индии». сожгли несколько деревень и сахарных мельниц вокруг Монтегю-бэй, есть жертвы. Боюсь, что то соглашение, ради которого вы пожертвовали должностью губернатора, придется аннулировать и продолжить военные действия.
- Есть ли доказательства того, что это действительно были поселенцы? – Блад был, как всегда, сдержанно-вежлив, хотя в груди у него образовалась странная пустота.
- Найдены погибшие при этом нападении, мои люди из морской милиции их опознали. Хотя, если в этом деле и есть какие-то неясности, вы все проверите сами, - улыбке губернатора могла бы позавидовать любая акула. – Я ожидаю, что вы вместе со своей эскадрой направитесь туда, разберетесь на месте, кто и в чем виноват, и при необходимости напомните этим бандитам, почему не следует посягать на подданных Его Величества.

- Полковник Бишоп и мисс Бишоп! – обьявил распорядитель. Блад сделал над собой усилие, чтобы не развернуться к дверям, оставив господина губернатора прямо посреди разговора. И все равно видел боковым зрением, как Арабелла, изящная и благородная, в зеленом платье и кружевах цвета слоновой кости, идет рядом со своим кабаноподобным дядюшкой, положив тонкую руку на его локоть, и близоруко оглядывается по сторонам.
- Капитан Блад, я ожидаю, что вы выйдете в море как можно скорее,- и, смягчая свой резкий тон, Линч добавил: - и, выполнив свое поручение, вы еще успеете вернуться в Порт-Ройял задолго до вашей свадьбы.
- Слушаюсь, сэр. С вашего позволения, я передам на «Элизабет» и «Сент-Томас», чтобы мои люди начали загрузку припасов.
Губернатор пальцем поманил слугу-вестового и деликатно указал Бладу на столик с письменным прибором.
- Но сегодня вечером вы все еще мой гость, - добавил он с любезной улыбкой. – Надеюсь, вы приятно проведете время.

…Закончив писать и отдав записку слуге, Блад легко сбежал по ступеням в большой зал и огляделся. Зеленого платья не было видно за дамами и господами, собравшимися вокруг почетного гостя,

самого знаменитого человека Ямайки

Небольшой анахронизм. В действительности биография сэра Генри закончилась несколько раньше описываемых событий..
У сэра Генри Моргана были сальные черные волосы, крупный крючковатый нос, болезненный желтовато-землистый цвет кожи и склонность к ядовитому сарказму. Будь он постройнее, все это не помешало бы ему считаться интересным мужчиной, но лишний вес и телесное нездоровье все портили. Впрочем, он был богат, известен и уже довольно давно являлся солидным человеком, крупным плантатором и борцом за закон и порядок.
В настоящий момент сэр Генри в окружении толпы губернаторских гостей рассказывал историю последнего лондонского скандала, по ходу рассказа разгорячаясь все сильнее, и даже брызгая слюной.
- Вообразите, дамы и господа, этот ублю…гм… этот поганец

Эксквемелин

Александр Оливье Эксквемелин (у Жоржа Блона – Эксмелин). Судовой хирург Моргана, плававший также с некоторыми другими пиратами, в частности, л’Оллонэ. Книга его мемуаров под названием «Пираты Америки» была впервые издана в Амстердаме в 1678 году, многократно переиздавалась на многих языках и является одним из важных первоисточников по истории карибского «берегового братства». Рафаэль Сабатини, как известно, тоже пользовался этой книгой. Реальная история, приводится у Глеба Благовещенского во «Всемирной истории пиратства». На английском языке книга Эксквемелина без купюр впервые вышла в 1969 году. несколько лет назад издал обо мне книгу! Мало того, он издал ее в нескольких переводах, и если в голландском он писал свои гадости исключительно про испанцев, то на испанском самым большим чудовищем он изобразил вашего покорного слугу, и я только сейчас об этом узнал. Он думал, я не знаю испанского? Или, может, он думал, я не умею читать? Может, мы тут все не умеем читать, дамы и господа, может, мы тут дикари, а не цивилизованные люди? Если бы этот трус не спрятался от меня в Амстердаме, я отрезал бы ему… гм… уши и заставил бы сожрать с перцем и солью! И нет, я этого так не оставил! Я подал в суд на английских издателей и потребовал убрать из книги все скандальные места, и чтобы они выплатили мне компенсацию распроданных тиражей. Это же пираты, настоящие литературные пираты! Они нажились на том, что очернили мою репутацию, и я же еще и не получил этого ни пенни. Но суд его величества был справедлив, дамы и господа, и правда восторжествовала, так что впредь они поостерегутся трепать мое имя.

Блад привычно спрятал усмешку. Говоря откровенно, Порт-Ройял заслуживал названия пиратской столицы даже в большей степени, чем знаменитая Тортуга. Просто на Тортуге «береговое братство» правило открыто и шумно, а Ямайка предпочитала делать вид, что сохраняет внешние приличия, как это и подобает владению английской короны. Порт-Ройял был богатым, относительно чистым и спокойным городом, кроме припортовых районов. В Верхнем городе по улицам гуляли достойные дамы со служанками и камеристками, а в прекрасных домах среди прекрасных садов жили солидные люди, чьи капиталы происходили из источников, о которых не стоит говорить упоминать вслух. Часто Блад, со свойственным ему цинизмом, думал, что любое высшее общество и любая утонченная аристократия начинались примерно с такой же компании, примерно тем же самым и занимавшейся – с поправкой на время и место. И что-то никакого грома с небес на их головы не обрушивалось…
Однако, различив среди гула голосов один-единственный, он оставил всякие мысли о сэре Генри и поспешил туда.

- Да, миссис Боннэ, мне кажется, вы совершенно правы, и Ганимед был на Олимпе виночерпием. Но кого тогда называли вестником богов?
- Возможно, Меркурия? Ах, Арабелла, милочка, я всегда путаю, как их звали в Риме, и как – в Греции.
- Здравствуйте, Джереми. Как поживают ваши прелестные сестры?
- Благодарю вас, леди Морган, у них все благополучно. Добрый вечер, мисс Бишоп! О-о, вы уже взяли с собой вашего питомца?
Арабелла улыбнулась, глядя, как рыжий песик радостно завилял хвостом при виде Джереми и облизал протянутую руку. Хорошо, что этот пес не обладал дурной привычкой некоторых слишком эмоциональных собак и от счастья не напускал лужу, а то вряд ли ему обрадовались бы на вечере у губернатора.
- Да, я считаю, что он уже неплохо меня слушается. Мы занимаемся каждый день, и, Джереми, какой же он сообразительный! Кажется, он все запоминает с первого раза! И всегда находит меня по следу, когда я прячусь от него в саду.
Пес, которого назвали Джинджер, принадлежал к какой-то местной индейской породе. Джереми его и подарил; он искал для невесты капитана что-то более подходящее и аристократичное, но этот щенок покорил штурмана, а потом и новую хозяйку, своим обаянием. Вот уж кого она была готова защищать и отстаивать не только от насмешек, но и от любого косого взгляда… Крохотной изящной собачки из него не получилось, хотя Арабелла иногда и брала его на руки. Лапки у собакиного сына были короткие и, честно говоря, кривоватые, рыжая шерсть волнилась на боках и под брюхом, а длинный тонкий хвост как будто жил самостоятельной жизнью. И уши. Уши! До чего несуразный пес.
Подошедший Блад раскланялся с дамами, поцеловал руку Арабеллы, почувствовав ее тепло сквозь кружево перчатки, и присоединился к беседе.
- По-моему, этому псу нужен ошейник пошире, - сказал Блад и поспешно добавил: - Хороший, кожаный, с медными бляхами. Это убережет его от досадных случайностей, если кто-нибудь издали примет его за уличного…
Красивые брови Арабеллы все же сдвинулись к переносице, - так, самую малость, - и Питт согласно закивал:
- Конечно, ему подойдет что-то посерьезнее. С вашего позволения, я закажу, у меня есть знакомый мастер.
- Ошейник? Для этой индейской крысы? – фыркнул незаметно подошедший полковник Бишоп. К сожалению, слух полковника был куда острее, чем его разум, это Блад помнил еще с Барбадоса. – Пф, вот уж напрасная трата денег. Он крадет кухонные обьедки и портит обувь, а вчера сожрал метлу у служанки. Зря ты не назвала его Пиратом, как я тебе советовал. Хотя, может, и правильно: будешь звать пса «пират, пират», а жених оглянется. И с ним еще полгорода!
Бишоп сам хрипло засмеялся своей шутке, хотя часть гостей действительно на него оглянулась, и очень недобро. Блад привычно досчитал про себя до десяти, Питт посмотрел на капитана и тоже промолчал.
- Ах, дядя, - вздохнула Арабелла, - вы так давно здесь живете, и все никак не можете запомнить, чем пират отличается от корсара. То-то удивился бы вашим словам его превосходительство генерал-губернатор, господин де Кюсси… А что до пса, то он умный и верный, и я его люблю, и куплю вам новые охотничьи сапоги, чтобы вы так не переживали из-за той пары. Тем более, их уже было пора отдавать нищим.
Полковник опасно побагровел, а Блад и Питт оба дружно закашлялись и уткнулись в кружевные платки.
На самом деле, Блад предпочел бы завести не собаку, а кота. Настоящего, ленивого, пушистого, а не полудикого корабельного крысолова... хотя и с такими он ладил неплохо. Но для этого сначала надо было привыкнуть к более спокойной жизни. А уж там нашлось бы место и для кота, и для собаки, и для кого-нибудь еще. Перед его мысленным взором пронеслось неясное видение: каштановая головка в окружении еще двух или трех таких же, но поменьше. Ну а пока… нравится Арабелле ее кривоногое животное, и пусть.

@темы: Тексты, G—PG-13, IV этап, ОК Команда капитана Блада 2014

Comments

[ОК Команда капитана Блада]

Арабелла отложила книгу. Ужинать не хотелось, но дядя Вильям не любил, когда она пропускала еду, и, наверное, уже ждал ее за накрытым столом. Она глянула на себя в зеркало, не нужно ли поправить прическу. Можно было бы позвать Франческу, но она поленилась и просто воткнула вылезшую шпильку поглубже.
- Мисс Арабелла, хозяйка! Вас просят… - запыхавшаяся Франческа бежала по лестнице.
- Я уже иду, передай хозяину Вильяму, что…
- Нет-нет, это не он! Вас спрашивает какой-то моряк, он говорит про вашего жениха…
Арабелла побледнела. Ради хороших новостей незачем посылать чужого человека…
- Сейчас спущусь. Смотри-ка, Джинджер опять рычит на дверь. Как бы не укусил… Отнеси его и запри в моей комнате.
- Я все время себя спрашиваю, - полковник Бишоп стоял на пороге столовой, - когда же моя племянница научится основным правилам приличия. Говорить наедине с каким-то простолюдином, которого послал этот твой висельник… Эй вы, черномазые бездельники, живо открывайте дверь, я сам скажу ему пару ласковых.
Ну что бы дяде не сделаться немного тугим на ухо, хотя бы от собственного громогласия…
- Я буду говорить с ним наедине, - возразила она, но дядя уже шагнул мимо нее навстречу вошедшему… и издал невнятный хлюпающий звук, потому что первое, что он увидел, оказалось дулом пистолета.
- Это вполне знатный гость, дядя Вильям, - дрожащим голосом произнесла Арабелла в наступившей тишине. – Это адмирал дон Мигель де Эспиноса-и-Вальдес.
- … … … испанец!
- Заткнись, жирный боров, - равнодушно сказал он, сбрасывая капюшон. – Как приятно, мисс Бишоп, что вы меня узнали. Да, я знаю, что вашего жениха сейчас нет в Порт-Ройяле, поскольку сам это и устроил. Ваше общество для меня так приятно, что я желал бы насладиться им подольше, и для этого я предлагаю вам небольшую прогулку. Вы же любите своего дядю, правда? Вы возьмете меня под руку, а он пойдет впереди… и если вы не хотите, чтобы я прострелил его тушу насквозь, постарайтесь не падать в обморок.
…Только на причале Арабелла вспомнила, что когда-то видела со стороны точно такую же прогулку. Наверняка это сходство не было случайным. И те, кто не знал дона Мигеля в лицо, никогда не поняли бы, что происходит что-то неладное.
- Надеюсь, вы не разучились плавать, полковник? – дон Мигель кивнул на крайнюю шлюпку. Сначала туда спустился Бишоп, потом Арабелла, а потом уже легко спрыгнул дон Мигель, предварительно показав Арабелле взглядом на такой же пистолет со взведенным курком в руках гребца. – Когда мы выйдем за пределы досягаемости пушек форта, я вас отпущу. Должен же кто-то передать дону Педро мой привет.
- … … … Блад!!!
- Я не употребляю эти слова в присутствии дам, но по сути, дорогой полковник, я совершенно с вами согласен.
Полковник, нечаянно оказавшийся единомышленником испанца, сгорбился, замолчал и молчал всю дорогу, пряча глаза от Арабеллы.


