Теплая грань.
Название: Теплая грань
Автор: ОК Павел Бажов
Бета: ОК Павел Бажов
Форма: проза
Размер: мини, 1595 слов
Персонажи: Данила, Катерина, Настя, Митя, Хозяйка Медной горы
Категория: джен
Жанр: пропущенные сцены
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: жизнь Данилы, Кати и их детей после событий «Хрупкой веточки».
Предупреждение: отсутствие выделения прямой цитаты.
Примечание: Сказ П.П.Бажова «Теплая грань» был так и не закончен автором. Мы взяли на себя смелость предложить вариант окончания. Поскольку текст данного сказа в сети неизвестен, мы поместили его в начало нашего фика и намеренно не выделили место перехода (тем более, что его и так видно). Исходный сказ взят из книги Ариадны Бажовой «Глазами дочери». Авторская орфография и пунктуация сохранены, удален один небольшой абзац, где содержится отсылка к советской действительности. Там, где указывается размер фика, речь идет об обьеме нашего окончания.
Размещение: после деанона с разрешения автора
читать дальшеПро то уж сказывалось, что у Данилы с Катериной одному парню, Митюхой которого звали, не посчастливило в житье. Первое дело, горбатым вырос, второе дело – по работе большая спотычка случилась. Самым, можно сказать, первостатейным гранильщиком вырос, а пришлось жить на волчьем положении. Это как Митюха стукнул барина его же тростью за то, что тот растоптал у Митюхи самую его дорогую поделку.Далеко от дому Митюха все-таки не ушел. В те годы, видишь, казна принялась за жильное золото в Березовском заводе. Рудотолчейную там поставили и стали большими партиями с разных концов арестантов пригонять на работу. Коротенько сказать, каторгу на том месте открыли.
Все, кому надо было ухраниться, сразу смекнули – лучше не найдешь, как около этой самой каторги пристроиться. Никому и в голову не придет искать в таком страшном месте. А гранильщикам да камнерезам это и по ремеслу подходило. В Березовских дайках, известно, камешков не малое число попадалось. Камешек не то чтоб очень лестный, а все же в огранку годился. Камнерезов опять тамошний лиственит тянул. Камень тоже не из завидных, вроде салом смазанный, зато к резьбе легкий. В добрых руках и такой заиграть может.
Митюха все это смекнул, да и подался на Березовский завод. По его ремеслу и то подходило, что от города близенько: поделку сбывать легче. Конечно, жить на устроньи всегда невесело и делу помеха, а все-таки пристроился, питаться можно. И ту девчушку, которая его дома больше всех жалела, с собой же увел. Тайком от родителей. Вдолге уж весточку подали.
- Так и так, живы-здоровы, только венчаны по-кержацки.
По церковному-то побоялись, потому как там бумаги спросят и все может открыться, а у кержаков просто. Старичок тамошний почитал по святой книге, да и говорит: «Живите без греха, и Бог вас прости.» «Мы живем в полном согласии близко году, сыночка поджидаем.»
Даниле с Катериной, да и родителям той девчонки не в обычае, чтоб без венцов сходиться, да что поделаешь? Собрались все у Данилы, повздыхали, поохали, пошумели малость и на том сошлись: всякое на свете бывает.
- У кержаков-то, я слыхала, семья не в уроне, - сказала Катерина и поставила на стол рыбный пирог. – Не обессудьте, сватушки любезные, не изготовилась как полагается. Свадебка-то у нас не в обычай пришлась.
Данило, конечно, начал вином обносить. Ну, погуляли маленько новые сватушки, своим семейным кругом, без большой огласки. С той вот поры ниточка на Березовский завод и протянулась. Частенько его в разговорах поминать стали.
- Как-то наши там поживают?
Как старый барин умер, наследникам не до того стало, чтобы разыскивать, кто покойника по лбу палкой треснул. Понахватали денег, сколько кому удалось, и сразу кинулись по столицам и заграницам мотать наследство. А приказчику да заводскому начальству другая забота – то ли этих наследников одним махом начисто ограбить и в безнадежные должники перевести, то ли на годы растянуть, чтобы подольше на привычных местах кормиться? Ну, Березовским-то скрытникам и стало повольготнее. Митюхе самому-то, понятно, нельзя было в Полевой показаться, как он по горбу заметный, а Фрося, его жена-то, не раз бывала, и с ребятами. Про Березовские дела в Полевой знали до тонкости. А тут у Данилы в семье опять случай вышел.
