ОК Ефремов, I этап, драббл

[fandom Efremov + Belyaev 2016]

Код для вставки

<a href="http://bfb-1.diary.ru/?tag=5204863"><div align="center"><div style="width:95%; max-width:600px; min-width:400px; color: #041502; background: #000100; border: 3px #041502 solid; -moz-border-radius: 20px; -webkit-border-radius: 20px; -khtml- border-radius: 20px; border-radius: 20px; padding: 0px;"><img border="0" src="http://firepic.org/images/2014-10/31/hftygzsh6c6h.png" alt="Баннер ОК Ефремов" width="100%;"></div></div></a>

Название: Предчувствие
Автор: ОК Ефремов
Бета: ОК Ефремов
Форма: проза
Размер: драббл, 317 слов
Пейринг/Персонажи: Таис
Категория: джен
Жанр: этюд
Рейтинг: G
Предупреждения: отсутствуют
Примечание: драббл по роману «Таис Афинская»
Размещение: свободное после окончания ОК

   Сам Александр решил, что афинской гетере следует ждать вестей в гиерапольском храме, а Птолемей передал ей его волю, значит, ей не пристало перечить ни царю, ни однoму из самых приближенных к нему соратников. Всё решили за неё, даже шкатулка с платой за гостеприимство служителей богини была приготовлена заране. Таис это сперва кольнуло: всё-таки гетеры в отличие от мужних жён привыкли к большей независимости в выборе того, куда и с кем им ехать, где жить, но настоящей обиды не было, поскольку Таис понимала, что о ней позаботились таким образом и что она, хоть её и сравнивали с царицей амазонок, когда она танцевала иппогиннес, не являлась таковою, а потому будет лишь обузой в тяжёлом походе. Пожалуй, если сравнивать ожидание в военном лагере у переправы через реку и пребывание в старинном святилище великой женской богини, пусть и отнюдь не светлой эллинской Афродиты, второе более соответствовало бы как статусу, так и характеру афинянки. Её интересовали древние культы, несмотря на то, что знакомство с некоторыми из них в Египте едва не закончилось её смертью, поэтому, простившись с Птолемеем, Таис, чтобы немного отвлечься от тревоживших её невесёлых мыслей, пыталась вообразить себе древний храм, пока её размышления не перешли в дремоту, а та не обернулась крепким сном.

   Храм Матери Богов, Кибелы, Ашторет, Великой Богини, чьих имён не перечислить, резко отличался от представлявшихся эллинке в полусне храмов её родины, чуть сильнее он напоминал архитектуру пустынного Египта: та же монументальность, основательность... Наличие двойных стен поразило гетеру больше, нежели удивительное соседство хищников и травоядных в храмовом дворе. Если в Элладе храмы держались открытыми, чтобы каждый мог беспрепятственно прийти поклониться богам, то это здание можно было смело назвать укреплённой крепостью. Сходство становилось заметнее благодаря присутствию вооружённой стражи и лишь слегка сглаживалось роскошными садами на террасе.

   «Недоброе место...» — решила Таис и чудом удержалась от отвращающего зло жеста — не стоило показывать, какое впечатление на неё произвёл храм, ни встречавшим её жрицам, ни грозной богине, чьей немилости Таис боялась совершенно искренне.

@темы: Тексты, I этап, G—PG-13, ОК Ефремов 2014

---

ОК Павел Бажов. 1 этап, тексты малых форм

[ОК Павел Бажов]

Теплая грань.

Название: Теплая грань
Автор: ОК Павел Бажов
Бета: ОК Павел Бажов
Форма: проза
Размер: мини, 1595 слов
Персонажи: Данила, Катерина, Настя, Митя, Хозяйка Медной горы
Категория: джен
Жанр: пропущенные сцены
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: жизнь Данилы, Кати и их детей после событий «Хрупкой веточки».
Предупреждение: отсутствие выделения прямой цитаты.
Примечание: Сказ П.П.Бажова «Теплая грань» был так и не закончен автором. Мы взяли на себя смелость предложить вариант окончания. Поскольку текст данного сказа в сети неизвестен, мы поместили его в начало нашего фика и намеренно не выделили место перехода (тем более, что его и так видно). Исходный сказ взят из книги Ариадны Бажовой «Глазами дочери». Авторская орфография и пунктуация сохранены, удален один небольшой абзац, где содержится отсылка к советской действительности. Там, где указывается размер фика, речь идет об обьеме нашего окончания.
Размещение: после деанона с разрешения автора