После битвы с эскадрой де Ривароля, в которой погиб Натаниэль Хагторп и пошла на дно «Арабелла», флагманом стала сорокапушечная «Элизабет». Она не только потеряла капитана, но и сильно пострадала в том сражении, и, хотя ее долго чинили, все равно была не вполне надежна на быстром ходу. Кроме того, Волверстон нечаянно узнал, что в свое время Блад дал ей название «Элизабет» не только в честь знаменитой королевы, но и в честь мифической Элизабет Суон, покровительницы безнадежно влюбленных и идущих на смертельный риск. Плохое имя. Поэтому, когда Блад стал ее капитаном, Волверстон все чаще заговаривал о том, что не хочет командовать «Атропос», а лучше пускай этому учатся Хагторп-младший или же Тим Хоук, а он, Волверстон, лучше займет местечко потеплее и поближе к капитанскому штабу. Или пусть Блад перейдет на желтый «Сент-Томас», вообще-то предназначенный на продажу. Но Питер этот корабль почему-то не любил, или же просто уперся, а уж ежели Питер уперся, то его и пушечными талями не сдвинешь.
- Тяжеловато идет, - заметил Джереми Питт, раскуривая трубку.
- Днище обросло, - пожал плечами Хэйтон. – Пора кренговать. Что капитан?
- Пишет отчет для губернатора.
Хэйтон философски покивал. Хотя пушки эскадры Блада в этот раз не сделали ни единого выстрела, настроение у всех было подавленным. Бессмысленные разрушения, бессмысленные смерти… Утешало только то, что они не обнаружили никакого восстания, и значит, отпадала необходимость в военных действиях. Кроме того, толковый лейтенант из отряда морской милиции нашел в зарослях двух женщин, мать и дочь, которые спрятались и выжили во время нападения. Пока что они были не в том состоянии, чтобы разговаривать, но капитан Блад дал им успокаивающее и отправил спать. Они так и уснули в обнимку, как звери, сбившиеся в тесный клубок, но оставалась надежда, что через какое-то время они придут в себя и смогут рассказать, что именно произошло.
Они уже приближались к гавани Порт-Ройяла, когда капитан Блад вышел на палубу, выпрямился и с наслаждением вдохнул морской воздух.
- Описывать все в подробностях – это полезно, но несколько утомительно, - заметил он. – А кто это там в лодке?
Питт обернулся и приставил ладонь ко лбу.
- Никогда не поверил бы, что в Порт-Ройяле есть рыбак с такой же комплекцией, как у полковника Бишопа, - фыркнул он.
- Э, да это и не рыбак вовсе… Бишоп выехал меня встретить? С чего бы такая честь? – пробормотал Блад, настраивая подзорную трубу. Внезапный холод прошел по спине, еще до того, как он увидел в окуляре искаженное лицо полковника.
Поднявшись по трапу, Бишоп не стал терять времени. Он не ответил на сдержанное приветствие капитана Блада, но бросился к нему и заорал:
- Ты, висельник! Сто тысяч проклятий на всю твою каторжную шкуру, ты ее погубил! – и полковник, не размахиваясь, ударил Блада кулаком в лицо. Тот настолько этого не ожидал, что не сумел до конца увернуться, удар, попал в цель, хоть и вскользь. Его люди, конечно, тут же схватили Бишопа и повисли на его плечах и руках, но Блад внезапно охрипшим голосом остановил их:
- Стойте. Дайте ему договорить.
И из последовавшего потока воплей, угроз, проклятий и непристойностей наконец-то обнаружился страшный смысл.

- Шесть дней назад? Возможно, мы еще успеем их нагнать, если ветер будет благоприятный. Отплываем немедленно.
- Питер, ты сдурел? У нас воды на неделю, не говоря о провизии. Эй, ты меня слушаешь? Парень, дай-ка ведро.
Последнее относилось к юнге, который домывал палубу перед прибытием в порт. Волверстон тяжко вздохнул, прикинул все возможные последствия… и опрокинул ведро на своего капитана, окатив его с головы до ног.
- Нед!!!
- О, вот теперь слушаешь. Я говорю, у нас воды на неделю. Отправишь водоносов на берег?
- Да, пусть отправляются, - насквозь мокрый Блад потер виски. - Нам нужна провизия, порох и ядра, в крюйт-камере почти пусто. Еще пару ведер вара для парусов, нет, лучше запасные паруса, и покрепче. И пошлите кого-нибудь отнести эту писанину губернатору, у меня нет на него времени. Пааа...позвольте, полковник, что вы делаете?!
- Можно подумать, твоя пиратская морда соизволит оставить мне шлюпку, - с достоинством заявил Бишоп, снимающий посреди палубы штаны. Под штанами обнаружились сиреневые панталоны с веселенькими кружевными оборочками. – Я знаю твою подлую манеру выкидывать людей за борт.
- Конечно, соизволю, это не корабельная шлюпка, и мне она не нужна. Только спускайтесь в нее побыстрее, я очень тороплюсь.
- Я найму людей, пусть они ищут мою племянницу. Ты ее не найдешь, я чувствую.
- Передайте вашим людям, чтобы не лезли мне под руку. Если будут мешать, пристрелю. Но если ее спасет кто-то другой, я буду только рад. Лишь бы с ней все было хорошо.
- Чтоб ты сдох, - бессильно проворчал несостоявшийся дядя и побрел к трапу.

[ОК Команда капитана Блада]

Блад забыл про Бишопа в тот же момент, как тот сел в лодку, - разве что подбитый глаз опухал и саднил все сильнее, - и больше не смотрел в сторону берега. Подготовка к срочному отплытию полностью завладела его вниманием.
- Нед, - окликнул он, - мне нужна твоя помощь. Отправляйся на берег с первой же шлюпкой, найди… ну ты сам знаешь… и дай ему, сколько он запросит. Мне нужно узнать, где у де Эспиносы база.
- Я и так знаю, - на лице Волверстона появилось хорошо знакомое выражение «Говорил же я тебе». – Ты тогда потопил «Милагросу» и решил, что с ним покончено, и даже запретил об этом болтать. Ну а я так и подумал, что этот сволочной дон Мучо Помпозо* еще вернется. На всякий случай порасспрашивал у ребят, и здесь, и на Тортуге, что они про него слыхали. Так вот: когда его выперли из флота, он окопался на испанских пиратских островах к зюйду от Кубы. Эль-Лагарто, слышал про это место?

*Mucho Pomposo – буквально «очень надменный», в переводе по смыслу – «Большая шишка».

Блад стиснул зубы. Он слышал про Эль-Лагарто. Даже если поделить все слышанное на три, итог не утешал: береговая крепость, а именно там скорее всего разместили бы важную пленницу, была неприступна ни с моря, ни с суши. То есть… неприступных крепостей не бывает, конечно. Бывают те, взятие которых потребует куда больше времени, сил и крови – но очевидно, что при первом же выстреле дон Мигель выведет на стену заложницу.
Впрочем, оставался еще один, самый очевидный, выход. Скорее всего, это было именно то, чего добивался дон Мигель. Ну и пусть. Главное – побыстрее добраться.
Волверстон, внимательно следивший за выражением его лица, негромко сказал:
- Кажется, ты задумал ему сдаться? И считаешь, что когда он тебя повесит, то выполнит свое обещание? Не будь дураком, Питер. Ему нужно уничтожить всех нас, и тогда у него не будет никакой причины возвращать твою Арабеллу на свободу.
- У тебя есть предложение получше?
- Ты знаешь, к кому мог бы обратиться. Она тебе поможет, тем более в этом деле.
- Стеклянные острова нам не по пути, это лишняя неделя, если не больше.
Волверстон ткнул пальцем за его спину:
- Да вон шлюпка с «Мурены» швартуется.
Блад резко развернулся к гавани. Прищурился, поморгал и, наконец, разглядел на рейде между «Стремительным» и трофейным торговцем «Жирное Пузо» знакомые мачты.
- Мгм, - только и сказал он. – Ну, склянка-другая на визит и разговор у нас есть. Готовьте шлюпку! Бенджамен, мне нужен другой камзол и свежая рубашка. Да, и штаны тоже приготовь.

Трудно сказать, где строили это судно. Голландцы предпочитали создавать новые корабли по эскизам и образцам уже существующих, англичане работали по чертежам, а французы уповали на теоретические расчеты, потому что во Франции традиционно были самые сильные математики. «Мурену» явно делал мастер, который хотел испробовать кое-какие любопытные идеи. Две мачты из трех несли косые паруса, позволяющие идти круто к ветру, неглубокая осадка позволяла близко подходить к берегу, а обводы корпуса говорили о том, что корабль предназначен для скорости и стремительных маневров. Причем удачная форма подводной части делала ее устойчивой и не рыскучей даже при сильном попутном ветре. Ну а не слишком впечатляющее вооружение – всего двенадцать пушек, - искупалось их дальнобойностью: пушки были не чугунные, как у англичан и французов, а литые из какой-то особенной бронзы, как у наиболее богатых испанцев. Известно, что бронзовые пушки намного легче и прочнее чугунных и легче выдерживают перепады температур при стрельбе. Были и другие мелочи, менее эффектные, но не менее полезные: изменения в конструкции руля, своеобразное крепление досок обшивки, состав лака и много чего еще; в сумме это делало «Мурену» одним из самых быстроходных кораблей, известных Бладу.

Но дело было не только в мореходных качествах. «Мурена», как и ее малоприятная тезка, была разрисована серо-сине-зелеными пятнами, не исключая и мачты. Ткань парусов, естественно, быстро обесцвечивалась солнцем и соленой водой, но и ее время от времени прокрашивали в те же цвета. Береговые братья дружно ржали над бабьей прихотью, и это ржанье помешало им понять, каким образом судно средних размеров может становиться практически невидимым в ясный день посреди пустынного моря. Так что способ охоты из засады, свойственный рыбе-мурене, перенял и корабль, а насмешки сменились суеверными шепотками про «беловолосую ведьму»...

В гости вместе с Бладом отправились все те же Питт и Волверстон, на «Медузе» не слишком привечали посторонних. Вопреки обыкновению, Блад сел на весла сам, в паре с Волверстоном. Вообще-то старшие офицеры старались не допускать капитана до подобных занятий – во-первых, не по чину, а во-вторых, пальцы хирурга следовало беречь от тяжелых работ. Хотя на всех кораблях Блада уже ходили другие врачи, нередко бывало и так, что капитан сам оперировал кого-то из раненых, матросы считали, что у него легкая рука. Но сегодня был особый случай. Бушевавшую в крови ярость и тревогу за Арабеллу нужно было куда-то выплеснуть, и тяжелая работа гребца очень для этого подходила. Питт, сидевший на руле, развернул двухвесельный ялик вдоль берега, в обход «Плясуньи» и «Прекрасной Катрин», Блад греб, поглощенный своими мыслями, так что мельтешение на пустынном берегу первым заметил Джереми.
- Капитан, нельзя ли мне ненадолго высадиться?
- Это еще зачем?
Джереми замялся, и в этот миг с берега донесся немного приглушенный расстоянием отчаянный визг.
- Там ее пес… Он, должно быть, ищет, куда делась хозяйка, и услышал знакомые голоса. Питер, позволь, я заберу его! Он же здесь пропадет.
- Собака на корабле? Ты с ума сошел? – сухо поинтересовался Блад. – О нем и тут неплохо позаботятся.
- Кто, Бишоп? Да брось. Представь, что скажет мисс Арабелла, когда…ммм… вернется и увидит, что Джинджера нет.
Питер уже был готов мысленно согласиться с этим доводом, но тут пес устал ждать и бросился прямо в волны.
От досады на очередную задержку Блад едва не сломал весло, несколькими мощными гребками подгоняя шлюпку ближе к месту падения.
- Нед, подержи меня за ноги! Ага, так. Да не кусайся ты, паршивец!
Джереми втянули обратно в лодку, с мокрыми до плеч рукавами, и вместе с ним втащили и пса, оказавшегося довольно увесистым. Вдобавок этот… четвероногий… друг… тут же отряхнулся, обдав всех в шлюпке фонтаном не слишком чистой воды, и бросился Питту на грудь обниматься и целоваться. Блад с большим трудом удержался от того, чтобы не взять свое разрешение обратно, только проговорил сквозь зубы:
- И ты отвечаешь за то, чтобы палуба была чистой. Если он где-нибудь нагадит…
Но тут пес повернул к нему острую мордочку и уставился ему в глаза.
Все-таки надо заводить кота. Наверно, эти элегантные и сдержанные создания не умеют смотреть вот таким вот взглядом раненого олененка.
- Эй, на «Мурене»! – крикнул Волверстон. – Капитан на борту?
- Поднимайтесь! – ответили сверху, спуская трап.

[ОК Команда капитана Блада]

Индейцы дали хозяйке «Мурены» весьма пышное прозвище – Госпожа Белая Лилия*, однако хорошие знакомые и деловые партнеры, к числу которых относился и капитан Блад, называли ее по английскому имени, Гвен**. Впрочем, никто не обещал, что это имя настоящее.

* «Госпожа» – значение древнееврейского имени Мириам – Мария – Mary. «Белая Лилия» - Шошанна - Сусанна – Susan
** Гин, Гвен – кельтские корни со значением «белый».

… Блад познакомился с ней у д’Ожерона. Тот устраивал нечто вроде вечера для узкого круга тех, кого считал более-менее своими… или просто нужными людьми. Блад пришел туда, чтобы протанцевать кое-какие ритуальные танцы перед Мигелем Бискайским*, опасным и очень влиятельным типом. Покойный Левассер, хотя и тот еще поганец, был поздним сыном того самого Левассера, губернатора Тортуги. Тот в свое время наворотил дел гораздо больших, чем успел сынок, но некоторых, в частности, Мигеля, никогда не задевал, и кое у кого из старой компании появились большие претензии к некоему Питеру Бладу. Заискивать и унижаться Блад не стал бы ни перед кем из них, даже если это стоило бы ему жизни, но, возможно, бурю удалось бы отвести обычным вежливым разговором.

* «На Тортуге жил еще один пират, по имени Мигель Бискайский, который столько награбил в своих походах, что счел за благо угомониться и больше в море не ходил. На острове Тортуге он считался самым главным лицом.» (А.О.Эксквемелин)

Подумать только, что еще полгода назад, только-только опомнившись после побега – вернее, триумфального отбытия, - с Барбадоса, он всерьез думал о том, чтобы остаться простым хирургом. Да, врачей на Тортуге ценили и берегли, его жизнь была бы в относительной безопасности, но уж очень неприглядной казалась зависимость от всех этих хищников. Не говоря уже о том, что врач не смог бы защитить того же Питта или Хагторпа, или остальных своих товарищей. В общем, вышло так, что, ухватив льва за хвост, было разумнее его оседлать, а не отпустить. Хотя лечить Бладу все равно нравилось больше, чем убивать, и мирная жизнь врача в Бриджуотере временами казалась недосягаемой мечтой.
- А что вы думаете о териаке*? Как бывший доктор? – спросил дОжерон, нечаянно угодив как раз в эту болезненную тему. Возможно, именно поэтому Блад высказался не уклончиво, как обычно, а более резко и прямо:
- По-моему, это шарлатанство. Королевский териак – это шарлатанство сложное и дорогостоящее, а териак для бедных – просто смертельное. Зная, что входит в состав, я никогда не стану его принимать или прописывать.*

___
* Териак — «противоядие Андромаха-старшего», врача Нерона, включало в себя около сотни ингредиентов, в том числе мясо гадюки; этот состав следовало выдерживать несколько лет. Был предусмотрен и «териак для бедных» всего из четырех компонентов: горечавки, кирказона, лавровых ягод и мирры. Рецепт Андромаха исчез из фармакопей только в 1908 году.» (Е.Глаголева, «Повседневная жизнь пиратов и корсаровАтлантики»)
* Хотя растение кирказон (другое название – голландская трубка, по форме цветка у некоторых видов) и используется в народной медицине, оно очень ядовито и непредсказуемо: человек может умереть через несколько лет после приема от медленного разрушения почек, токсической нефропатии. Народная медицина, как традиционная восточная, так и традиционная европейская, не всегда умеет определять неочевидные последствия от применения того или иного средства, поэтому не всем ее рецептам можно доверять.