Последней-то их девчушке дорога тоже не вовсе по ровному месту пришлась. Росла она здоровой да веселой, всей семье радость. И с лица вышла пригоженькой. Подружки так и звали ее – Настенька Бассенька. На отличку от другой Настюшки Кривушки. Мать не раз говорила девчонке, чтоб она не заносилась перед подружками, а Настеньке все же любо было такое прозванье. Попривыкла к этому. Только вот на двенадцатом ли, тринадцатом годочке эта Настенька захворала оспой.
По нынешним годам про оспу мало разговору, не стало ей ходу. А ведь прежде-то что было! Самая это злая хворость считалась. Сколько она народу уводила, а больше всего малолетков. Да еще как крушила-то! Половина, может, тех, кто захворал, с концом гибла, а из другой половины немалая часть слепыми выходила. Счастье считалось, коли кто выкарабкается исковырянным вроде решета.
Этакое-то счастье и выпало на Настенькину долю. Мать, конечно, старалась ухранить ее во время болезни. В рукавичках держала, а на ночь и вовсе связывала, чтоб себя не повредила, как оспенки присыхать стали и зуд пошел. Только все-таки ухранить не смогла. Как выхворалась, так прямо узнать нельзя девчушку.
Такой изъян и парнишке не больно всласть, а девчонке да еще и подлетку и вовсе тошно. Из подружек тоже завистницы были, стали ее навеличивать по-другому: Настенька Карявенька, а осердятся, так и Настька Конопатка. Любо ли? От этого у девчушки весь обычай переменился. Была хохотушка, первая на все игры затейница, а стала потёма-потёмой. Все больше в уголке сидит и на разное женское рукоделье налегать стала. Иной раз забьется куда, и целый день ее не видно, не слышно. Мать видит – не ладно дело. Запрягла ее в работу, строго взыскивать стала, а сама думает: «Работы больше, пустодумья меньше». Настенька к этому будто и с охотой, а от своих думок отстать не может. И то сказать, сколько по домашности не колотишься, а подружки тут они, рядом. За водой пошла, с одной сбежишься, рубахи полоскать побежала, на плоту их гурьба. В праздники и того хуже. Под окошками ходят, вызывают:
- Выходи, Настенька!
Да еще что! Сидит так-то по зауголкам, и, глядишь, откопает такое, о чем все давно забыли. Раз мать поднялась зачем-то на вышку, а Настенька разбирает какие-то камешки. Подошла Катерина поближе и обомлела: да ведь это те самые, которые она в тайне сохраняла. От чаши-то, которую Данило разбил.
Катерина, понятно, спрашивает: где взяла? Что тут делаешь? А Настенька объясняет:
- Вот нашла за бревном засунут узелок, а в нем камешки. Видать, от одной поделки, потому – ловко складываются. Гляди вон, вроде листка выходит, только маленько недостает чего-то. Занятная, надо думать, поделка была, а почему-то разбита. Вот сама увидишь, как всю-то соберу.
Катерина напустилась на дочь:
- Как ты смела неспрошеное взять? Для тебя разве узелок собран?
Сейчас же спутала всю ее разборку, завязала опять обломышки в узел, а сама дивится: сколько ребят вырастила, ни один не нашел, а эта докопалась! Хорошо, что еще вовремя увидела, а то показала бы Даниле, в думу бы его вогнала. Настрого наказала Настеньке:
- Ты гляди, отцу не проговорись об этом! Камешки такие, что могут его с пути сбить. И братьям чтоб ни слова!
Настенька слушает и думает: что за камешки такие, что и говорить о них нельзя? В чем их сила? Почему они матери так не взлюбились? Спросить все-таки не посмела, а Катерина подхватила узелок и говорит:
- В ступе истолку, чтоб больше никому в руки не попадались!
Только ведь не зря говорится, что чем гуще занавеска, тем больше манит поглядеть, что под ней спрятано. Тут это самое и вышло. Ушла Катерина с узелком, а дочка за ней побежала поглядеть, что дальше будет. Ушла мать в амбарушку над погребом, а сбоку там в одной стене щель широкая была. Настенька к этой щели припала. Катерина сперва сунула узел за кадку в углу и стоит, задумалась. Потом достала узел, развернула и тоже стала обломки раскладывать. Тут кто-то из старших братьев из малухи выскочил и сильно закашлял – наглотался, видно, малахитовой пыли лишка. Катерина как услышала, сейчас же забрала обломки в узел и сунула на старое место, за кадку и вышла из амбарушки.