Про то уж сказывалось, что у Данилы с Катериной одному парню, Митюхой которого звали, не посчастливило в житье. Первое дело, горбатым вырос, второе дело – по работе большая спотычка случилась. Самым, можно сказать, первостатейным гранильщиком вырос, а пришлось жить на волчьем положении. Это как Митюха стукнул барина его же тростью за то, что тот растоптал у Митюхи самую его дорогую поделку.
Далеко от дому Митюха все-таки не ушел. В те годы, видишь, казна принялась за жильное золото в Березовском заводе. Рудотолчейную там поставили и стали большими партиями с разных концов арестантов пригонять на работу. Коротенько сказать, каторгу на том месте открыли.
Все, кому надо было ухраниться, сразу смекнули – лучше не найдешь, как около этой самой каторги пристроиться. Никому и в голову не придет искать в таком страшном месте. А гранильщикам да камнерезам это и по ремеслу подходило. В Березовских дайках, известно, камешков не малое число попадалось. Камешек не то чтоб очень лестный, а все же в огранку годился. Камнерезов опять тамошний лиственит тянул. Камень тоже не из завидных, вроде салом смазанный, зато к резьбе легкий. В добрых руках и такой заиграть может.
Митюха все это смекнул, да и подался на Березовский завод. По его ремеслу и то подходило, что от города близенько: поделку сбывать легче. Конечно, жить на устроньи всегда невесело и делу помеха, а все-таки пристроился, питаться можно. И ту девчушку, которая его дома больше всех жалела, с собой же увел. Тайком от родителей. Вдолге уж весточку подали.
- Так и так, живы-здоровы, только венчаны по-кержацки.
По церковному-то побоялись, потому как там бумаги спросят и все может открыться, а у кержаков просто. Старичок тамошний почитал по святой книге, да и говорит: «Живите без греха, и Бог вас прости.» «Мы живем в полном согласии близко году, сыночка поджидаем.»
Даниле с Катериной, да и родителям той девчонки не в обычае, чтоб без венцов сходиться, да что поделаешь? Собрались все у Данилы, повздыхали, поохали, пошумели малость и на том сошлись: всякое на свете бывает.
- У кержаков-то, я слыхала, семья не в уроне, - сказала Катерина и поставила на стол рыбный пирог. – Не обессудьте, сватушки любезные, не изготовилась как полагается. Свадебка-то у нас не в обычай пришлась.
Данило, конечно, начал вином обносить. Ну, погуляли маленько новые сватушки, своим семейным кругом, без большой огласки. С той вот поры ниточка на Березовский завод и протянулась. Частенько его в разговорах поминать стали.
- Как-то наши там поживают?
Как старый барин умер, наследникам не до того стало, чтобы разыскивать, кто покойника по лбу палкой треснул. Понахватали денег, сколько кому удалось, и сразу кинулись по столицам и заграницам мотать наследство. А приказчику да заводскому начальству другая забота – то ли этих наследников одним махом начисто ограбить и в безнадежные должники перевести, то ли на годы растянуть, чтобы подольше на привычных местах кормиться? Ну, Березовским-то скрытникам и стало повольготнее. Митюхе самому-то, понятно, нельзя было в Полевой показаться, как он по горбу заметный, а Фрося, его жена-то, не раз бывала, и с ребятами. Про Березовские дела в Полевой знали до тонкости. А тут у Данилы в семье опять случай вышел.
Последней-то их девчушке дорога тоже не вовсе по ровному месту пришлась. Росла она здоровой да веселой, всей семье радость. И с лица вышла пригоженькой. Подружки так и звали ее – Настенька Бассенька. На отличку от другой Настюшки Кривушки. Мать не раз говорила девчонке, чтоб она не заносилась перед подружками, а Настеньке все же любо было такое прозванье. Попривыкла к этому. Только вот на двенадцатом ли, тринадцатом годочке эта Настенька захворала оспой.
По нынешним годам про оспу мало разговору, не стало ей ходу. А ведь прежде-то что было! Самая это злая хворость считалась. Сколько она народу уводила, а больше всего малолетков. Да еще как крушила-то! Половина, может, тех, кто захворал, с концом гибла, а из другой половины немалая часть слепыми выходила. Счастье считалось, коли кто выкарабкается исковырянным вроде решета.
Этакое-то счастье и выпало на Настенькину долю. Мать, конечно, старалась ухранить ее во время болезни. В рукавичках держала, а на ночь и вовсе связывала, чтоб себя не повредила, как оспенки присыхать стали и зуд пошел. Только все-таки ухранить не смогла. Как выхворалась, так прямо узнать нельзя девчушку.
Такой изъян и парнишке не больно всласть, а девчонке да еще и подлетку и вовсе тошно. Из подружек тоже завистницы были, стали ее навеличивать по-другому: Настенька Карявенька, а осердятся, так и Настька Конопатка. Любо ли? От этого у девчушки весь обычай переменился. Была хохотушка, первая на все игры затейница, а стала потёма-потёмой. Все больше в уголке сидит и на разное женское рукоделье налегать стала. Иной раз забьется куда, и целый день ее не видно, не слышно. Мать видит – не ладно дело. Запрягла ее в работу, строго взыскивать стала, а сама думает: «Работы больше, пустодумья меньше». Настенька к этому будто и с охотой, а от своих думок отстать не может. И то сказать, сколько по домашности не колотишься, а подружки тут они, рядом. За водой пошла, с одной сбежишься, рубахи полоскать побежала, на плоту их гурьба. В праздники и того хуже. Под окошками ходят, вызывают:
- Выходи, Настенька!
Да еще что! Сидит так-то по зауголкам, и, глядишь, откопает такое, о чем все давно забыли. Раз мать поднялась зачем-то на вышку, а Настенька разбирает какие-то камешки. Подошла Катерина поближе и обомлела: да ведь это те самые, которые она в тайне сохраняла. От чаши-то, которую Данило разбил.
Катерина, понятно, спрашивает: где взяла? Что тут делаешь? А Настенька объясняет:
- Вот нашла за бревном засунут узелок, а в нем камешки. Видать, от одной поделки, потому – ловко складываются. Гляди вон, вроде листка выходит, только маленько недостает чего-то. Занятная, надо думать, поделка была, а почему-то разбита. Вот сама увидишь, как всю-то соберу.
Катерина напустилась на дочь:
- Как ты смела неспрошеное взять? Для тебя разве узелок собран?
Сейчас же спутала всю ее разборку, завязала опять обломышки в узел, а сама дивится: сколько ребят вырастила, ни один не нашел, а эта докопалась! Хорошо, что еще вовремя увидела, а то показала бы Даниле, в думу бы его вогнала. Настрого наказала Настеньке:
- Ты гляди, отцу не проговорись об этом! Камешки такие, что могут его с пути сбить. И братьям чтоб ни слова!
Настенька слушает и думает: что за камешки такие, что и говорить о них нельзя? В чем их сила? Почему они матери так не взлюбились? Спросить все-таки не посмела, а Катерина подхватила узелок и говорит:
- В ступе истолку, чтоб больше никому в руки не попадались!
Только ведь не зря говорится, что чем гуще занавеска, тем больше манит поглядеть, что под ней спрятано. Тут это самое и вышло. Ушла Катерина с узелком, а дочка за ней побежала поглядеть, что дальше будет. Ушла мать в амбарушку над погребом, а сбоку там в одной стене щель широкая была. Настенька к этой щели припала. Катерина сперва сунула узел за кадку в углу и стоит, задумалась. Потом достала узел, развернула и тоже стала обломки раскладывать. Тут кто-то из старших братьев из малухи выскочил и сильно закашлял – наглотался, видно, малахитовой пыли лишка. Катерина как услышала, сейчас же забрала обломки в узел и сунула на старое место, за кадку и вышла из амбарушки.
Настенька все это видела, и ей еще любопытнее стало, что это за обломышки? А вдруг мать в самом деле истолчет их в ступке. Тогда уж не поглядишь, что за поделка была. Не перепрятать ли, пока цел узелок. Ну, боязно, как бы мать не хватилась.
Ушла Катерина в избу, брат прокашлялся, в малуху вернулся, а Настенька все стоит и раздумывает, брать или не брать узелок, а сама смотрит через щелку в тот угол, где камешки спрятаны. Вдруг видит, из-за кадки поднимается как ветка зеленая, за ней другая, третья. Тут Настенька и раздумывать не стала, со всех ног кинулась в амбарушку – поглядеть поближе. Подбежала, а ничего нет. Что делать? Вытащила из угла узел - а он не легонький – и потащила в огород, в тот конец, где конопля росла. Конопляник хоть маленький, а на жирной земле, такой густой, что к самому подойди, и то человека в нем не увидишь. Забралась Настенька в самую середину, выкопала там ямку и зарыла узелок, сама скорей домой прибежала и давай по хозяйству стараться. Дело ведь всегда найдется. Мать вышла, видит – усердствует девчонка, подумала: «Задобрить, видно, меня хочет после давишней-то проборки. – А про узелок решила: - Завтра истолку, а то еще греха с этими обломками наделаешь!»
Наутро, как привычно, поднялась раньше всех и сейчас же взяла пест и ступку и пошла в амбарушку. Видит – взято. Догадалась, конечно, чьих рук дело, но сперва ничего не сказала, а как ушли мужики в малуху на работу, Катерина и наперла на Настеньку:
- Подавай узелок!
Девчонка и отпираться не стала, говорит:
- Зарыла в коноплянике.
- Кажи, в котором месте!
Пошли в огород. Место, где зарыто было, найти, конечно, легко, потому - земля там переворошена, стали отрывать, а там одна тряпица, в которую обломки были завернуты, только эта тряпица как прожженная по самой середине, а камней нет. Катерина, ясное дело, поняла, почему такое могло случиться, а девчонка ревет:
- Мамонька, вот тебе святая икона, на этом месте все зарыто было, как взяла.
Катерине не до того, чтоб Настеньку пристрожить. Другое на уме: хозяйка горы мудровать начала, хорошего не жди!
«Как бы она у меня дочь не сманила, как Данилу.»
Ласково с Настенькой заговорила:
- Ты не думай об этом. В земле легко ведь что хочешь потерять можно. Тряпица, видно, прогнила, обломки и рассыпались. Да и к чему они тебе. Разбитый камень все равно не слепишь. Мало ли случается, что поделка разобьется, а нет того обычая, чтоб из обломков ее собирать. Всякий мастер лучше за новое примется, чем так-то время терять.
Настенька слушает этот разговор, а не верит, потому видела, что мать сама эти обломышки раскладывала, как им быть должно. И то ей в диво, что за самовольство не пробирает, Настенька осмелела и говорит:
- Мамонька, а на что ты эти обломышки тогда берегла и почему наказывала отцу и братьям ничего не говорить?
Катерина придумала отговорку.
Это, дескать, я смолоду сама хотела заниматься малахитным делом, да не вышло у меня ничего путного, я и разбила поделку, а остатки все-таки жалко было выбросить.
Ну, Настенька этому не поверила, да прямо и говорит:
- Ровно бы это мастерских рук работа, а не первоучка.
Тут уж Катерина рассердилась:
- Возьму вот за косу-то да выучу, как пересуживать материны слова! Кто ты есть, чтоб мастерство разбирать. Вперед чтоб не слышала этого! И про эти обломки не поминай! Забудь об этом!
Сказать это легко, а как про такую штуку забудешь. Сама помнит, и у дочери этот случай из ума нейдет: куда подевались обломки?