Кое-кто из окружающих недовольно нахмурился – териак, действительно, был весьма дорогостоящим и известным средством, и ни продающим, ни покупающим слова Блада не понравились.
- Да, это верно, - неожиданно поддержала его незнакомая дама. – «Голландская трубка» - опасный и непредсказуемый яд. Я бы тоже не рискнула.
Так что неудивительно, что, выждав приличное время, Блад попросил губернатора представить его собеседнице. Та смотрела на него с таким же интересом:
- Так вы тот самый ученик де Риттера? И при этом хирург, и, говорят, неплохой.
- Тринити-колледж в Дублине, диплом военного хирурга, и… длительная практика, миледи.
- О да, можно представить. И что же, вы считаете, что универсального противоядия на самом деле не существует? А безоар?
- У меня он тоже вызывает сомнения. Мне приходилось слышать, что смесь толченого угля с сырым яичным белком иногда оказывается действенной, но только против определенных субстанций. Правда, есть еще средство Митридата Понтийского…
Глаза леди Гвен сверкнули.
- О да, - проговорила она радостно. – Вы что-нибудь знаете о его практическом применении? Расскажите!
- Должно быть, вы слышали эту легенду, как царь Митридат много лет принимал смесь всех известных ему ядов, но в очень небольших количествах, и постепенно увеличивал дозу? А потом не сумел отравиться, когда его царство было захвачено, и пришлось прибегнуть к кинжалу… В таком виде рецепт не сработает: многие яды начинают свое разрушительное действие, накопившись в теле. Это, например, свинец, мышьяк и некоторые растения. А некоторые яды, будучи смешаны друг с другом, становятся безвредными, хотя порознь каждый из них все так же смертоносен.
- Белладонна и калабарские бобы, - подсказала собеседница.
- Совершенно верно. И есть еще субстанции наподобие стеклянного порошка, к которым человеческое тело так же не способно привыкнуть, как к пуле или лезвию. Но некий старый ирландец рассказывал мне, что на самом деле Митридатово зелье готовится так…

[ОК Команда капитана Блада]

Леди Гвен мало кто назвал бы красавицей, но и слово «некрасивая» к ней совершенно не подходило, - к таким необычным лицам трудно подходить с обычными мерками. Не красавица, но очень светлая блондинка с белой кожей, на которой никак не сказалось яростное карибское солнце, и со светло-зелеными глазами, больше подходящими крупному хищнику. Сложно сказать, были ли у нее романы с кем-то из флибустьеров – Блад, во всяком случае, такого смельчака не знал. Хотя слухи о некоем английском адмирале все же возникали… Много лет назад Госпожа Белая Лилия предьявила свои права на группу небольших островов к югу от Эспаньолы, окруженных рифами и мелководьями, и, поскольку эти места в то время мало кого интересовали, сделала их своей базой. Там, на островах, до сих пор сохранилось одно из немногих мест, где несколько племен карибских индейцев жили более-менее свободно и не прятались по лесам, и с помощью леди Гвен понемногу выкупали из рабства остальных выживших соплеменников.
Конечно, не она первая придумала набирать корабельную команду из индейцев и беглых рабов любого цвета кожи. Достаточно вспомнить Монбара Истребителя, наводившего ужас на испанцев еще двадцать лет назад, но и сейчас вполне боеспособного. Карибов долгое время истребляли, как диких зверей, они прятались в самых глухих местах островов и вымирали от голода, так что любой, кто предлагал им выживание и даже возможность отомстить, становился для них избавителем. Нетипичным было другое. Блад, в качестве умеющего молчать посредника, участвовал в некоторых из ее торговых операций и знал, что на ее острова идут особые товары: орудия для земледелия и рыбной ловли, инструменты, изделия из металла, семена и совсем уж странные штуки, вроде колб, пробирок и даже увеличивающих стекол господина Ван Левенгука. А на продажу – для узкого круга покупателей, - Стеклянные острова выставляли очень ограниченное количество дорогих снадобий, называвшихся «индейскими», хотя обычные индейские племена ничего подобного не знали и не делали.
Говорили также, что у леди Гвен есть выход на братство симарронов, беглых черных рабов, которые всячески стремились досадить своим бывшим хозяевам, в первую очередь испанцам. Они нарочно называли себя «морскими маронами», в отличие от простых маронов, или марунов, которые жили везде, но редко собирались в более-менее организованные сообщества, особенно такие, как республика Кокпит-кантри. Симарроны не могли атаковать испанцев в открытую, но тщательно следили за ними и собирали всю информацию, какую могли добыть. Планы крепостей, пути, по которым отправляются войска или караваны с ценностями, время, когда эти караваны выходят… А потом продавали эти сведения английским и французским пиратам. Далеко не со всеми они соглашались иметь дело, но леди Гвен пользовалась у них определенным авторитетом. Последнее неудивительно: симарроны настолько ненавидели белых, что, получив такую возможность, превосходили в жестокости самого л’Оллонэ. То есть, чтобы иметь с ними дело, не подвергая свою жизнь большой опасности, нужна была особая защита, хотя бы в виде репутации.

Прекрасно оснащенная «Мурена» редко участвовала в пиратских рейдах, леди Гвен предпочитала заниматься контрабандой и меновой торговлей с индейцами островов или Мэйна. Впрочем, испанцы, которые несколько раз пытались высадиться в ее владениях или где-то поблизости, с целью устрашения индейцев и немногочисленных буканьеров, получали такой отпор, что быстро научились обходить тот район моря по большой дуге. Были еще и те захваченные галеоны… Ходили о Госпоже Белой Лилии и вовсе темные слухи. После того, как бесследно пропало несколько пиратских команд, проявлявших особую жестокость в захваченных селениях, в тавернах шептались, что это то ли ее дурной глаз, то ли дело ее рук. Хотя доказательств не было – ни единого живого, ни одного утопленника, даже ни одной дощечки с кораблей так и не нашли.

Капитанская каюта на «Мурене» была меньше, и обставлена не так роскошно, как на «Арабелле» или «Элизабет», зато лампы здесь горели ярче.
- Что у вас там стряслось, на западе? Мы как раз туда направлялись, вроде бы, там была резня и началась осада силами ямайской милиции...
Блад вкратце рассказал ей, что случилось в Кокпит-кантри, а Питт, с его исключительной памятью, перечислил имена погибших. Гвен согласно кивнула, услышав, что эта кампания имела своей целью выманить его, Блада, эскадру из Порт-Ройяла, и не проронила ни слова, пока гости во всех подробностях описывали похищение.
- Эль-Лагарто… - пробормотала она наконец. – В последнее время я о нем постоянно слышу. Джереми, подержите мне лампу.
В нижнем шкафчике оказались карты. Госпожа Белая Лилия вытащила одну из них, раскрыла футляр и разложила свиток на столе, прижав его края лампой, чернильным прибором и ножнами от кинжала.
Блад тщательно изучил рисунок, Питт, который так и держал слегка обсохшего Джинджера на руках, и Волверстон заглядывали ему через плечо.
- Если дон Мигель успел войти в пролив, то достать его непосредственно в крепости - задача непростая, - осторожно заметила Гвен.
- Ага, а во время урагана немного дует, - согласился Волверстон.
- И туда еще надо добраться. Леди Гвен, «Мурена» быстроходнее любого корабля из моей эскадры. Как вы отнесетесь… к фрахту?
Она подняла брови.
- Я не люблю посторонних на своем корабле. В вас и в ваших офицерах я уверена, но стоит взять на борт хотя бы пару десятков человек – и потом кто-то непременно начнет трепать языком в таверне.
- Прежде всего, мне нужно попасть туда самому и осмотреть место. Допустим, остальная эскадра пойдет следом…
Жестом она пригласила Блада продолжать.
- И еще… мне нужен ваш совет. Может быть, вы подскажете какую-нибудь важную мысль.
- Я была бы рада вам помочь, однако не знаю, как моя команда отнесется к такому серьезному риску. Эй, Том, - позвала она, открыв дверь, - мне нужны Ганнибал и донна Инесса.

Ганнибал, помощник капитана, ростом немного уступал Волверстону, но в ширину заметно его превосходил. Его черты носили явные признаки смешения всех трех рас, белой, черной и индейской, и кроме того были обезображены следами давних пыток – в свое время испанцы отрезали ему нос и уши. А при виде вошедшей вместе с ним донны Инессы, штурмана «Мурены», Волверстон встал первым, опередив даже капитана Блада. И привычно окаменел.

[ОК Команда капитана Блада]

Нэд всегда был самым ярым противником юбок на корабле, но нашлась управа и на него. Донна Инесса Мария Ремедиос, личность вполне легендарная, была та самая пленница Генри Моргана, захваченная в панамском походе, в которую знаменитый пират всерьез влюбился и которой добивался в меру своего разумения. То пытался подкупать ее драгоценностями, то запирал в сыром подвале, раздетую до тонкой рубашки, и морил голодом, но, тем не менее, силой ее брать не пожелал. Господа романисты непременно написали бы про это трогательную историю, как сила любви преобразила законченного негодяя, как он раскаялся, отпустил пленников и как это тронуло сердце красавицы. Или же про то, как подлый пират пал от руки некоего героя и спасителя, пришедшего на помощь в самый тяжелый час. …В жизни вышло не так. Прочим пленникам пришлось полной мерой пережить все страдания и гнусности пиратского плена, да и донне Инессе, стойко хранившей верность своему отсутствующему мужу и ненавидимой всеми остальными за свое особое положение, пришлось несладко. Блад, как и все остальные, знал только часть этой истории. Он про себя думал, что в этом испытании Морган-человек последний раз попытался сразиться с Морганом-пиратом, и оба в каком-то смысле потерпели поражение – остатки человечности при определенной профессии могут оказаться слишком большой роскошью. Когда юная испанка через третьи руки сумела занять у дальних родственников деньги на выкуп, монах, доставивший этот выкуп, предпочел отдать его за собрата-монаха, но Морган все узнал и все-таки отпустил свою пленницу на свободу. Ее злоключения на этом, разумеется, не кончились. Ее репутация была безвозвратно загублена, ее муж погиб в очередном поединке, пытаясь отстоять ее доброе имя, патер произносил гневные проповеди про блудницу, не пожелавшую искупить свой грех хотя бы деньгами. (Монах, которого пытались выкупить на ее деньги, погиб в плену, и этого ей тоже не простили.) В довершение всего кто-то пустил слух, что Морган рассказал ей, где именно зарыт знаменитый панамский клад. Оставшаяся безо всякой защиты донна Инесса только по счастливой случайности избежала второго похищения. Ей было некуда деться, разве что руки на себя наложить, но присущая ей сила духа не подвела и на этот раз. Она нашла Госпожу Белую Лилию, явившись прямо в ее ямайский дом, и предложила все оставшиеся у нее драгоценности - очень немногочисленные, - за кров и охрану.
Леди Гвен всегда умела слушать, и это располагало ее собеседников выговариваться до последнего слова. Разговор был долгим и непростым. Но в конце она заварила на маленькой жаровне перуанский шоколад, - ковш был рассчитан как раз на две чашки, - положила на стол звездный атлас и сказала:
- Если мир людей больше не кажется вам достаточно надежной опорой… Звезды не предают и не лгут, донна Инесса, и обычно не сходят со своих мест. Мой штурман уже немолод, ему тяжело выходить в море, и я ищу ему замену. Если захотите, он будет вас учить.
- В море… с вами?
- Да. Как вы переносите качку?
Испанка судорожно закрыла лицо руками, едва не опрокинув чашку, и какое-то время молчала. А потом опустила руки и залпом допила остывший шоколад.
Она оказалась отличным штурманом, то ли из-за природных способностей, то ли потому, что вложила все свои душевные силы в учебу. С панамской кампании прошло уже немало лет, но она оставалась все так же невероятно красива. Годы ее не трогали, как будто живая женщина превратилась в статую, и было в ее красоте нечто пугающее. С чужими она практически не разговаривала; с Бладом, союзником, и с его людьми, была вежлива и немногословна. То есть, выбор Волверстона оказался хуже некуда – если можно считать это выбором; конечно. Он даже не пытался, Боже упаси, ухаживать за донной Инессой, а на неизбежные подковырки друзей отвечал:
- Она не носит юбку. Она носит эти проклятые кожаные штаны, и, чума и холера на мою голову, этот проклятый мужской камзол…
И вот что ему на это скажешь?..

- Соберите команду и выясните, согласятся ли они, - велела Госпожа Белая Лилия, коротко обьяснив ситуацию. Ганнибал кивнул и вышел, а донна Инесса на мгновение задержалась:
- Освободить из плена? Не знаю, что ответит команда, но я всецело на вашей стороне, капитан Блад.
…Оставив «Элизабет» на Дайка и Хэйтона, а «Атропос» - на помощника Хоука и Хагторпа-младшего, Блад и его офицеры перебрались на «Мурену». Вместе с ними отправился и пес, устроившийся в каюте, которую делили Блад и Питт; леди Гвен не проявила восторга, но и не возражала. Только велела, чтобы за псом следили и не пускали свободно бегать по кораблю. «Элизабет», как самая приметная и вдобавок обладающая большей огневой мощью, должна была подойти к островам с востока и обстрелять какое-нибудь из пиратских поселений, «Атропос» ее страховала, а «Сент-Томас» и «Лахезис» шли на юг, прямо к Эль-Лагарто. Кроме того, Дайку и Хагторпу поручили до выхода в море получить аудиенцию у губернатора, все ему рассказать и передать отчет. Блад присовокупил к отчету краткое письмо, в котором сэру Томасу предлагалось считать, что он, Блад, либо продолжает выполнять предыдущее задание, преследуя испанских пиратов, либо находится в отставке, – как будет угодно господину губернатору. Тех членов команды, кто не пожелал рисковать головой за капитанскую невесту, высадили на берег, но, надо сказать, таких оказалось не больше десятка на всю эскадру. Припасы и воду погрузили с удивительной быстротой, работали всю ночь, и уже на рассвете «Мурена» отправилась в плаванье.