Настенька все это видела, и ей еще любопытнее стало, что это за обломышки? А вдруг мать в самом деле истолчет их в ступке. Тогда уж не поглядишь, что за поделка была. Не перепрятать ли, пока цел узелок. Ну, боязно, как бы мать не хватилась.
Ушла Катерина в избу, брат прокашлялся, в малуху вернулся, а Настенька все стоит и раздумывает, брать или не брать узелок, а сама смотрит через щелку в тот угол, где камешки спрятаны. Вдруг видит, из-за кадки поднимается как ветка зеленая, за ней другая, третья. Тут Настенька и раздумывать не стала, со всех ног кинулась в амбарушку – поглядеть поближе. Подбежала, а ничего нет. Что делать? Вытащила из угла узел - а он не легонький – и потащила в огород, в тот конец, где конопля росла. Конопляник хоть маленький, а на жирной земле, такой густой, что к самому подойди, и то человека в нем не увидишь. Забралась Настенька в самую середину, выкопала там ямку и зарыла узелок, сама скорей домой прибежала и давай по хозяйству стараться. Дело ведь всегда найдется. Мать вышла, видит – усердствует девчонка, подумала: «Задобрить, видно, меня хочет после давишней-то проборки. – А про узелок решила: - Завтра истолку, а то еще греха с этими обломками наделаешь!»
Наутро, как привычно, поднялась раньше всех и сейчас же взяла пест и ступку и пошла в амбарушку. Видит – взято. Догадалась, конечно, чьих рук дело, но сперва ничего не сказала, а как ушли мужики в малуху на работу, Катерина и наперла на Настеньку:
- Подавай узелок!
Девчонка и отпираться не стала, говорит:
- Зарыла в коноплянике.
- Кажи, в котором месте!
Пошли в огород. Место, где зарыто было, найти, конечно, легко, потому - земля там переворошена, стали отрывать, а там одна тряпица, в которую обломки были завернуты, только эта тряпица как прожженная по самой середине, а камней нет. Катерина, ясное дело, поняла, почему такое могло случиться, а девчонка ревет:
- Мамонька, вот тебе святая икона, на этом месте все зарыто было, как взяла.
Катерине не до того, чтоб Настеньку пристрожить. Другое на уме: хозяйка горы мудровать начала, хорошего не жди!
«Как бы она у меня дочь не сманила, как Данилу.»
Ласково с Настенькой заговорила:
- Ты не думай об этом. В земле легко ведь что хочешь потерять можно. Тряпица, видно, прогнила, обломки и рассыпались. Да и к чему они тебе. Разбитый камень все равно не слепишь. Мало ли случается, что поделка разобьется, а нет того обычая, чтоб из обломков ее собирать. Всякий мастер лучше за новое примется, чем так-то время терять.
Настенька слушает этот разговор, а не верит, потому видела, что мать сама эти обломышки раскладывала, как им быть должно. И то ей в диво, что за самовольство не пробирает, Настенька осмелела и говорит:
- Мамонька, а на что ты эти обломышки тогда берегла и почему наказывала отцу и братьям ничего не говорить?
Катерина придумала отговорку.
Это, дескать, я смолоду сама хотела заниматься малахитным делом, да не вышло у меня ничего путного, я и разбила поделку, а остатки все-таки жалко было выбросить.
Ну, Настенька этому не поверила, да прямо и говорит:
- Ровно бы это мастерских рук работа, а не первоучка.
Тут уж Катерина рассердилась:
- Возьму вот за косу-то да выучу, как пересуживать материны слова! Кто ты есть, чтоб мастерство разбирать. Вперед чтоб не слышала этого! И про эти обломки не поминай! Забудь об этом!
Сказать это легко, а как про такую штуку забудешь. Сама помнит, и у дочери этот случай из ума нейдет: куда подевались обломки?