Сидит этак-то Настенька на вышке. Ковыряется с вязаньем каким-то. Только пришло ей в голову самой узор для вязанья выдумать. Ну, перебирает в голове, что бы такое выбрать, непохожее на другие узоры. Устремилась глазами в одну сторону, а сама ничего не видит, потому как в голове другое проходит. Потом себя остановила:
- Что это я! Перебираю такое, которое в узорах видела. Надо такое, чего не было.
И тут заметила в углу паутинку. Стала оглядываться – еще две нашла. Все переглядела и к тому пришла, что они друг от дружки только тем отличаются, что одна поменьше, другие побольше, и рисунок этот чуть не в каждом узоре есть.
- Не так, видно, просто узор придумать, - решила Настенька, а сама все по сторонам поглядывает – не найдется ли чего занятного?
Вышка, известное дело, не больно богато освещена: одно окошко наружу да щели, если крыша дырявая. У них как раз недавно крышу перекрывали. Тес еще плотный, и снизу, куда он спускается, тоже плотно подогнано. В одном только месте на тесине сквозной сучок выпал. Из этой маленькой дырочки свет пучком идет в сторону верхнего венцевого бревна. Настенька глядит за этим пучком и видит в светлом пятнышке на венцевом бревне какое-то колечко. Маленькое, а цветом зеленое, что весенняя трава. Настеньку, понятно, потянуло поглядеть, что за колечко. Подошла поближе, да как-то заслонила головой световой пучок, и колечко не стало видно. Отклонилась, светлый кружок появился, а никакого зеленого колечка и нет. Задумалась Настенька, что такое? К тому пришла, что так показалось ей, и пошла на старое место, а сама глаз не отводит от светлого пятнышка на бревне. Только села за вязанье, опять это колечко появилось, да явственно так, будто сверху кружка положено.
«Червячок, видно, зеленый, - подумала Настенька, но тут сомненье у ней появилось: - Куда же он подевался, когда я подошла, и как не углядела, с какой стороны он на средину кружка выполз?»
«Пойду, еще раз посмотрю поближе», - подумала Настенька и стала потихоньку пробираться к светлому кружку, а сама глаз с него не спускает. Подобралась и видит – маленькая зеленая змейка лежит и черными глазками глядит на Настеньку. Глазки ласково этак смотрят. Настенька сперва подумала, можно ли эту змейку взять, а как поглядела на ласковые глаза, так руку и протянула. Только вдруг глаза сразу переменились, злыми стали, заблестели вроде камня. Настенька руку отдернула.
- Коли сердишься, так не буду брать.
И глаза опять ласковыми стали.
- Вот ты какая! – сказала про себя Настенька. – Глядеть на тебя можно, а в руки брать нельзя.
Наклонилась поближе, стала разглядывать. И диво ей – лежит змейка как неживая, вроде окаменелого колечка, а глазами смотрит. Тянет Настеньку поднять змейку, а только поднесет руку, глаза засверкают и станут сердитыми. Настенька тогда на хитрость пустилась. Сидит и смотрит спокойно, а сама пальцы левой руки незаметно подвинет, чтобы сбоку задеть колечко. Только и хитрость не помогла: опять озлилась змейка. Тут уж Настенька вслух сказала:
- Не буду тебя беспокоить. Погляжу только.
Змейка как ответила на это: в глазах будто смешок прошел, и стали они еще ласковее.
Так вот и сидела Настенька над светлым кружком, пока мать не закричала:
- Где ты, потемочница моя? Куда забилась?
Настеньке делать нечего, приходится расстаться с занятной змейкой, только та на глазах куда-то скрылась.
Спустилась Настенька с вышки, и целый день у нее из головы не выходила маленькая зеленая змейка с живыми удивительными глазами.
Не забыла об этом и на другой день. Как с работой управилась, так и забралась на вышку.
«Не увижу ли, - думает, - еще раз эту змейку».
Так и вышло. На светлом кружке венцевого бревна, в самой средине лежит змейка. Настенька уж знает порядок. Подошла поближе, села на этом венцевом бревне и разглядывает змейку. Любуется ее чистым зеленым цветом, а больше того глазами, из которых будто тепло идет.
Катерине между тем подозрительно показалось, что девчонка целыми днями на вышке сидит. Бывало это, что по темным углам сидела, да хоть место меняла, а тут все на вышке да на вышке. Дай, думает, посмотрю. Забралась потихоньку на вышку и увидела, что Настенька что-то разглядывает на светлом кружке. Пригляделась издали Катерина, и ноги у нее задрожали.
- Ведь это хозяйкино зарукавье! Неуж она придумала девчонку у меня сманить? На что ей?
И до того все это ее напугало, что Катерина вскрикнула. Настенька испугалась этого нежданного крику и с испугу опустила руку на змейку. Как кольнуло Настеньку, и она обомлела. Мать больше того испугалась, подбежала к Настеньке.
- Доченька, что ты, что ты!
А Настенька лежит как неживая.