[ОК Команда капитана Блада]

Остров действительно напоминал изогнувшегося аллигатора, и крепость находилась примерно там, где «голова» переходила в «шею».
- Здесь мелководья и рифы, проход под контролем форта и береговых батарей вот отсюда, весь фарватер простреливается насквозь и днем, и ночью.
- Значит, атака с суши, вот тут, - показал Блад.
- Здесь сплошная скала, довольно крутая, - леди Гвен подчеркнула ногтем пометку возле края карты. – Весь подьем тоже под прицелом. А тут нечто вроде моста, судя по всему, дорога вот в этот городишко. Наверняка охраняется.
- Допустим, мы сперва выведем из строя форт, как в Картахене.
- Батареи, - напомнил Питт. – Пролив узкий, зоны обстрела перекрываются. Если бы устроить бомбардировку с той стороны…
- Скальный гребень защищает строения форта, даже если мы уговорим пушки стрелять вверх.
Госпожа Белая Лилия сидела, упираясь локтями в развернутую карту и положив подбородок на ладони. Блад невольно вздрогнул: это был один из обычных жестов Арабеллы. Женщина подняла на него мрачные глаза:
- И это еще не все… Один план нам не поможет. Надо знать, где ее держат. Здесь минимум шесть помещений, где можно поселить даму, с которой хорошо обращаются. И масса мест, начиная от подвалов, куда могли бы запереть простого пленника. Внутри наверняка охрана и вообще полно людей, найти ее самим за одну ночь невозможно.
За дверью раздался какой-то шум, и голос Волверстона сказал несколько слов, милосердно заглушенных дубовой доской. Вслед за тем в дверь постучали.
- Да, Нэд?
- Прошу прощения, миледи, капитан. Этот маленький паршивец улегся прямо под дверью, я об него споткнулся. Хорошо, в лепешку не раздавил. Джереми, возьми ты его, да и запри уж в каюте, а то еще кому подвернется.
Он сунул пса Питту и вышел, изобразив нечто вроде поклона.
- Бедолага, - Питт разместил зверя на коленках и потрепал висячие уши. – Как же ты нас тут нашел? На корабле столько разных запахов…
Он застыл и медленно выпрямился, и встретился взглядом с капитаном.
- Питер, ты думаешь о том же, о чем и я?
- Он мог бы найти ее где угодно. И у него больше шансов остаться незамеченным.
- Да, но как он потом приведет туда нас?
- Его еще нужно как-то доставить внутрь.
Госпожа Белая Лилия вскочила с места и зачем-то прихватила из плетеного блюда последнее оставшееся там яблоко (и Блад, и Питт любили яблок не только в цвету).
- Возможно, это и выход. Пойдемте. Кажется, есть один способ… сейчас узнаем, годится ли он. Джереми, ничего, если я попрошу вас пока что побыть с собакой на палубе?

…- Ууки? Ты уверен, что она справится?
- Сложно, да. Но она умная. Умеет работать вместе, да.
Низенький человечек, смуглый и бородатый, находился в постоянном движении, как ртутная капля. Во время разговора его руки непрестанно ткали сложную сеть жестов, взлетали то ко рту, то к вискам, то образовывали странные фигуры из пальцев.
- Ууки, красавица, - позвал он. – Иди к нам.
Блад посмотрел на вошедшую и несколько мгновений даже не знал, что сказать. К еще большему его удивлению, Госпожа Белая Лилия опустилась на одно колено и тоже изобразила рукой некий жест. Только сейчас Блад узнал язык глухонемых, распространенный на некоторых карибских островах. Ууки ответила ей тем же, и что-то добавила.
- Рада тебя видеть. Хочет карасоль*.
- Вот яблоко. Скажи, потом я принесу ей карасоль. Оури, спроси ее… ммм… слушай, а одеть ее как-то поприличнее нельзя?
- Платье надо, да. Хорошее платье.
- С платьем что-нибудь придумаем, и чепчик тоже, а вот с обувью что?
- Обувь не любит, но попросим. Такие… - Оури задумался. – Такие мягкие, как у детей. Тряпочные.
- Вроде пинеток?
- Во-во.
- Сколько нужно времени, чтобы подготовиться?
«Яблоко кислое. Хочу карасоль, - напоминая о себе, Ууки подергала леди Гвен за рукав. – Кто этот большой и красивый? Он хороший? У него есть карасоль?»
- Пять дней. Неделя. Собака, какая? От собаки зависит.
- Индейская, - сказал Блад и показал, какая именно. – Из тех, которые не умеют лаять. Ее хозяйка говорила, что очень сообразительная.
- Сейчас позову, сам на нее посмотришь. И Ууки посмотрит, правильно?
- Будет много шума, - Оури задумчиво потеребил бороду. - Лучше сначала карасоль.

*Карасоль – местное название анноны чешуйчатой. У плодов анноны нежная мякоть, напоминающая сладкие сливки. В общем, у Ууки губа не дура.

…- Как-то не по себе отправлять ее на такой риск, - пожаловалась леди Гвен, уже вернувшись в свою каюту. – Как будто ребенка посылаешь в разведку… Хотя для этого ее и учили. Для нее опасность меньше, чем для любого из нас. Даже если попадется, у нее ничего не станут выпытывать. Разве что подстрелить могут.
- Любого из нас могут подстрелить, - заметил Питт. – А уж если мы станем штурмовать это чудище в лоб…
- Он убьет Арабеллу, если увидит нас под стенами. Штурмовать нельзя.
- Иди-ка ты спать, капитан. Миледи, нету ли у вас какого-нибудь снотворного?
- А и правда. Сейчас намешаю.

[ОК Команда капитана Блада]

…Жизнь под одной крышей с полковником Бишопом никогда не была простой. Не стоило также думать, будто бы человек, считавший плетку основным инструментом управления людьми, никогда не пытался ее применить и в семейных делах. Мисс Бишоп потребовалась и железная воля, и нешуточные дипломатические способности, и тончайшее чутье на оттенки голоса, взгляда, смысла…Она понимала, что дядя ее побаивается, и что главной ее защитой служит спокойствие и достоинство. То самое, которое в тот первый и единственный раз помогло ей, тринадцатилетней сироте, внутренне замершей от ужаса, слегка поднять брови и с холодным удивлением осведомиться: «Это вы мне?» И рука с плетью медленно опустилась.
И только самой Арабелле было понятно, насколько эта защита хрупка и ненадежна.
Еще на корабле она попыталась подкупить приставленную к ней служанку-метиску, предложив ей в залог будущего выкупа свои серьги с маленькими изумрудами. Та отказалась, но проводила серьги жадным взглядом. В тот же день метиску высекли на палубе, привязав к пушке, и дон Мигель обьяснил Арабелле, что за любое ее действие, которое может быть истолковано как попытка к бегству, ответит служанка или кто угодно другой, кто сразу не донесет о происходящем. Стало быть, ее еще и подслушивали… Дама и служанка провели плохую ночь, лежа без сна в одной маленькой каюте и боясь пошевелиться или произнести хоть слово. Арабелла только один раз посмотрела на женщину очень сочувственно, и наткнулась на тусклый ненавидящий взгляд. Выгнать ее из каюты Арабелла не могла, но про себя твердо решила, что на берегу будет по возможности обходиться без ее помощи
…Но, если с корабля еще можно было бежать на шлюпке (Джереми как-то проговорился об одном из приключений Питера, что, собственно, и подвигло Арабеллу на неудачную попытку), то куда денешься с острова, населенного врагами?

- Вот сюда, мисс Бишоп, - сказал другой испанец, открывая перед Арабеллой и ее охранниками узорную решетку. Он выглядел ровесником дона Мигеля, если не старше; резкое сухое лицо обрамляли прямые волосы, темные вперемешку с седыми. Лицо этого человека показалось ей смутно знакомым. Только когда он слегка ей поклонился, она представила его без этих седых прядей и вспомнила по-настоящему.
- Хайме?
- Дон Хайме де Фалькес Фигероа, кабальеро из Арагона, - слегка поклонился он.

… Все подарки шли только морякам команды «Прайд оф Девон», и Питеру Бладу это казалось естественным, но, к своему удивлению, он увидел вдруг, что какая-то дама положила несколько бананов и пучок сочного сахарного тростника на плащ, служивший одному из его пациентов одеялом. Даму, изящно одетую в бледно-лиловый шёлк, сопровождал негр, тащивший большую корзину.
Питер Блад, без камзола, в одной рубашке с засученными до локтей рукавами и с кровавой тряпкой в руке, пристально глядел на эту даму. Словно почувствовав его взгляд, она обернулась. Блад увидел улыбку на губах Арабеллы Бишоп.
— Этот раненый — испанец, — сказал он, словно пытаясь исправить возможное недоразумение, и в голосе его едва заметно прозвучала нотка злой иронии.
Улыбка сошла с лица Арабеллы. Её брови нахмурились, лицо приняло надменное выражение.
— Я знаю, — сказала она. — Но он, кажется, тоже человек.

Арабелле пришли в голову несколько реплик, но она усомнилась в их уместности. «Рада, что вы живы, я думала, вы погибли во время нападения на Бриджтаун» - звучит несколько бестактно, к тому же, учитывая его участие в похищении, девушка уже не была так уверена, что она рада. Поэтому она ограничилась вежливой, ничего не значащей улыбкой. Судя по бесстрастности дона Хайме, она поступила правильно.

…В ту ночь в Бриджтауне раненых испанских пленников сначала нашли в госпитале и захватили с собой матросы с «Синко Льягас», а потом корабельные шлюпки были разбиты меткими выстрелами канонира Огла. Все испанцы, кто не погиб на месте, доплыли до берега, но там их не ждало ничего хорошего. Горожане, разьяренные смертями, насилиями и разрушениями, были единодушны, и на сей раз губернатор Стид не стал им возражать. Повесили всех, не разбираясь, кто участвовал в ужасных событиях, а кто нет, так что труд лечившего их Питера Блада пропал напрасно.
Дону Хайме повезло, или, как он предпочитал думать, Провидение его за что-то помиловало. После ранения он был еще слишком слаб и потерял сознание, едва успев отойти от госпиталя; ночью никто не заметил его отсутствия. До следующего вечера он провалялся в кустах, потом его нашли двое товарищей, которых забыли в госпитале, потому что они лежали в другом бараке. Вместе они выбрались с острова на старой рыбачьей лодке, и в море их подобрал испанский фрегат.

Через несколько дней дон Хайме навестил Арабеллу в ее заточении. Он принес несколько бананов и пучок сахарного тростника, живо напомнивший Арабелле про Барбадос. Дочери плантаторов никогда не ели сахарный тростник, это было лакомство простолюдинов… но если за проворной семилетней барышней не слишком строго следить, у нее могут появиться кое-какие маленькие секреты. Но, конечно, каталонский идальго хотел сказать своим подарком нечто другое.
- Дон Хайме, известно ли вам, каковы дальнейшие планы дона Мигеля? Что он намерен сделать с моим женихом?
Тот тяжело промолчал, что само по себе было ответом.
- Но ведь Питер сохранил ему жизнь!
- Мисс Арабелла, я удивляюсь вашей наивности. Педро Сангре виновен в смерти его брата. Он не раз обманом побеждал дона Мигеля, и из-за него вся ветвь семьи де Эспиноса-и-Вальдес оказалась в опале. В последнем бою он наголову его разбивает, топит два корабля и отпускает побежденного противника, перед этим публично над ним посмеявшись. Ваш жених действительно считает, что вот это – милосердие, и что ему будут за это благодарны?
- Но, дон Хайме… Не знаю, замечали ли вы, насколько пристально дон Мигель следил за Питером и сколько сведений собрал о нем за последнее время... когда я это поняла, мне стало не по себе.
Судя по сардонической усмешке, дон Хайме все это знал, и без труда мог угадать не произнесенное Арабеллой слово – «одержимость».
- Неужели он так и не понял, что сам вызывал на себя все эти беды? Капитан Блад не убивал его брата, и не желал его смерти. Не Блад преследовал его по всему Карибскому морю, но сам он раз за разом испытывал судьбу, и терпел поражение. И каждое новое поражение увеличивало счет, за который необходимо мстить…
- Мисс Арабелла, вы не понимаете… Гордость, честь и долг чести – это то, чем живет истинный испанский идальго. И благодарность, и верность, и месть тем, кто ее заслужил – это те опоры, которые нельзя отобрать у идальго, пока он жив.
- Благодарность? Но Питер лечил вас и ваших товарищей….
- Да, я ему благодарен, - признал дон Хайме. – И за лечение, и за то, что он один из немногих обращался с нами по-человечески… Впрочем, горожан тоже можно понять. Они видели эту войну вблизи, а Блад в то время был лишь наблюдателем, которого эта вражда никак не коснулась. Простым людям в захваченном городе угрожает больше бед, чем, к примеру, рабу на плантации. Или, напротив, таким, как вы, мисс Арабелла.
- Вы имеете в виду, что мне несложно было быть к вам доброй? – прищурилась Арабелла.
Дон Хайме вздохнул.
- Я помню ту гневную отповедь, и какой несправедливой она мне показалась. У вас на плантациях трудились сотни человек, тоже люди, как вы изволили выразиться. Вам же не пришло в голову угощать их фруктами или как-то облегчать их участь? Хотя бы запретить забивать их насмерть? Конечно, ваш дядя был бы в ярости. И конечно, благородные дамы не вмешиваются в дела плантации, на это есть управляющие и надсмотрщики, но тогда уж и речи излишни, не правда ли? Особенно перед человеком, которому ваш гнев мог стоить жизни.
Чувствуя, как ее щеки горят от непрошенного румянца, она сказала:
- Я не сержусь на вас, дон Хайме. Я понимаю, вы злитесь на меня, потому что сами хотели бы мне помочь – а это не в вашей власти. Вы не можете предать свой долг или обмануть того, кто вам доверяет, и это не дает вам проявить милосердие, к которому вы, очевидно, склонны. Что ж… связка бананов и честные слова – это тоже немало. Спасибо.
Дон Хайме сжал зубы, низко ей поклонился и вышел.