Сидит этак-то Настенька на вышке. Ковыряется с вязаньем каким-то. Только пришло ей в голову самой узор для вязанья выдумать. Ну, перебирает в голове, что бы такое выбрать, непохожее на другие узоры. Устремилась глазами в одну сторону, а сама ничего не видит, потому как в голове другое проходит. Потом себя остановила:
- Что это я! Перебираю такое, которое в узорах видела. Надо такое, чего не было.
И тут заметила в углу паутинку. Стала оглядываться – еще две нашла. Все переглядела и к тому пришла, что они друг от дружки только тем отличаются, что одна поменьше, другие побольше, и рисунок этот чуть не в каждом узоре есть.
- Не так, видно, просто узор придумать, - решила Настенька, а сама все по сторонам поглядывает – не найдется ли чего занятного?
Вышка, известное дело, не больно богато освещена: одно окошко наружу да щели, если крыша дырявая. У них как раз недавно крышу перекрывали. Тес еще плотный, и снизу, куда он спускается, тоже плотно подогнано. В одном только месте на тесине сквозной сучок выпал. Из этой маленькой дырочки свет пучком идет в сторону верхнего венцевого бревна. Настенька глядит за этим пучком и видит в светлом пятнышке на венцевом бревне какое-то колечко. Маленькое, а цветом зеленое, что весенняя трава. Настеньку, понятно, потянуло поглядеть, что за колечко. Подошла поближе, да как-то заслонила головой световой пучок, и колечко не стало видно. Отклонилась, светлый кружок появился, а никакого зеленого колечка и нет. Задумалась Настенька, что такое? К тому пришла, что так показалось ей, и пошла на старое место, а сама глаз не отводит от светлого пятнышка на бревне. Только села за вязанье, опять это колечко появилось, да явственно так, будто сверху кружка положено.
«Червячок, видно, зеленый, - подумала Настенька, но тут сомненье у ней появилось: - Куда же он подевался, когда я подошла, и как не углядела, с какой стороны он на средину кружка выполз?»
«Пойду, еще раз посмотрю поближе», - подумала Настенька и стала потихоньку пробираться к светлому кружку, а сама глаз с него не спускает. Подобралась и видит – маленькая зеленая змейка лежит и черными глазками глядит на Настеньку. Глазки ласково этак смотрят. Настенька сперва подумала, можно ли эту змейку взять, а как поглядела на ласковые глаза, так руку и протянула. Только вдруг глаза сразу переменились, злыми стали, заблестели вроде камня. Настенька руку отдернула.
- Коли сердишься, так не буду брать.
И глаза опять ласковыми стали.
- Вот ты какая! – сказала про себя Настенька. – Глядеть на тебя можно, а в руки брать нельзя.
Наклонилась поближе, стала разглядывать. И диво ей – лежит змейка как неживая, вроде окаменелого колечка, а глазами смотрит. Тянет Настеньку поднять змейку, а только поднесет руку, глаза засверкают и станут сердитыми. Настенька тогда на хитрость пустилась. Сидит и смотрит спокойно, а сама пальцы левой руки незаметно подвинет, чтобы сбоку задеть колечко. Только и хитрость не помогла: опять озлилась змейка. Тут уж Настенька вслух сказала:
- Не буду тебя беспокоить. Погляжу только.
Змейка как ответила на это: в глазах будто смешок прошел, и стали они еще ласковее.
Так вот и сидела Настенька над светлым кружком, пока мать не закричала:
- Где ты, потемочница моя? Куда забилась?
Настеньке делать нечего, приходится расстаться с занятной змейкой, только та на глазах куда-то скрылась.
Спустилась Настенька с вышки, и целый день у нее из головы не выходила маленькая зеленая змейка с живыми удивительными глазами.
Не забыла об этом и на другой день. Как с работой управилась, так и забралась на вышку.
«Не увижу ли, - думает, - еще раз эту змейку».
Так и вышло. На светлом кружке венцевого бревна, в самой средине лежит змейка. Настенька уж знает порядок. Подошла поближе, села на этом венцевом бревне и разглядывает змейку. Любуется ее чистым зеленым цветом, а больше того глазами, из которых будто тепло идет.
Катерине между тем подозрительно показалось, что девчонка целыми днями на вышке сидит. Бывало это, что по темным углам сидела, да хоть место меняла, а тут все на вышке да на вышке. Дай, думает, посмотрю. Забралась потихоньку на вышку и увидела, что Настенька что-то разглядывает на светлом кружке. Пригляделась издали Катерина, и ноги у нее задрожали.