В доме, понятно, переполох. Пришла беда – отворяй ворота. Сняли Настеньку с вышки, принесли да в горнице положили. И водой ей брызгали, и елеем от святых икон лобик помазали, и уксус нюхать давали, и ничем-ничего. Катерина сама как полуживая, помучнела вся и глаза ввалились, не знает, говорить ли Даниле про Хозяйку. Тут хуже бы беды не наделать. Хотя и куда уж хуже, когда с дитятком такое. Так-то вроде дышит, сердечко стучит и руки теплые, и на вид спит как будто, а – не просыпается никак. Данило, как узнал, послал младшего сына Егорку за бабкой Колесишкой. Бабка та Данилу еще маленького лечила, и до сих пор дожила во своем уме да памяти. Мудреная старушка была, хоть тоже не всё знала. Вот пришла она, так и сяк Настеньку посмотрела, ладонь у ней на лбу подержала, да по глазам закрытым тихохонько провела.
- Ничего, - говорит, - не пойму, Катерина. Вроде и здорова твоя дочь, а только на простой сон это совсем непохоже. Держи ее в тепле и приглядывай, а так-то и придумать ничего не могу.
Ушла Колесишка, а Катерина осталась у дочкиной кровати сидеть. Вечерело уже. Вот посидела она, подумала, Егоршу кликнула и наказала ему за сестрой следить неотступно, а сама шаль накинула да за дверь.
- Куда ты, мамонька? Ночь уж скоро.
Та и говорит:
- За лекарством пойду.
И ушла поскорее, пока не задержали ее.
Хоть и давно дело было, а ноги сами дорогу на Змеиную горку вспомнили. Идет Катерина, в шаль кутается и сама себя задорит, чтоб злости побольше – потому как без злости с Хозяйкой говорить боязно. А тут на тропинке она и стоит, сама-то. Не изменилась нисколечко, да и что ей, каменной, сделается. Вот только росту в ней вроде убыло; коли не знать да глядеть безо внимательности, и за обычну девку принять можно.
- Ну, здравствуй, - говорит. – Не меня ли ищешь?
- А то кого ж? Знаешь, зачем ищу-то.
- Как не знать. Пойдем-ка, Катерина, на мое крылечко посидим, непростой у нас с тобой разговор будет.