[ОК Команда капитана Блада]

- Педро, смотри-ка, какая куколка, - один из часовых подался вперед, рассматривая очень низенькую барышню в кружевном платье, митенках и чепчике, которая чинно поднималась к воротам, ведя на длинной цепочке остромордую рыжую собаку.
- Да ну. Должно быть, дон Мигель взял для своей пленницы новую служанку. Негритянку, из этих… пигмеев. Смотри, как она косолапит. Эй, красотка, ты куда идешь?
Он попытался заглянуть ей в лицо, барышня хихикнула и кокетливо прикрылась веером. Но увиденного оказалось достаточно.
- Феее, да ей лет сто! Темнокожая и вся в морщинах. Ну что ж, во всяком случае, добродетель этой сеньориты явно в безопасности…
В этот момент собака неожиданно рванулась к двери, служанка упустила цепочку и с горестными подвываниями пустилась вслед за питомцем. Часовые, смеясь, вернулись на свой пост – маленькое происшествие весьма удачно разбавило однообразие караульной службы…

Арабелла прижалась лбом к зеркалу. Еще один день… Она отчаянно хотела увидеть Питера, и так же отчаянно боялась, что, вопреки благоразумию, он явится за ней в это гадючье гнездо и попадет в лапы дона Мигеля.
Хотя, конечно же, он явится. Если будет жив.
Она утешала саму себя, как напуганного ребенка, и даже обняла себя за плечи, как будто это могло помочь. Ей недоставало… хоть кого-нибудь. Слава Богу, что Франческа не попала в плен вместе с ней, здесь служанке грозило нечто гораздо худшее, чем самой Арабелле, и все же… Очень страшно быть одной среди врагов.
Хоть бы Джинджер оказался рядом. У этого пса мужества хватало на десяток львов.
И тут из-под узорной решетки, перекрывавшей коридор, высунулся острый рыжий нос.
В полном оцепенении она опустилась на колени и смотрела, как пес, извиваясь, проползает в небольшую дырку, впору разве что кошке. Она даже ущипнула себя за плечо, убеждаясь, что это не сон, но тут Джинджер все-таки пролез и с разбегу бросился к ней на руки, и так вылизал ей все лицо, что сомнений в реальности происходящего у нее не осталось. Целуя и обнимая его, она, к счастью, удержалась от вскрика, так что, если бы кто-то и слушал, что у нее происходит, он вряд ли смог что-то понять.
Наконец она отпустила пса – тот, в полном восторге, свалился на бок, колотя хвостом об пол, и положил голову на ее ладонь, - и задала себе главный вопрос, откуда он взялся. И не нашла другого ответа, кроме того, который разом вернул ей надежду: Питер где-то рядом. Все будет хорошо.
Арабелла еще раз погладила Джинджера и чуть не заплакала от умиления, увидев на нем новый ошейник, как раз такой, о котором они говорили на вечере у губернатора. Широкий кожаный ошейник с начищенными медными бляшками. На самой большой бляхе была выбита кличка… ка-ак? С каких это пор он «Меркурий»? Ни Питер, ни Джереми не могли быть настолько невнимательны…
«Вестник богов», - всплыла в ее голове фраза с того самого вечера. Вестник?! Непослушными пальцами она ощупала бляшку, и та вдруг раскрылась, как медальон.

Буквы прыгали перед глазами, никак не складываясь в слова, и Арабелла от волнения никак не могла сообразить, что записка написана по-французски.
«Любовь моя Магдалена, - гласила записка. Арабелла вдохнула полную грудь воздуха, досчитала до пяти и перечитала. Увы, именно это возмутительное обращение там и стояло. – Изнывая от тоски, я вопрошаю свое сердце: где моя любимая? На каком небе искать ее? Что она видит из окон своей башни из слоновой кости, полуденное ли светило, Полярную ли звезду? Думает ли обо мне? Какой путь приведет меня к ней, тот ли, что струится по заколдованному лесу, тот ли, что карабкается на залитые солнцем скалы? Стерегут ли ее мрачные воины непреклонного отца? О, радость всего моего сердца, как я хочу тебя увидеть!»
«Что за чепуха! - девушка рассеянно потрепала Джинджера по ушам и поискала глазами что-нибудь вроде миски, куда можно налить ему воды. – Как Питер мог это написать?»
Миски не нашлось. Она выложила из тарелки бананы, налила из кувшина воды и предложила псу, и, пока тот лакал, перечитала записку еще раз.
Почерк был похож – насколько похож может быть почерк в обычном письме, написанном приличным пером на хорошей бумаге, и почерк в записке, где буквы теснятся на строчках, а строчки налезают друг на друга. Но как?...Но зачем?.. И что это еще за Магдалена вместе с ее непреклонным отцом?!
В коридоре что-то зашуршало, как будто кто-то нажал на ручку двери. Арабелла вздрогнула и наклонилась, бессознательно попытавшись закрыть и Джинджера, и записку от постороннего глаза. Больше ничего не случилось, так что она с облегчением вздохнула и опустила руку, вскинутую к груди.
А может, это просто шифр, на случай, если пса поймает кто-то другой, и все обнаружится? Так. Еще раз. О чем это вообще написано? Любит и скучает… ах да. Где любимая? Да вот она, в башне и под замком, что за глупые вопросы. Погодите-ка, это ей самой известно, что она в башне, с юго-западной стороны крепости… и видит в окно полуденное и закатное светило. Так он об этом и спрашивает? Путь, который приведет его к ней… Путь, который приведет его к ней! Но как же она сможет ответить?
Она рассеянно дотронулась до какой-то маленькой вещицы, лежавшей на ковре недалеко от ее руки, и удивилась гладкому полированному дереву. Это же новомодный графитовый карандаш, только маленький! Должно быть, Питер предположил, что у нее нет никаких письменных принадлежностей, и позаботился еще и об этом. А бумага? Оборотная сторона записки, вот какая бумага. Должно хватить. Как же это написать – да, стерегут, но не под дверью, а в коридоре; направо после лестницы, в узкую дверь; под окном стена и поверх стены вид на залив и на край леса… Арабелла положила листок на стол, бисерным почерком вывела «Любезнейший мой Джулиан! (Вот тебе за Магдалену. Не нашел другого имени.) Я на третьем небе от твоей любви, и пусть днем и ночью подстерегают нас вечные близнецы, чужие Гордыня, Ревность и Злоба…» и задумалась над следующей фразой. В коридоре опять что-то зашуршало и упало. Торопливо, путаясь в словах, пытаясь уместить на маленьком листке все необходимое, она закончила записку и поспешно спрятала ее обратно в собачий ошейник. И что делать дальше?...
С противным скрипом решетка отворилась. Не показалось. И что она будет говорить часовому про собаку?
Все мысли вылетели из головы, когда она увидела вошедшую. Косолапая карлица в нелепом, косо сидящем платье и сьехавшем набекрень чепце, из-под которого сверкали темные глаза. То ли безумица, то ли… Арабелла бы ее испугалась, если бы не Джинджер, который радостно завилял хвостом, и сразу стало понятно, что это – друг и что она, возможно, пришла не просто так.
- Кто ты, милая? – ласково спросила Арабелла, забыв, что ее могут подслушивать. – Чего тебе надо? Кто тебя послал?
Карлица топталась на месте, настороженно изучая девушку, потом огляделась и схватила со стола банан.
- Ешь на здоровье. Вот, возьми еще, - дать бы монету, но монеты не было.
Решетка, которую оттолкнули пинком, с грохотом ударилась в стену коридора, и в комнату ворвался разъяренный дон Мигель. Карлица испуганно сьежилась и спряталась за Арабеллу, а пес, напротив, рванулся разбираться со злобным чудищем… когда бы Арабелла не успела наступить ему на цепочку.
- В чем дело, дон Мигель? Вы, вероятно, забыли постучаться? – и его разьяренное:
- Что еще за…? – прозвучали одновременно. И тут карлица совершила нечто совершенно неправдоподобное. Она схватила со стола остальные бананы, и, как Арабелле показалось в первый миг, села на пса верхом, а на самом деле, обхватила его ногой, - и одним прыжком ловко проскочила между завитками оконной решетки, протащив и Джинджера. Перепрыгнула на ближайшую ветку акации, а оттуда – на стену, и исчезла из вида.

Дон Мигель де Эспиноса, весь красный, с открытым ртом и донельзя выпученными глазами, был похож на омара, убитого молнией. Арабелла не смогла сдержать истерического смеха, но, по счастью, успела закрыть лицо руками и выдать это за более подобающие моменту визг и рыдания. Вызванная служанка обрызгала ее водой, сунула нюхательных солей, и успевшая собраться с мыслями Арабелла в ответ на расспросы замирающим голосом проговорила:
- Я-ааа не знаю, что это было… Я думала, это вы прислали… новую служанку… негритянку… с собачкой…я наклонилась погладить собачку, а она… оооо… Это была ведьма, да? Ведьма?! Она улетела в окно верхом на собаке! Я боюсь!
Тут ей снова пришлось закрывать лицо.
- Замолчите, вы, - рявкнул дон Мигель, а примчавшийся снизу дон Хайме успокаивающе похлопал ее по руке и подал стакан воды.
- Успокойтесь, мисс Бишоп. Это просто обезьяна. Иногда они передразнивают людей. Наверно, она где-то украла платье и увела собаку. Жаль, что она убежала, это могло быть забавное зрелище.
- Меня это не позабавило, уверяю вас. И вот что, велите навесить сюда дверь, и понадежнее..

[ОК Команда капитана Блада]

- Вы напрасно кормите его со своей тарелки, Питер. Соленое им вредит.
Пес, напротив, принимал знаки внимания как должное.
- Собаку трудно наградить как-то иначе. Я могу заказать ему ошейник из чистого золота, но вряд ли он это оценит, не так ли?
- Поверьте, животным нравится быть умными и осваивать что-то новое. А собаки еще и любят хозяев, так что, когда они понимают, чем могут порадовать своего человека, это тоже счастье в их понимании.
Оури кивал в такт ее словам, одновременно поправляя вилку в пальцах Ууки.
- А обезьяны?
- Она называет себя «человек», как и всех остальных обезьян, умеющих «говорить».
- А диких?
- «Грязная черная обезьяна», - хмыкнул Оури и поднялся из-за стола. – Пойдем, красавица. Сделаем людьми еще немного обезьян.
Когда за ним закрылась дверь, леди Гвен обернулась к Бладу.
- Моя задача – обеспечить безопасный выход «Мурены» из этих вод, когда мисс Бишоп будет уже на борту. Оури займется подготовкой – думаю, что бездействие форта в нужную ночь он обеспечит. Питер, я могу предположить, что план у вас уже есть. Как собираетесь действовать вы?
- Это рискованно, - признал он. – Но это лучше, чем просто сдаться.
И рассказал, что собирается сделать, и какой помощи хочет от нее.
Выслушав его план, леди Гвен долго молчала.
Молчала.
Молчала.
Потом с некоторым усилием расцепила зубы и сдержанно произнесла:
- Будет чудо, если вас не схватят.

Комендант форта навел подзорную трубу на край леса. Там по кронам неслась и вопила стая обезьян. Они промчались над убранной лестницей, совсем недалеко от укреплений и даже зашвырнули внутрь несколько плодов, похожих на небольшие дыни. Комендант поглядел на это безобразие и приказал выкинуть его за отхожее место. Плоды растрескались от падения, текли и капали соком, и сок этот пах так одуряюще и одновременно так мерзко, что за нужником проклятым фруктам было самое место.
А вот муравьям они нравились, хотя это дерево встречалось на Эль-Лагарто очень редко…. Муравей-разведчик слизал каплю сока с камней далеко внизу, и отнес ее в муравейник. Полосатое брюшко чертило по камешкам и песку невидимый пунктир, указывающий всем остальным добытчикам, куда нужно идти за вкусной едой. Добытчики присоединялись друг к другу, запах сока не ослабевал и выше, и выше… ну а что значит подьем по голой скале для цепких муравьиных лапок? Пару лишних часов, не больше. Зато там, наверху, желанных плодов оказалось так много…

- Мои ученики были бы королями у диких обезьян, - сказал Оури, отчищая шерстку очередной длиннохвостой зверушки от пятен сока. Очень тщательно, потому что никого не обрадовал бы внезапный муравьиный десант на палубе. Ни гарнизон форта, ни те, кто дежурил на береговых батареях, совершенно точно не обрадовались. – Знают, чего хотят. Умеют придумать новую забаву. Те и бегут за ними. Все как у людей.
- Вам помочь? – спросил Джереми, наблюдая, как обезьянка, растянувшаяся на коленях у Оури, блаженно жмурится и зевает широким бледно-розовым ртом.
- Не надо. Меня любит. Тебя может укусить. Хочешь расскажу, как научить собаку задирать лапу только у шпигатов?
Джереми усмехнулся, кивнул и невольно оглянулся на капитана, который уже не первый час проводил у мишени на шканцах, осваивая новое оружие.