- Ведь это хозяйкино зарукавье! Неуж она придумала девчонку у меня сманить? На что ей?
И до того все это ее напугало, что Катерина вскрикнула. Настенька испугалась этого нежданного крику и с испугу опустила руку на змейку. Как кольнуло Настеньку, и она обомлела. Мать больше того испугалась, подбежала к Настеньке.
- Доченька, что ты, что ты!
А Настенька лежит как неживая.
В доме, понятно, переполох. Пришла беда – отворяй ворота. Сняли Настеньку с вышки, принесли да в горнице положили. И водой ей брызгали, и елеем от святых икон лобик помазали, и уксус нюхать давали, и ничем-ничего. Катерина сама как полуживая, помучнела вся и глаза ввалились, не знает, говорить ли Даниле про Хозяйку. Тут хуже бы беды не наделать. Хотя и куда уж хуже, когда с дитятком такое. Так-то вроде дышит, сердечко стучит и руки теплые, и на вид спит как будто, а – не просыпается никак. Данило, как узнал, послал младшего сына Егорку за бабкой Колесишкой. Бабка та Данилу еще маленького лечила, и до сих пор дожила во своем уме да памяти. Мудреная старушка была, хоть тоже не всё знала. Вот пришла она, так и сяк Настеньку посмотрела, ладонь у ней на лбу подержала, да по глазам закрытым тихохонько провела.
- Ничего, - говорит, - не пойму, Катерина. Вроде и здорова твоя дочь, а только на простой сон это совсем непохоже. Держи ее в тепле и приглядывай, а так-то и придумать ничего не могу.
Ушла Колесишка, а Катерина осталась у дочкиной кровати сидеть. Вечерело уже. Вот посидела она, подумала, Егоршу кликнула и наказала ему за сестрой следить неотступно, а сама шаль накинула да за дверь.
- Куда ты, мамонька? Ночь уж скоро.
Та и говорит:
- За лекарством пойду.
И ушла поскорее, пока не задержали ее.
Хоть и давно дело было, а ноги сами дорогу на Змеиную горку вспомнили. Идет Катерина, в шаль кутается и сама себя задорит, чтоб злости побольше – потому как без злости с Хозяйкой говорить боязно. А тут на тропинке она и стоит, сама-то. Не изменилась нисколечко, да и что ей, каменной, сделается. Вот только росту в ней вроде убыло; коли не знать да глядеть безо внимательности, и за обычну девку принять можно.
- Ну, здравствуй, - говорит. – Не меня ли ищешь?
- А то кого ж? Знаешь, зачем ищу-то.
- Как не знать. Пойдем-ка, Катерина, на мое крылечко посидим, непростой у нас с тобой разговор будет.
А Настенька в это время спала, да не спала, а будто летела над весенними рощами и лугами без конца и края. Ручьи блестели, и камни белые к воде спускались. И всякие-всякие цветы на тех лугах распускались, и по камням тоже цветы плелись. Жалела Настенька, что все разглядеть не успеет, в памяти не удержит. Только вот уже она опускаться стала, да легко, как перышко, земли той дивной и коснулась. Видит – полянка моховая, ровная, как нарочно выглаженная, и лежат на ней малой горкой знакомые обломышки.
Ей бы погулять кругом, осмотреться, а она сразу на мох села, юбчонку подоткнула под себя и давай поделку непонятную раскладывать. Думает: «Мне, поди, и времени другого не найдется, как только здесь. Дела-то по домашности не переделаешь. То и буду так жить-маяться, что, может, мимо самого важного прошла и не углядела». Ну, перекрестилась русским обычаем, батька всегда так-то перед большой работой делал, руки в ручье умыла да и занялась чем хотела, пока солнышко высоко стоит.
Долго ли, коротко ли, а сложилась у нее под руками чаша красивая малахитовая. Цветок как будто, и видно, что мастер великий его резал. Так тонко все жилочки-лепесточки вывел, что и не знаешь, на чем держатся. Только вот неживой цветок тот получился. Чаша – она чаша и есть. Редкая штуковина, может, одна такая на весь белый свет, и дорогая, что весь завод, поди, можно из крепости выкупить. Оброк отцовский да братний за год, то ли за два. А живые листики да цветики – вон они, за ручьем выросли. Сами из себя проросли и всегда так будут, и радость от них совсем по-другому себя оказывает.