А Настенька в это время спала, да не спала, а будто летела над весенними рощами и лугами без конца и края. Ручьи блестели, и камни белые к воде спускались. И всякие-всякие цветы на тех лугах распускались, и по камням тоже цветы плелись. Жалела Настенька, что все разглядеть не успеет, в памяти не удержит. Только вот уже она опускаться стала, да легко, как перышко, земли той дивной и коснулась. Видит – полянка моховая, ровная, как нарочно выглаженная, и лежат на ней малой горкой знакомые обломышки.
Ей бы погулять кругом, осмотреться, а она сразу на мох села, юбчонку подоткнула под себя и давай поделку непонятную раскладывать. Думает: «Мне, поди, и времени другого не найдется, как только здесь. Дела-то по домашности не переделаешь. То и буду так жить-маяться, что, может, мимо самого важного прошла и не углядела». Ну, перекрестилась русским обычаем, батька всегда так-то перед большой работой делал, руки в ручье умыла да и занялась чем хотела, пока солнышко высоко стоит.
Долго ли, коротко ли, а сложилась у нее под руками чаша красивая малахитовая. Цветок как будто, и видно, что мастер великий его резал. Так тонко все жилочки-лепесточки вывел, что и не знаешь, на чем держатся. Только вот неживой цветок тот получился. Чаша – она чаша и есть. Редкая штуковина, может, одна такая на весь белый свет, и дорогая, что весь завод, поди, можно из крепости выкупить. Оброк отцовский да братний за год, то ли за два. А живые листики да цветики – вон они, за ручьем выросли. Сами из себя проросли и всегда так будут, и радость от них совсем по-другому себя оказывает.
Погладила Настенька вазу по теплому боку, и вдруг так захотелось ей внове рассыпать свое рукоделие…И жалко стало. Не столько работу свою, сколько сам камень – он под рукой тоже живым показался, будто бы ему прорасти сил не хватило, как слабому зернышку.
- Ты бы тоже расцвела, кабы тебя поправить, - сказала Настенька. – Да только не вдруг и поймешь, что делать надобно. Будто ты василек, а из тебя колокольчик резали. Неживое из неживого сочиняли, а живое не разглядели да наружу не выпустили. Вот тут бы чуток…
И надавила пальчиком-то, а малахит возьми да под пальцем и промнись в ямку, будто глина горшечная.
- А ну-ко если… - Настенька аж взволновалась вся.