[ОК Команда капитана Блада]

…Двухвесельный ялик низко сидел в воде, как будто тяжело нагруженный. Дон Мигель запретил своим людям покупать рыбу и все прочее у местных, теперь еду для крепости брали только в городе, у проверенных торговцев. Но рыбаки все равно ее предлагали, надеясь, что этот запрет долго не продержится.
- Гребите отсюда, - крикнул со стены начальник караула. – Ничего брать не будем.
Мулат в соломенной шляпе, сидевший на веслах, ответил бессмысленным «ыыыыы» и тупо уставился вверх, увлеченно ковыряя в носу. Второй тип, жилистый и тощий, помотал нечесаной головой:
- Чего? А, рыба… Не, мы не с рыбой. Мы это… того… за наградой.
- Что?!
Тип помахал в воздухе каким-то желтым листком. Начальник караула пнул дрыхнущего мальчишку-негритенка и велел ему спуститься на берег. Сам же продолжал зорко поглядывать вокруг, хотя вряд ли английские собаки станут нападать средь бела дня. Скорее, какая-нибудь привычная неприятность - проверка из крепости, или те же муравьи колонной набредут. Они, видно, роиться начали, на днях в форте всех перекусали, потом на батареях шороху навели. А кусаются, заразы, больно, вроде москитов-«рогадос», каждый укус – будто углем обожгло…
Негритенок протянул ему потрепанный листок. Это было старое письмо на испанском, без конца и начала, где шла речь о вознаграждении за голову «этого мерзавца, именующего себя Педро Сангре».
Педро Сангре?! Сделав знак часовым, чтобы те держали берег под прицелом, начальник караула заторопился вниз.
- Вот тут все написано, - гордо сказал тип, ткнув в бумагу. – Восемьдесят тысяч испанских реалов, bien? Вон там он, ваш капитан Сангре, - и он махнул рукой в сторону лодки. - Как только мы загребем свои денежки, так сразу ваш адмирал его и получит. Пошли за ним побыстрее, а то как бы этот ублюдок не окочурился… Ты, орясина дурная, оттабань дальше, не видишь, сейчас об камень стукнет. Не понял? Щас как дам по башке! Греби, греби вон туда, все, бросай якорь. Якорь, говорю, бросай! Ур-род.
Начальник караула на всякий случай внимательно поглядел на сидевшего в лодке – не синие ли глаза. Нет, бледно-голубые и бессмысленные, как у младенца. И волоски на руках белые, а Педро Сангре черноволосый, это все знают. На голову-то можно и парик надеть, а всю эту шерсть поди-ка перекрась. Ну а этот тип и вовсе на Блада не тянет, рост не тот.

[ОК Команда капитана Блада]

Дон Мигель де Эспиноса не заставил себя ждать и появился на стене, не прошло и четверти часа.
- Где он? – нетерпение важного человека грозило перейти в гнев. – Что за шутки, болван?
- Господин адмирал, господин адмирал, он в лодке, связанный, bien? Но ваша милость обещала награду за поимку. Это опасный, опасный мерзавец, ваша милость, мы очень рискуем. Если его дружки узнают, нам несдобровать. Но Барт сказал – его милость будет рад, он обещал, он даст нам денег, и мы сразу уберемся отсюда, bien? Барт – это наш вожак, ух и головастый мужик. Он сразу узнал этого типа, Сангре, хоть тот и переоделся простым буканьером, Барт и сам хитрый, не обманешь.
- Где вы его поймали?
- Ваша милость думает, там таких еще пяток остался? – Белобрысый гнусно захихикал. – Не-не, он там один шлялся, вынюхивал что-то. Может, встречался с кем, но не в кабаке, эт’точно, мы бы знали. Так что насчет награды, ваша милость?
Дон Мигель сделал знак, чтобы ялик подогнали к берегу и что-то негромко сказал одному из своих спутников. Тот исчез в крепости.
Вытащить связанного из ялика белобрысый бы не сумел, но его напарник-придурок как раз для такого дела и годился. Он взял парусиновый куль на руки и вынес его на песок, шлепая по мелководью босыми ногами. Белобрысый засуетился с завязками.
- Вот, - гордо сказал он, наклонился и откинул в сторону край парусины.
- Матерь Божья, - тихо сказал кто-то за спиной адмирала. Кто-то менее благочестивый громко сглотнул и задышал, подавляя рвотный спазм.
Нет, мертвецом знаменитый пират еще не стал; зловоние и стайка мух, взлетевших с окровавленной материи, были скорее авансом на будущее. Не слишком отдаленное будущее. Лицо, разукрашенное застарелыми синяками, вполне опознавалось если не с первого взгляда, то хотя бы со второго-третьего, хотя знаменитые синие глаза были закрыты. Темные волосы от грязи и крови слиплись сосульками.
- И что, он так легко позволил себя захватить? - поинтересовался адмирал.
- Дык, это, - тип еще повозился с парусиной, как будто отлеплял ее от чего-то, - вот.
И, открыв грудь капитана Блада, показал главную рану.
- Ага, насквозь, - довольно кивнул он. – После этого Сангре и свалился. Ну да мы все равно заковали его как следует, а то мало ли… Я говорю – Барт, сохрани свою шпагу, потом будешь детям показывать, bien?Адмирал, ведь этот паскудник – живая легенда, а?
- Ничего, этих легенд на Тортуге еще достаточно.
- И то, - повеселел белобрысый. - Де Граммон, Пьер Легран, Бартоломью… Эх, если бы всех переловить, то-то бы знатная была пожива. А ну без фокусов!
Раненый у его ног скорчился в судороге, и белобрысый ловко пнул его в бок.
На стене отчаянно закричала женщина.
- А, мисс Бишоп, вы очень вовремя, - повернулся к ней дон Мигель. Его глаза загорелись безумным торжеством, губы приоткрылись в гримасе отвратительного возбуждения. – Кажется, вы скучали по своему жениху? Вот, посмотрите на него хорошенько. Запомните его таким вот красавцем, понюхайте, чем от него пахнет. Как это справедливо – сдохнуть на глазах любимой женщины, правда, дон Педро? Ты всегда побеждал потому, что сражался с трусами и глупцами, ты выучил пару трюков, и их хватало, чтобы дурить голову безмозглым баранам, но цена твоей фиглярской славы – один плевок!
Всхлипнув, Арабелла отчаянно бросилась на дона Мигеля, попытавшись схватить за горло; он без труда перехватил ее тонкие руки, и оттолкнул девушку в сторону караульных.
- Испанка никогда не опустилась бы до вульгарной драки, - бросил он презрительно. – У испанки был бы нож – для врага, или для того, чтобы закончить свою жизнь достойно. Вам же этого достоинства не положено.
- Оп! Вот же упрямая паскуда, - белобрысый крепко надавил ногой на шею Блада. – Трепыхается еще. Адмирал…
- Выдайте ему деньги, - кивнул дон Мигель. – И…как там тебя?
- Херреро, - с надеждой подсказал белобрысый.
- Выпей за погибель всех моих врагов, Херреро. Потом расскажешь, что пил с самим доном Мигелем-де-Эспиноса-и-Вальдес!
Слуга налил дону Мигелю бокал, а белобрысому отнесли бутыль и стакан.
- Дык я бы это… нам же еще обратно грести, мы бы лучше с дороги…
Дон Мигель поднял брови, и белобрысый, осознав, что его поведение оскорбительно, поспешно закивал:
- Да, адмирал, мы же за вас, адмирал… Ура!
- Это вино тебе на пользу не пойдет, - прохрипел из-под ног обреченный пират.
- Ты, сладенький, о себе побеспокойся, а уж я как-нибудь сам справлюсь.
И, едва ли не пританцовывая, прижимая к животу мешок с наградой, прыгнул в ялик.

- Вы сможете втащить его здесь?
- Боюсь, помрет, если его через плечо перекинуть. А с носилками тут не развернешься.
- Так. Вон ты – иди в госпиталь за носилками. Ты, ты, ты и еще вон те бездельники – разобрать большой вход, где пушки вкатывали. Этого занести на носилках, вход замуровать обратно. Если кто-то скажет «маньяна», повешу на воротах. Все всё поняли? Жиииивоооо!
Чья-то жесткая рука опустилась на лоб Блада, потом пощупала пульс на виске и за ухом.
- Что, сколько он еще протянет? – негромко спросил адмирал.
- Сейчас у него сильный жар, - ответил сиплый голос. – Начнет помирать, жар исчезнет. Несколько часов самое малое, может, до за… до того утра, или даже до вечера.
- Ничего, он живучий. Дон Хайме! Что вы делаете?
- Нужно отвести пленницу в ее комнату, - сказал тот очень спокойно. - Я наливаю ей воду, чтобы она пришла в себя.
Адмирал забрал у него стакан и с силой выплеснул его женщине в лицо.
- Она уже пришла в себя, вы что, не видите? – зло усмехнулся он. – Увести ее. Нет, не вы, мой друг, вы останьтесь. Хорхе, ты тоже. Отправляйся в поселок, дай знать, чтобы повсюду разослали гонцов, усилили береговые патрули и были наготове, пираты могут высадиться в любом месте. Все, ступай. Дон Хайме, я хочу, чтобы вы передали отцу Луису, пусть всё приготовят для костра. Пусть все увидят, как этот грязный пират, столько лет глумившийся над испанской короной, этот подлый еретик, выдающий себя за католика, умрет. Всё должно быть готово к полудню, думаю, он доживет до этого времени… так что мы еще успеем немного с ним побеседовать.
- И, - добавил он, - пошлите лодку следом за этим придурком. Через полчаса ему будет уже не до вёсел. Ялик утопите, деньги привезите обратно. Еще не хватало, чтобы он начал болтать о своих подвигах.
Дон Хайме оглянулся вокруг; все солдаты уже удалились по своим делам. Пират неподвижно лежал под стеной в пыли, как брошенная марионетка, двое караульных стояли рядом с ним.
- Намерены ли вы оставить мисс Бишоп в живых? – тихо спросил он. – Пирата вы поймали, цель достигнута. Вы можете отпустить ее, или назначьте за нее выкуп…
- Меня не интересуют деньги, - холодно ответил дон Мигель. – Счастье от мести нельзя обменять на золото.
- Эта женщина – просто орудие вашей мести, и месть уже осуществилась. Ей не за что расплачиваться. Она не сжигала города, не топила корабли, никому не причинила горя. Испанский дворянин не может воевать с женщинами.
- Имя этой шлюхи было написано на борту бывшего корабля моего брата. Она принадлежала этому негодяю. Может быть, она носит его выродка. Конечно, я могу передоверить решение суду его величества, отправить ее в Испанию, но ее могут отбить по дороге, мы напрасно потеряем людей. Ну а если корабль все же дойдет, там ее все равно ждет костер, как еретичку. Нет, я сам решу ее судьбу.

[ОК Команда капитана Блада]

- Сюда его, - скомандовал старший.
Блада затащили в камеру и не особенно осторожно свалили с носилок на пол. Тот оказался не каменным, как можно было ожидать, а тошнотворно-мягким. Смрад, ударивший в ноздри, не оставлял никаких сомнений, и бывший каторжник судорожно дернулся всем телом.
- О, глянь-ка, узнал, - заржал один из державших носилки.
- Это солома из трюма невольничьего корабля, - назидательно обьяснил первый. - Дон Мигель нарочно велел ее принести, он сказал, что ты должен был на ней сдохнуть – и сдохнешь. Тебя вместе с ней отнесут на костер*, так-то.

*Сжечь на мокрой соломе означало продлить казнь и сделать ее более мучительной.

После чего они, хвала Провидению, наконец-то вышли из камеры, оставив Блада в относительном уединении. Относительном – потому что двери в камере не было, только запертая решетка, позволявшая в любое время видеть, что делает заключенный.
- Что он там бормочет? – спросил один из тюремщиков.
- Просит побольше света.
- Обойдется, - и старший затушил ближайший факел, укрепленный напротив камеры. – Никаких последних просьб. Сменяетесь каждые два часа.

Пол камеры был немного ниже, чем пол коридора, поэтому без ближнего факела здесь, действительно, воцарился сумрак. Первое время сторожа оборачивались на каждый шорох соломы и звяканье кандалов, но через какое-то время им это надоело. Они вполголоса обсуждали последнюю новость – что люди дона Мигеля нашли пустой ялик, и мешок с реалами на дне, но трупов не видели – только шляпа плавала на волнах. Должно быть, белобрысого начало рвать, он перевесился через борт и выпал в море, а придурок полез его вытаскивать. Надо поглядеть, не всплывет ли в заливе какая-нибудь дохлая акула…
Тот, кого считали почти мертвым, приподнял голову. Убедился, что на него не смотрят, подтянул к груди колено и прижал цепь, чтобы не брякнула некстати… и аккуратно развинтил соединение, замаскированное ржавчиной и слоем грязи.
Браслеты от кандалов остались на его запястьях и щиколотках, но теперь их не соединяла ни цепь, ни стержень. Стержень, кстати, тоже оказался не сплошным – одна из его частей отделилась, становясь короткой духовой трубкой. Сложнее всего оказалось вставить стрелку, Блад еще не привык делать это на ощупь, а пораниться об этот наконечник ему совершенно не хотелось.

(- Духовая трубка? Сарбакан? – удивленно переспросил Блад. – Но он больше ярда длиной.
- …и бьет на семьдесят ярдов. Нет, я имела в виду фукибари. У них дальнобойность всего несколько шагов, зато они маленькие. Джим-Джим покажет вам, как лучше всего с ними управляться… и у вас останется несколько дней, чтобы потренироваться. )

Он прикинул расстояние: сторожа устроились довольно далеко от решетки. Неизвестно, удастся ли попасть хотя бы в одного, а другой в любом случае успеет поднять тревогу.
- Эй… ребята… а не хотите ли вы стать богатыми?
Один из караульных хмыкнул, кивнул второму:
- Смотри, запела пташка. Так нас и предупреждали. Может, заткнем ему пасть?
- Да ну. Эй ты, английская собака, если не замолчишь…
Блад сказал что-то еще, но так тихо, что караульный невольно сделал еще пару шагов вперед.
- Ах ты! – успел сказать он, хлопая себя по щеке, и покачнувшись, упал вперед, хватаясь за прутья.
- Ты что? – второй попытался его подхватить, и Блад ткнул его вторым дротиком в ногу, прямо сквозь решетку.
Немного успокоив дыхание, он окончательно освободился от цепей, потом нажал на выпуклость с внутренней стороны браслета. Крышечка откинулась. В полости лежали три серо-зеленых пилюли из спрессованной травы, две красноватых и одна темная, почти черная.
Запить было нечем; он с трудом проглотил одну из серо-зеленых и черную, и привалился к решетке, ожидая, когда они подействуют. Жар, вызванный другим средством, обманул врача, но теперь, когда предстояла сложная работа, Бладу нужна была ясная голова. Серо-зеленые пилюли снимали боль. …Конечно, его рана была не сквозная. Леди Гвен немало постаралась, чтобы обе дыры казались уходящими в тело на неопределенную глубину, но на самом деле каждая из них была не глубже дюйма. Наконец, на коже проступила обильная испарина – можно было двигаться дальше.
Во втором наручнике прятался гибкий напильник и стальная проволока с насечками, но сейчас они не понадобились. Связка ключей выпала недалеко от решетки, до нее оказалось нетрудно дотянуться. Стараясь не потревожить притихшие раны, Блад стянул с себя рубаху – после той поездки в ялике, завернутым в грязную парусину и облитым пинтой бычьей крови, его одежда определенно не отличалась чистотой. То, что на часовом, было значительно свежее, а предрассудками насчет одежды мертвеца он не страдал.