Погладила Настенька вазу по теплому боку, и вдруг так захотелось ей внове рассыпать свое рукоделие…И жалко стало. Не столько работу свою, сколько сам камень – он под рукой тоже живым показался, будто бы ему прорасти сил не хватило, как слабому зернышку.
- Ты бы тоже расцвела, кабы тебя поправить, - сказала Настенька. – Да только не вдруг и поймешь, что делать надобно. Будто ты василек, а из тебя колокольчик резали. Неживое из неживого сочиняли, а живое не разглядели да наружу не выпустили. Вот тут бы чуток…
И надавила пальчиком-то, а малахит возьми да под пальцем и промнись в ямку, будто глина горшечная.
- А ну-ко если… - Настенька аж взволновалась вся.
…- На что тебе девка моя? Обещалась ты своим словом в покое нас оставить, а что творишь? Митюша мой из дома убег, Данило уже камнем твоим кашляет, теперь Настеньку мою с пути сбиваешь!
- Такого слова не помню. Данилу отпустить обещала – что, не отпустила, скажешь? Все по-твоему сталось, - говорила Хозяйка ровно, да и лицо безгневное было. Прошлый-то раз Катерина вгорячах не заметила, что сама и не сердится вовсе. И то сказать, взаправду сердилась бы – пришлось бы им с Данилой, как тому Северьяну-приказчику…
- Да пожалей ты нас! - вскрикнула Катерина от сердца, слезы бессильные вытерла. – Просто пожалей. Дай нам жить, как все люди живут. Нешто детки наши плохое что тебе сотворили?
- Как люди живут? – Хозяйка прищурилась. – Умная ты, Катерина, а столь простого не понимаешь. Люди разные все, и жизнь им разная надобна. Кому хватит огорода, да коровника, да чтоб все как у людей, а кто и зачахнет, если иные дороги ему закрыть. Себя-то молодой вспомни. Что родня тебе пеняла, когда ты выдумала Данилу ждать незнамо откуда. Была бы ты как все, погоревала-поплакала, да и вышла замуж хоть за Петьку Налима, как он посватался. Не пошла бы чужого старика обихаживать, ремеслу мужскому не училась бы, да и на меня бы не то что голос – глаза не подняла бы.
Головой покачала:
- Как ты тогда… на этих шутников с топором, как и вовсе-то от страха не оконфузились…
Тут уж обе посмеялись маленько, давнее припомнив.
- Так и ты не все человечье понимаешь, - вздохнула Катерина. – Сама посуди, какие такие у нас другие дороги. К тебе в горные мастера? Много забыть придется, что человеку ведомо и дорого. Среди людей жить да иные пути видеть? Ой непросто. Не живется здесь такому, тоска да тягота заест, либо другое что недоброе приключится. Вот Митюша мой с его веточкой как под барина угодил…
Пошарила Хозяйка подле себя, подняла штуковинку мелкую, на ладони Катерине протянула.
- Срастила я его веточку, - призналась она. – Видишь? Раздавили там, не раздавили - покуда камень сам себя помнит, его и из пыли вернуть можно. Отдать не отдам, для человека вредно к такому прикасаться, но при случае передай ему, что...
- Кабы и людей этак-то можно было…
- С людьми по-другому все, - потемнела Хозяйка лицом, замолчала. Нешто и ей было кого поминать? Но Катерина не вовсе забыла, зачем пришла.
- С Настенькой-то ты что сделала? Поправить можно ли?
Та только рукой махнула:
- Не я это. И не в зарукавье дело. Тут другое… Поправить, думаю, можно, только не моя это работа. Да не плачь ты! Держись крепче.
Катерина и пикнуть не успела, как кругом чернота да зелень полыхнули. А как схлынули, так очнулась она одна, в своем же доме, в малухе, прямо в лаптях на рабочем верстаке да пыли малахитовой – вот стыдобище-то. Спрыгнула, пока не увидел никто, да к Настеньке в горницу и побежала.
Настенька и сама не поняла, что она сделала. А только малахит прямо под пальцами другим рождался, вроде и камень, а вроде и живое дерево, упругое да соковитое. И не цветок, да цветок получался, положи наземь – того гляди, корни пустит.