…- На что тебе девка моя? Обещалась ты своим словом в покое нас оставить, а что творишь? Митюша мой из дома убег, Данило уже камнем твоим кашляет, теперь Настеньку мою с пути сбиваешь!
- Такого слова не помню. Данилу отпустить обещала – что, не отпустила, скажешь? Все по-твоему сталось, - говорила Хозяйка ровно, да и лицо безгневное было. Прошлый-то раз Катерина вгорячах не заметила, что сама и не сердится вовсе. И то сказать, взаправду сердилась бы – пришлось бы им с Данилой, как тому Северьяну-приказчику…
- Да пожалей ты нас! - вскрикнула Катерина от сердца, слезы бессильные вытерла. – Просто пожалей. Дай нам жить, как все люди живут. Нешто детки наши плохое что тебе сотворили?
- Как люди живут? – Хозяйка прищурилась. – Умная ты, Катерина, а столь простого не понимаешь. Люди разные все, и жизнь им разная надобна. Кому хватит огорода, да коровника, да чтоб все как у людей, а кто и зачахнет, если иные дороги ему закрыть. Себя-то молодой вспомни. Что родня тебе пеняла, когда ты выдумала Данилу ждать незнамо откуда. Была бы ты как все, погоревала-поплакала, да и вышла замуж хоть за Петьку Налима, как он посватался. Не пошла бы чужого старика обихаживать, ремеслу мужскому не училась бы, да и на меня бы не то что голос – глаза не подняла бы.
Головой покачала:
- Как ты тогда… на этих шутников с топором, как и вовсе-то от страха не оконфузились…
Тут уж обе посмеялись маленько, давнее припомнив.
- Так и ты не все человечье понимаешь, - вздохнула Катерина. – Сама посуди, какие такие у нас другие дороги. К тебе в горные мастера? Много забыть придется, что человеку ведомо и дорого. Среди людей жить да иные пути видеть? Ой непросто. Не живется здесь такому, тоска да тягота заест, либо другое что недоброе приключится. Вот Митюша мой с его веточкой как под барина угодил…
Пошарила Хозяйка подле себя, подняла штуковинку мелкую, на ладони Катерине протянула.
- Срастила я его веточку, - призналась она. – Видишь? Раздавили там, не раздавили - покуда камень сам себя помнит, его и из пыли вернуть можно. Отдать не отдам, для человека вредно к такому прикасаться, но при случае передай ему, что...
- Кабы и людей этак-то можно было…
- С людьми по-другому все, - потемнела Хозяйка лицом, замолчала. Нешто и ей было кого поминать? Но Катерина не вовсе забыла, зачем пришла.
- С Настенькой-то ты что сделала? Поправить можно ли?
Та только рукой махнула:
- Не я это. И не в зарукавье дело. Тут другое… Поправить, думаю, можно, только не моя это работа. Да не плачь ты! Держись крепче.
Катерина и пикнуть не успела, как кругом чернота да зелень полыхнули. А как схлынули, так очнулась она одна, в своем же доме, в малухе, прямо в лаптях на рабочем верстаке да пыли малахитовой – вот стыдобище-то. Спрыгнула, пока не увидел никто, да к Настеньке в горницу и побежала.