[ОК Команда капитана Блада]

Арабеллу с трудом довели до ее комнаты, она еле-еле держалась на ногах.
- Простите, дон Хайме, - окликнула она, и тот остановился. – Есть один важный для меня вопрос. Может быть, вы сможете ответить на него, не роняя своей чести.
- У дона Мигеля… кто-то из близких погиб во время нападения Моргана?
- Мне об этом ничего не известно, - сухо ответил дон Хайме. – Там погибло много людей, и, возможно, среди них был его друг или возлюбленная. Как именно они погибали, не для женских ушей. Англичане, сделавшие этого изверга губернатором и посвятившие его в рыцари… Но почему вы считаете, что это для вас важно?
- Потому что он собирается меня убить. Я знаю, что Питер невиновен в смерти его брата, и знаю, что я сама или моя семья не сделали ему ничего дурного. Это дон Диего напал на мой город, его солдаты убивали моих друзей, их жен и детей… Это действительно не для женского слуха, дон Хайме, но увы, все мы живем здесь и знаем, что бывает с захваченным городом. Но мне было бы легче, если бы я знала, что дон Мигель не видит меня за своей собственной болью. Что это не просто ненависть, которая пожирает человека и заставляет его делать страшные вещи – только потому, что врагов положено ненавидеть…
- Он вас не убьет. Когда он казнит капитана Блада, я… - тут он внезапно смутился. – Я попрошу у него вашей руки.
- Что?!
- Не буду лгать про великую любовь, но этот брак позволит спасти вашу жизнь и достоинство. Никто не будет преследовать супругу де Фалькес Фигероа. Потом вы сможете даже вернуться домой.
Арабелла сделала несколько глубоких вдохов и, наконец, сумела взять себя в руки.
- Я понимаю, дон Хайме, вы пытались найти для меня приемлемый выход. Благодарю вас за это предложение, но… есть что-то очень неправильное в том, что мой жених еще жив, а мы говорим о том, за кого я выйду после его казни.
- Если он вас любит, то, умирая, предпочел бы знать, что вы в безопасности. Впрочем, ваши чувства я тоже понимаю. Всего доброго, мисс Бишоп. Возможно, мне все же удастся для вас что-нибудь сделать.


После его ухода стало еще хуже. Арабелле не хватало воздуха. Сознание никак не могло вместить в себя весь ужас происходящего, что Питер действительно в плену и завтра умрет – если переживет эту ночь. Она пыталась молиться и не могла сосредоточиться, хотя сами ее чувства, не обозначенные словами, несомненно, тоже были молитвой. Она вынула из волос шпильку и поковырялась в замочной скважине, смутно представляя, как именно это делают воры-взломщики; единственным результатом было то, что шпилька погнулась, а потом и сломалась. Подсвечник был закреплен намертво. Свечи? Что-то поджечь и попробовать сбежать во время пожара? Но если в крепости что-то и загорится, - ведь сгорают же выстроенные из камня города, - узнику, запертому в темнице, угрожает та же самая смерть, что и на костре… Она подумала, что могла бы под каким-то предлогом вызвать дона Мигеля и, если бы он пришел, попытаться его убить или хотя бы ранить… но чем? В ее комнате не оставили ни одной хотя бы мало-мальски опасной вещи. В отчаянии она даже обратила свой взгляд на предмет, который настоящей леди не принято замечать дольше необходимого, то есть, на кресло в отхожем месте и ночной сосуд под ним. На мгновение ее охватила свирепая радость, когда она подумала, как славно было бы убить дона Мигеля не чем-нибудь, а именно этим горшком, но увы – и то, и другое оказалось слишком тяжелым, как и таз для воды, в котором она задумчиво ополоснула руки. Увидела в воде свое искаженное отражение, сердито по нему хлопнула – не смотри, глупая, что от тебя толку - и тут же поняла, что толк все-таки есть.
…Расшатать крепление оказалось трудно. В ход пошло все, и гребень, и шпилька, и полоска ткани, отодранная от нижней юбки, и собственные ногти, зато потом, когда штырь все-таки вышел из петли, тяжесть зеркала стала помогать, а не мешать Арабелле. Девушка едва успела отскочить подальше, когда все это сооружение качнулось и полетело на пол со страшным грохотом и дребезгом. И тут же вернуться и поскорее подхватить с пола два подходящих осколка, острых и довольно длинных. Третий сломался у нее в руках. В замке уже поворачивался ключ. Двое караульных и офицер в каске-морионе оглядели разрушение и обменялись парой фраз. Арабелле показалось, что она уловила несколько понятных слов «…зеркало – к смерти» и «Сангре». Она спрятала руку с осколком в складках юбки и приготовилась, но офицер указал ей на дальний от входа угол комнаты:
- Сеньорита, отойдите туда. Сейчас слуги это уберут. Если вы попытаетесь бежать, мне приказано стрелять. А, проклятый москит!..
И упал прямо на битое стекло.
Солдаты бросились к нему с двух сторон, и с отчетливым треском влетели друг в друга лбами.
- Арабелла, - тихо позвал вошедший в комнату высокий человек в рубахе, окровавленной на груди. Он опустился на колено пощупать пульс тем, кого так ловко столкнул головами, - но смотрел при этом только на нее. Она же, уронив стекло, схватилась за край стола и не могла ни шевельнуться, ни вдохнуть, ни произнести ни звука.
- Это я, я, - так же негромко говорил он, - я живой. Не вполне здоровый, но все поправимо. Что с тобой? Ты ранена?
Она помотала головой и, наконец, вышла из оцепенения.
- Питер! Но как?..
- Любовь моя, - улыбнулся он, и его синие глаза засверкали ярко-ярко. – Это потом. Сейчас надо отсюда выбираться.
Только сейчас она заметила на его запястьях наручники от кандалов, и это помогло ей поверить в реальность происходящего.
- Светлое… нет, не пойдет. Сейчас…
Он оглядел упавших солдат, вынул у одного из-за пояса нож и легко располовинил темно-коричневую шелковую портьеру. Прорезал посередине дырку.
- Вот, надень поверх платья, как пончо. Некрасиво, но зато не видно в темноте. И вот этим подпояшься, удобнее, если придется бежать.
- Ты.. не прикасаешься ко мне, потому что думаешь, что дон Мигель меня… обесчестил? – голос Арабеллы почти не дрожал.
- Ты что?! О чем ты?! Я…боялся до тебя дотронуться, потому что … потому что мне пришлось валяться на такой гадости, и я…ну… могу тебя испачкать…
- Питер Блад, ты болван, - пробормотала Арабелла, наконец-то уткнувшись в его шею. Нагретый металл наручника касался ее локтя, руки Питера крепко-крепко обнимали ее поверх дурацкого пончо, и в мире не было крепости надежнее.
Он блаженно засмеялся и сказал ей в волосы:
- Я могу так простоять всю жизнь, но нам пора. Погоди… вот тебе нож, а я возьму шпагу.
Он стянул с офицера пояс вместе с ножнами и вторым ножом, и на мгновение дотронулся до его плеча. Арабелле показалось, что он жестом просит прощения… Возможно, и это тоже, но в первую очередь он хотел выдернуть отравленный дротик.

[ОК Команда капитана Блада]

- Куда мы?..
- Вход, через который меня заносили. Вряд ли его успели замуровать, загородили чем-нибудь на скорую руку. Не споткнись, тут ступени.
Он вел ее какими-то закоулками, черными лестницами, сквозь облако кухонных запахов и гулкую арку. Несколько раз они прятались, пропуская солдат; пока что им везло. Оставался самый последний переход, грубые каменные стены впереди освещал один-единственный факел, и тут Блад резко остановился. Факел? Зачем он здесь?..
- Ты так живуч, что поневоле поверишь сказкам про воплощенного дьявола, - раздался низкий голос, и дон Мигель, обнажая шпагу и сжимая другой рукой кинжал, шагнул в круг света. – Все крысиные дыры заделаны, я как раз это проверял. Сдохни, тварь!
И, не тратя больше слов, он ринулся вперед.
Если у Блада и были какие-то романтические идеи насчет «сохранить побежденному противнику жизнь», то первые же мгновения поединка показали их несостоятельность. Как фехтовальщик, дон Мигель не уступал ему по мастерству, а дикая, безумная ярость, по-видимому, не ослепляла его, а лишь придавала силы и быстроту. Человек, вложивший всю душу в одну-единственную цель, довольно часто оказывается способен этой цели достигнуть. Блад слишком привык к тому, что равные противники попадаются редко, и теперь терпел наказание за свою самонадеянность. Мелких царапин он уже не считал, и только, в очередной раз ощутив обжигающий холод стали в плече, понял, что может погибнуть.
И ничего не оставалось, только принять эту смерть как данность. Погибнет? Пусть так. Значит, нужно утащить с собой этого гада и прожить еще чуть-чуть, чтобы успеть обьяснить Арабелле дорогу. И это тоже была единственная цель, которая может собрать жизнь воедино. Бладу почему-то не пришло в голову ткнуть озверевшего кастильца ядовитым дротиком, а если бы и пришло, дротиков все равно не осталось. Он парировал очередной удар шпагой, понял, что не успевает уйти от кинжала, и невольно отмахнулся невооруженной рукой.
Кинжал заскрежетал по железу: браслет наручников оказался не только тяжелым, но и прочным. Эта случайность сбила атаку дона Мигеля, и Блад успел приготовиться к следующей. Он опять парировал, закрутив толедскую шпагу вокруг своей, и, улучив момент, перехватил ее конец обеими запястьями.
Треск переломившейся стали не уступал пистолетному выстрелу. А поскольку свою шпагу Блад так и не выпустил, то продолжением того же движения он загнал ее точно под край кружевного воротника.
Сперва он даже не поверил, что бой окончен, и опустошенно смотрел, как дон Мигель де Эспиноса оседает на каменный пол. Арабелла, прижавшаяся к стене, обеими руками зажимала себе рот, чтобы не вскрикнуть.
- Прости, что тебе пришлось… - начал Блад, но она перебила его:
- Я в порядке. Он тебя ранил! Глубоко?
Морщась, он осторожно ощупал плечо; боль вспыхнула такая, будто на руку плеснули кипятком.
- Ничего… Кость не задета, крупные сосуды не задеты. Арабелла… возьми нож и отрежь широкую полосу от его рубашки. Надо перевязать, нам еще далеко.
Он раскрыл полую часть наручника и вытащил последнюю серую пилюлю. Теперь, пока она действует, нужно успеть добраться как можно ближе к месту встречи. И еще найти, где выбраться, раз самый короткий путь оказался перекрыт.
К сожалению, ночь выдалась не настолько темной, чтобы спрятать беглецов на длинном и прямом, но нешироком мосту без перил. В караульной будке сидел часовой, время от времени бдительно выглядывая наружу; приглядевшись, можно было даже увидеть его на расстоянии в несколько шагов между дверью будки и выходом на мост. Чуть глубже в ущелье пряталась кордегардия, приземистое строение, дверь которого была открыта и освещена, а изнутри доносились голоса других солдат.
- Мы не успеем перебежать на ту сторону, - прошептала Арабелла.
- Нет. Это верная смерть. Чем бы его отвлечь? – Блад прикидывал, удастся ли подобраться к часовому на достаточное расстояние, чтобы снять его, метнув нож. Для духовой трубки было тем более далеко. Бросить что-то звенящее в ту стену будки, которая выходит на другую сторону от моста? Те, кто могут услышать и выбежать из кордегардии, сидели в светлой комнате, они не привыкли к темноте… Нет, они первым делом посмотрят на мост. Ведь это их основная задача, охранять подходы к крепости от тех, кого сюда не звали.
Тому, кто побежит по мосту из крепости, они выстрелят в спину, это понятно. А если кто-то пойдет с той стороны? Будут стрелять сразу, или сначала все-таки окликнут?
Арабелла тронула его за плечо и указала на окна башни. Как раз там, где была ее комната; теперь там загорался свет, в одном окне за другим. Побег то ли уже обнаружили, то ли это должно было произойти в ближайшие мгновения. Во вспышке вдохновения, подстегнутого неминуемой опасностью, Блад понял, что надо делать.
- Арабелла… слушай. Доверься мне. Подыграй, если нужно, но голоса лучше не подавай. Если что-то пойдет не так… я скомандую, и тогда беги на ту сторону со всех ног. Не оглядывайся. Помнишь про залив-полумесяц?
- Я тебя не брошу.
Блад на мгновение замешкался, выбирая между двумя фразами – «я тебе приказываю» и «я тебя люблю», но вместо этого прошептал:
- Сейчас мы пойдем на мост.
- Побежим?
- Нет, пойдем спокойно и не быстро. Будь готова повернуть обратно в тот же момент, как поверну я. Поняла? Возьми меня под руку…крепче. Теперь вперед.
…Часовой выскочил из будки, когда они уже прошли по мосту десятка полтора шагов. Блад, все это время напряженно оглядывавшийся через плечо, успел его увидеть за пару мгновений до того, как тот увидит их, и развернулся, заодно прикрывая Арабеллу от возможного выстрела.
- Стой! Кто идет?
- Свои, - крикнул Блад дурашливым громким голосом. – Эй, амиго, мне сказали, тут можно купить пожрать и выпить?
- Ты что, спятил? Поди и дай в морду тому, кто так над тобой пошутил. Это крепость, и всякую шваль сюда не пускают. Проваливай, проваливай обратно. Что, у тебя там девчонка? Нет, девчонку оставь!
- Неее, эта лапочка моя, - Блад замотал головой и глупо засмеялся, обнимая Арабеллу за плечи. – Амиго, ты мне все наврал, вон же ваш трактир, и все окна горят!
Часовой обернулся и увидел то, что вмиг заставило его забыть про развлечения.
- А ну вон отсюда, а то застрелю! Живо! Живо, пьяная свинья!
Дорогу от моста, потом в непроглядной тени скалы, потом узкую и скользкую тропинку через высокие кусты и вниз, по каменистому откосу Арабелла запомнила плохо. Сердце все еще колотилось где-то в горле, за юбку цеплялись ветки и колючки, а Питер, сначала изображавший пьяного, который не очень-то твердо держится на ногах, пошатывался уже по-настоящему и время от времени тяжело наваливался ей на плечо, хотя тут же выравнивался. Он тихо подсказывал, куда повернуть, и несколько раз ободряюще шептал, что она молодец, но наотрез отказался остановиться и сделать перевязку. Тогда она обняла жениха за талию, крепко ухватилась за его пояс и честно постаралась не представлять, что будет, если он все-таки свалится. И когда из-под нависающих справа веток голос на ломаном испанском поинтересовался, что за дурной кабан сюда прется и распугивает всю рыбу, она не заорала от ужаса только потому, что перехватило дыхание. Питер блаженно выдохнул:
- Нед, старая ты калоша, это мы….
Сполз на землю и ненадолго потерял сознание.