«Смешной, - решила Настенька. – И оспинки на листиках, точь в точь как мои.»
И слышит – мамонька зовет ее и вроде плачет. Взяла и проснулась.
Как уж забываться стало, Данила зачем-то в чулан пошел, да посреди пола об узел какой-то споткнулся. Поднял, развязал тряпицу, пригляделся и ахнул:
- Это ж чаша моя. Откуда взялась?
Так-то удивился, что в избу с ней явился, да прямо на скамью ее и бухнул.
- Глянь-ко, Кать, что я за добычу добыл.
Катерина на Настеньку глянула с великим подозрением, а у той глазищи как плошки: как это цветок обратно в обломки превратился? Не вдруг поняла, что цветок-то во сне был, а ныне все вживую.
- Я их прибрала тогда, вроде как на память. Да, видно, не всякую память помнить надобно. Ты, слава Богу, из Колывани живым вернулся, на что и негодные камни хранить. Дай-ка, выброшу их подале.
Не вышло. Данила – не Настюшка, прикрикнуть на него можно, только ежели сам позволит, а заговорить-увести и вовсе не выйдет.
- Оставь. Посмотреть их надобно. Тогда я молодой был да вгорячах наворотил такого… Камень-то не виноват был, что под опрометчиву руку попался.
У Катерины сердце оборвалось, стоит ни жива ни мертва, ухват из рук выпал – не заметила.
- Да что ж ты, Данилушка, неужто опять все…
- Мамонька…
А Данила взял одну досочку, к другому уголышку приложил, придержал, да к большему куску пристроил…
- Что за притча, - говорит. – Разбил, может, и зря, а только недостает этой поделке живой души. Где ж я ошибся? Сам мастера заграничного хаял, да, видно, сам в ту же лужу сел: нечего было одно под другое обтесывать, когда оно само по себе ладно уродилось. А если вот тут поправить…
Глядит Настя на его руки и дивится: она-то не то совсем делала. А батюшка ведь мастер, каких поискать, да, гляди-ко, у него еще и лучше вышло бы.
- Катерина, а ведь я кругом дурак получаюсь, - вдруг охнул Данила. – Тебя тогда обидел, Прокопьича оставил, и все за свою гордыню немереную. Это ж что получается? Будто бы есть один цветок самолучший, и коли я б его сделал, то молодец, а коли не придумал, то и напрасно все. Не так надо-то. Цветов сколько всяких разных, и один другому не застит. И этому бы место нашлось, не рядом с тем, так подалее. А я и бросил выдумку свою. Дурак и есть. Ну да ничего, это и поправить можно… Ну что ты, Настюшенька? Что ты? Хорошо же все!
@темы: Тексты, I этап, G—PG-13, ОК Павел Бажов 2014
-
-
02.11.2014 в 00:13-
-
02.11.2014 в 00:13-
-
02.11.2014 в 00:47-
-
02.11.2014 в 14:51-
-
02.11.2014 в 18:57Неоднозначный финал.
Порадовало, что автор решил попробовать закончить незавершенный сказ Бажова. Я даже не знала, что у него есть незаконченная "Тонкая грань".
И спасибо за картинку-фото семейней четы Бажовых - порадовала глаз
-
-
02.11.2014 в 22:07-
-
03.11.2014 в 01:15-
-
03.11.2014 в 23:06-
-
04.11.2014 в 01:32Anna-23-11, спасибо!
Да, у Бажова есть несколько незаконченных вещей. Конечно, было бы здорово узнать, чем он сам собирался их закончить, но... увы. "Переливчатые опята" очень интересная штука, но мы так и не придумали, о чем это вообще могло быть задумано. Надо бы, наверное, поискать какие-нибудь академические издания сказов с комментариями, может, там кто-то что-то предположил.
И да, Бажовы очень красивая пара. По-моему, Катерина как раз такая должна быть
-
-
04.11.2014 в 12:12И языком певучим, и рассказом складным. И где сами дописали - не понять, так ладно вышло
Спасибо!
-
-
04.11.2014 в 20:03И спасибо, что «организовали» встречу с бесценной памятью детства. ))
-
-
11.11.2014 в 16:52-
-
06.12.2015 в 21:45Спасибо за то, что подарили нам ещё немного Хозяйки!
Подскажите, пожалуйста, а с неоконченным сказом "Хозяйкино зарукавье" не работали?