Настенька и сама не поняла, что она сделала. А только малахит прямо под пальцами другим рождался, вроде и камень, а вроде и живое дерево, упругое да соковитое. И не цветок, да цветок получался, положи наземь – того гляди, корни пустит.
«Смешной, - решила Настенька. – И оспинки на листиках, точь в точь как мои.»
И слышит – мамонька зовет ее и вроде плачет. Взяла и проснулась.

Как уж забываться стало, Данила зачем-то в чулан пошел, да посреди пола об узел какой-то споткнулся. Поднял, развязал тряпицу, пригляделся и ахнул:
- Это ж чаша моя. Откуда взялась?
Так-то удивился, что в избу с ней явился, да прямо на скамью ее и бухнул.
- Глянь-ко, Кать, что я за добычу добыл.
Катерина на Настеньку глянула с великим подозрением, а у той глазищи как плошки: как это цветок обратно в обломки превратился? Не вдруг поняла, что цветок-то во сне был, а ныне все вживую.
- Я их прибрала тогда, вроде как на память. Да, видно, не всякую память помнить надобно. Ты, слава Богу, из Колывани живым вернулся, на что и негодные камни хранить. Дай-ка, выброшу их подале.
Не вышло. Данила – не Настюшка, прикрикнуть на него можно, только ежели сам позволит, а заговорить-увести и вовсе не выйдет.
- Оставь. Посмотреть их надобно. Тогда я молодой был да вгорячах наворотил такого… Камень-то не виноват был, что под опрометчиву руку попался.
У Катерины сердце оборвалось, стоит ни жива ни мертва, ухват из рук выпал – не заметила.
- Да что ж ты, Данилушка, неужто опять все…
- Мамонька…
А Данила взял одну досочку, к другому уголышку приложил, придержал, да к большему куску пристроил…
- Что за притча, - говорит. – Разбил, может, и зря, а только недостает этой поделке живой души. Где ж я ошибся? Сам мастера заграничного хаял, да, видно, сам в ту же лужу сел: нечего было одно под другое обтесывать, когда оно само по себе ладно уродилось. А если вот тут поправить…
Глядит Настя на его руки и дивится: она-то не то совсем делала. А батюшка ведь мастер, каких поискать, да, гляди-ко, у него еще и лучше вышло бы.
- Катерина, а ведь я кругом дурак получаюсь, - вдруг охнул Данила. – Тебя тогда обидел, Прокопьича оставил, и все за свою гордыню немереную. Это ж что получается? Будто бы есть один цветок самолучший, и коли я б его сделал, то молодец, а коли не придумал, то и напрасно все. Не так надо-то. Цветов сколько всяких разных, и один другому не застит. И этому бы место нашлось, не рядом с тем, так подалее. А я и бросил выдумку свою. Дурак и есть. Ну да ничего, это и поправить можно… Ну что ты, Настюшенька? Что ты? Хорошо же все!

@темы: Тексты, I этап, G—PG-13, ОК Павел Бажов 2014

---

ОК Сент-Экзюпери: I этап

[ОК Сент-Экзюпери]