[ОК Команда капитана Блада]

Блад пришел в себя через несколько минут, когда Волверстон, уже в широкополой рыбацкой шляпе, вытаскивал из-под куста припрятанную лодку и спускал ее на воду. Его собственная голова покоилась на коленях Арабеллы, и в целом жизнь была весьма хороша, несмотря на пригоршню раскаленных углей в груди и левом плече.
- Поплывем в темноте?
- А, очухался, горе мое. Факел потом зажжем, когда чуток отгребу от берега. Будем как все добропорядочные рыбаки. Мисс Арабелла… давайте-ка я вас перенесу. Тут рыбой сильно воняет, но вам придется потерпеть. Питер, охренел совсем, куда ты в воду полез? Я б тебя подсадил.
Блад не стал обьяснять, как долго ему хотелось смыть с себя всю эту гадость, особенно запах гнилой соломы.
- Ране только на пользу, - сказал он коротко. – И давай уже отсюда выбираться.

… «Мурена» пряталась в глубокой тени у обрывистого берега, совсем недалеко от форта. Два штурмана, Джереми Питт и донна Инесса, стояли у планшира, напряженно вглядываясь в ночь. После непонятной суматохи и сигнала тревоги склянку с небольшим назад ничего нового не происходило. Наконец на том краю залива, у крепости, низко над водой загорелся яркий факел из желтого сандалового дерева. Таких факелов в заливе виднелось не меньше десятка, местные рыбаки зажигали их, привлекая в свои сети разнообразных рыб. Но этот факел описал в воздухе условленный знак и повторил его еще два раза, прежде чем медленно двинуться в сторону «Мурены».
- Что теперь? – прошептал Питт. – Леди Гвен намерена прорываться с боем? Сейчас мы в мертвой зоне, и испанцы нас пока не видят, но…
Донна Инесса усмехнулась – ее белоснежная улыбка сверкнула в темноте, как обнаженное лезвие, - и тихо скомандовала кому-то: «Готовьсь». Негромко заскрипели канаты, темным призраком проплыла на фоне вантов отводимая вниз большая катапульта. Госпожа Белая Лилия, бесшумная, как сова, возникла рядом с ними и шепотом отдала распоряжения о парусах и готовности к повороту. Спустя сколько-то времени из-под правого борта донесся плеск весел, и Питт бросился туда.

- Они поднялись на борт?
- Да. Пора.
Катапульта стремительно взлетела вверх. Конечно, древнее орудие не могло сравниться с пушками по дальнобойности и разрушительной силе. Но ярдов на триста она доставала, причем траектория выстрела была не прямой, как у пушки; снаряд уходил вверх по довольно крутой дуге. Как известно, из пушек крайне сложно обстреливать укрепления, находящиеся намного выше корабельной палубы, а вот катапульте это не помешало.
И самое главное, ничего, - ни вспышка выстрела, ни грохот, - не помогло неприятелю определить, что и откуда на них свалилось. Только непонятный звук, вскорости заглушенный другими.

- Джереми, вы благополучно добрались? Что с леди Гвен?
- Велела не беспокоиться, сказала, что справится.
- Ну там и вопли, - Блад прислушался, - опять про проклятых муравьев?
- Капитан, вы ранены?! Давайте скорее в лазарет. Мисс Бишоп… слава Богу! Нед, помоги мне его довести.
Палуба качнулась и накренилась: поднятые паруса поймали ночной бриз, и «Мурена» легко скользнула к выходу из залива. В здоровенной корзине были не только муравьи, но и пятьдесят фунтов тонко помолотого жгучего перца. Все это вполне удовлетворительно разлетелось в куски по всему форту и встало в воздухе удушающим облаком. Хотя гарнизон был очень занят собственными бедами, чужой корабль все же заметили, но поздно. Вслед выстрелили всего две пушки, и обе промахнулись по нечеткому, обманчивому силуэту.

[ОК Команда капитана Блада]

Леди Гвен выглядела все же не вполне здоровой; она куталась в шаль, хотя ночь была теплая, и на столе перед ней стояла фляга для жидких лекарственных составов.
- Добро пожаловать на «Мурену», мисс Бишоп. Рада видеть вас…- внимательный взгляд, - в добром здоровье и вполне приемлемом состоянии духа. Питер, вы определенно пополнили список легенд о себе. Что у вас с плечом?
- Мы столкнулись с доном Мигелем. Пришлось драться.
- Убит?
- Да.
Тень от верхнего фонаря упала на ее лицо, как тень от широкополой шляпы, и Арабелла вдруг узнала…
- Это же тот… тот тип, который продал тебя дону Мигелю! – она схватилась за рукоятку ножа.
- У вас отличная память на лица, мисс Бишоп.
- Арабелла, все хорошо, успокойся. Все было продумано с самого начала. Леди Гвен немало рисковала, вместе с нашим Джереми, чтобы дон Мигель именно так и подумал.
- Но он…она…тебя пнула, я видела!
- Ну разумеется, я его пнула. Его смех разобрал, очень некстати. Это был довольно опасный момент.
- Я не ожидал, что вы устроите такое представление, - проворчал Блад. – Ну а уж потом, когда я увидел, как он обращается с Арабеллой, стало не до смеха…
- Пришлось придержать как следует, чтобы он опомнился, а не рванулся убивать дона Мигеля прямо так.
- Простите меня, - пробормотала пристыженно Арабелла, отпуская кинжал. – Я уже не в первый раз обвиняю того, кого следовало бы благодарить за спасение. Но я научусь не судить опрометчиво, честное слово…
- На правах врача…- Питер взял стоявшую на столе лампу и переставил так, чтобы она освещала лицо Белой Лилии. – Знаете ли, что у вас сейчас зрачки разной величины? Что это был за яд? Как вы себя чувствуете, и что предприняли?
Арабелла вздрогнула; она только сейчас вспомнила, чем закончились переговоры.
- Про зрачки знаю. Думаю, что яд – «коготь ягуара», и да, вы были правы, Митридатово зелье оказалось против него вполне действенным. Ялик пришлось бросить, было понятно, что они вернутся за деньгами. Мы добирались вплавь, Джереми меня поддерживал, особенно когда начали проявляться кое-какие симптомы… Некоторые последствия придется залечивать, но в целом опасности нет. Теперь вернемся к вам. Мисс Бишоп, вы крови не боитесь? Хотите посмотреть, как зашивают и перевязывают не слишком глубокие раны?
- Но это зрелище не для…- он хотел сказать «не для женских глаз», но понял полную бестактность этого замечания, - не для Арабеллы!
- Почему? Если бы ваша сегодняшняя рана оказалась более серьезной, то без грамотной помощи вы просто не добрались бы до берега. Мисс Бишоп не сумела бы вас дотащить, верно?
- Да, я хочу научиться перевязкам! – Арабелла подняла упрямый подбородок. – И называйте меня по имени, пожалуйста. Питер, я помню, что ты говорил про обеих мисс д’Ожерон – как их отец берег их от грубой действительности, и что это в конце концов стало для них по-настоящему опасно. Я не хотела бы повторить их ошибки.
Сам Блад напрочь не помнил, чтобы он что-то такое ей говорил, он вообще старательно обходил обеих мисс д’Ожерон в разговорах, но думал он именно так. Поэтому и сдался. Леди Гвен велела ему выпить чашку горячего бульона из голубятины, который показался ему необычайно вкусным, а мисс Арабелле – горячий шоколад, щедро сдобренный ромом и сахаром.
Тем временем Джереми срезал с Блада окровавленную рубашку, обтер влажной губкой его грудь и руки, - запахло каким-то незнакомым снадобьем, - и завязал волосы, чтобы не мешали.
…- Колотые раны всегда более опасны, чем резаные, мисс Бишоп. Здесь основная угроза – не кровопотеря, а воспаление. Если человек молод, крепок здоровьем и неистощен, у него больше шансов, тщательное промывание раны также уменьшает опасность. Я использую еще вот это растение, мадагаскарский лист. Негры на него просто молятся, и, да, соглашусь, что воспаления и заражения он лечит намного лучше европейских средств. Теперь, смотрите, узелки нужно завязать вот так. Когда шов заживет, а в благоприятном случае это дней десять, стежки нужно аккуратно подрезать и вытащить остатки нитей.
- Бедный мой, – прошептала Арабелла, вытирая испарину с его лба.
Ее забота и прикосновения ее мягких ладоней были так приятны, что Бладу стоило большого труда ответить честно:
- Мне почти не больно. Хорошее обезболивающее, это то самое, из листьев коки? Вы собираетесь пускать его в продажу?
Он приподнял голову и покосился на леди Гвен, которая сейчас обрабатывала якобы сквозную рану на груди, и увидел, что уголки ее губ приподняты в почти незаметной насмешливой улыбке. Ну конечно, она схитрила. Во-первых, успокоила Арабеллу, дав ей в руки полезное дело – все умные люди знают, что если лодка попала в шторм, то пассажиру гораздо страшнее, чем гребцу. А во-вторых, постаралась избавить самого Блада от невестиной ревности, дав Арабелле своими глазами увидеть, что и как происходит между ним и непредсказуемым капитаном «Мурены».
И хорошо бы, чтобы брить брадобрея никогда больше не понадобилось.

…Потом был ужин в капитанской каюте и самая приятная часть события – рассказ о том, что и как удалось сделать. Волверстон и Питт значительно переглядывались, лейтенанты-индейцы смотрели на Блада немигающими глазами, и, похоже, старательно запоминали каждую мелочь. Кажется, слова про новую легенду попали в цель. А Арабелла, естественно, тискала своего драгоценного пса. К ним присоединилась даже донна Инесса, и с удовольствием слушала разговор, но потом ушла на мостик – надо было выводить «Мурену» к месту встречи с «Элизабет», «Лахезис» и «Атропос».
Блад тоже откланялся раньше, чем ужин закончился – у Арабеллы было очень усталое лицо, что и неудивительно после всех этих испытаний. Его собственные бессонные ночи тоже даром не прошли. Джинджер путался под ногами и временами порыкивал на Блада, предупреждая, что готов немедленно покарать любую неосторожность и непочтительность. Уже по пути к своей каюте Арабелла, все это время державшаяся, как кремень, вдруг почувствовала, что все опасности кончились, изо всех сил прижалась к плечу жениха и неожиданно для себя разрыдалась. В каюту ее пришлось практически внести. Там Блад прилег на застеленную шотландским пледом широкую койку, и устроил девушку у себя на груди, стараясь не задевать собственные раны. Качал и убаюкивал ее, как ребенка, но успокоить не мог. Да и сам был в том неприятном состоянии, когда от большой усталости внутри все дрожит, и невозможно уснуть, и бодрствовать тоже невыносимо, и даже родной теплый запах невестиных волос не отзывался в душе тем восторгом, которого заслуживал. Джереми и Нед осторожно просунули головы в приоткрытую дверь, не сказали ни слова и куда-то заторопились. Потом по каюте прошелестели легкие шаги.
Посмотрев на беглецов, Госпожа Белая Лилия покачала головой, села на краешек койки и запела колыбельную на незнакомом языке. После нескольких фраз и Питер, и Арабелла, и даже пес, пристроивший голову на щиколотке хозяйки, провалились в глубокий сон без единого сновидения, и проспали все время до соединения с основной эскадрой Блада.
…Впоследствии Блад, чье любопытство боролось с уважением к чужой тайне, все же записал те слова, которые запомнил из этой странной колыбельной. Под разными предлогами он показывал запись людям, знавшим самые разные языки… В Карибском море можно встретить кого угодно, даже знатоков самых экзотических наречий, вроде русского или финского. Никто не мог узнать ни слова. Только через много лет, принимая в своем доме некоего ученого мужа, он вспомнил и достал из стола тот листок, уже пожелтевший и изрядно потертый по сгибам. Ученый долго и с большим удивлением вчитывался в написанное, а потом сказал, что это похоже на архаичный санскрит.



КОНЕЦ

[natoth]

Ааааа!!! Скачала, понеслась читать!

[Nunziata]

уууууууууууууу здорово!

[lissa23]

Одно слово: молодцы!

[ОК Команда капитана Блада]

natoth, Nunziata, lissa23,

[аккаунт на дайри]

Очень увлекательно, спасибо автору! А образ леди Гвен, случайно, не с Тильды Суинтон списан? Прямо так и встает перед глазами

[ray_nort]

аккаунт на дайри, спасибо

А образ леди Гвен, случайно, не с Тильды Суинтон списан? Прямо так и встает перед глазами

Мне очень приятно, что у вас возник какой-то зрительный образ, значит, эту "вторичную реальность" мне хотя бы отчасти удалось оживить Так что этот вариант картинки - ваше, если хотите, соавторство... Честно сказать, я леди Гвен немного по-другому представляла. Тильда Суинтон - эффектная и величественная дама, а леди Гвен... На кого-то из известных актрис она не похожа, а по движениям и общей манере - нечто среднее между Эшлинг и Пангур Баном из Secret of Kells Только волосы не такие длинные.