Список Продавец друзей Apprivoisé Краснолицый человек Симфония дома Из дурного извлечешь благое Встреча с детством Сделать шаг Зерно прорастет Название: Продавец друзей Автор: ОК Сент-Экзюпери Бета: ОК Сент-Экзюпери Канон: Маленький принц Форма: проза Размер: драббл, 641 слово Пейринг/Персонажи: Маленький принц Категория: джен Жанр: драма Рейтинг: PG-13 Предупреждения: AU, OOC, POV героя Краткое содержание: Маленький принц не смог вернуться на свою планету, и при попытке телепортации утратил память. Теперь он вынужден жить среди людей... Примечание: У людей уже не хватает времени что-либо узнавать. Они покупают вещи готовыми в магазинах. Но ведь нет таких магазинов, где торговали бы друзьями, и потому люди больше не имеют друзей. «Маленький принц», Антуан де Сент-Экзюпери. Звук дверного колокольчика эхом разносится по магазину, мягко соприкасаясь с хрусталем, стоящим на полках в каморке. Новый покупатель не заставил себя долго ждать, и я, аккуратно взяв сосуд, спешу к нему навстречу. Выйдя из каморки, где хранится всё самое драгоценное, что у меня есть, я приветствую покупателя. Человек отводит глаза, но вежливо снимает шляпу, а потом начинает тихо, словно боясь посторонней насмешки, описывать своего друга. Я киваю в такт его репликам, наперед зная, что он скажет. Опыт и в то же время тяжелая ноша: безошибочно определять, что так необходимо каждому вошедшему в магазин. Так происходит изо дня в день, из месяца в месяц, и время плавно перетекает в года: ко мне приходят отчаявшиеся, готовые платить за то, чтобы у них появился друг. Передо мной мелькают уставшие, часто угрюмые лица, но это не надоедает — я продолжаю исправно и, что куда важнее, душевно исполнять долг. Мне нравится читать, словно книги, приходящих ко мне за помощью, изучать их черты лица и мимические складки на лбу и щеках, замечать скрытые мысли, которые мимолетно проскальзывают в глазах, будто смысл, спрятанный глубоко между строк. Все они — разные и одновременно слишком похожие: у каждого человека своя драма, познать которую можно, только если ты сам того желаешь. Я иду обратно в каморку за товаром и в своем бесконечном пути сталкиваюсь с жестокой реальностью: одиночество — удел тех, кто стал тяжёл душою. Много лет назад — так давно, что мне уж и не вспомнить, — я не смог вернуться домой. Планета людей пленила. Незаметно тяжелым стало не только моё тело... Мои воспоминания были окончательно потеряны, но сердцем я чувствовал, что забыл что-то очень важное. Я отчаянно хотел вернуть свою память. Со временем пришло смирение, и я попытался отыскать друга. Того, с кем смогу беззаботно лежать на траве и смотреть в совершенное небо, с кем моё сердце будет разговаривать, а уста — молчать, ведь нам будет этого достаточно… С кем бы смог вновь заполнить свои воспоминания и больше никогда их не терять. Но все, кто встречался мне, не нуждались в друзьях: они забывали о назначенной встрече в парке, не перезванивали после совместных походов в кино, но добавляли меня в социальных сетях, уверяя, что для дружбы этого достаточно. И я верил. А потом видел, как они растворялись в серой суете минувших дней. Я возвращаюсь из каморки с ценной ношей и передаю её в руки покупателю. Хмурый человек уходит, унося с собой единственного друга, которого он заслужил. Плата за это — воспоминание — аккуратно расплывается по своему новому дому, размеренно устраиваясь за толстыми стенками хрустального сосуда. Слегка колышась, воспоминание хмурого человека начинает переливаться насыщенными цветами: нежно-синий сменяется фиолетовым, через несколько секунд добавляется золотой оттенок, и мне видится, что это ночное небо, усеянное мириадами звезд. Я зачарованно продолжаю всматриваться в краски, не переставая удивляться, как насыщенна и прекрасна жизнь, которую так обесценил ушедший. Люди перестали находить время на то, чтобы создавать узы. Им кажется, что деньги и статус обеспечат не только материальное положение, но и завяжут сердечные отношения. Они насыщают свою жизнь заменителями и лишь к концу своих лет понимают, что делали всё не так. Тогда-то они приходят ко мне, отдают самое ценное, что может быть у человека, — воспоминание! — и думают, что смогут восполнить дружбой прожитые годы, ушедшие в небытие. Я бездумно накрываю хрустальный сосуд, наполненный воспоминаниями, и ставлю его на полку в своей каморке. Это был последний на сегодня покупатель — точно зная об этом, переворачиваю табличку на "Закрыто" и выхожу из магазина. Потускневшая из-за моросящего дождя улица встречает меня тишиной, поэтому на мгновение замерев, чтобы прислушаться, я закрываю глаза и вдыхаю полной грудью. Пахнет по-осеннему щемяще, и коричневато-жёлтые литья под моими ногами тоскливо улыбаются мне вслед. Я отправляюсь в путь к своему извечному пристанищу, как делал это миллионы раз до сегодня, и как буду делать это еще миллион раз после. Будучи обреченным не помнить свой настоящий дом, я неустанно продолжаю писать человечеству, робко стуча в сердца каждого: позвоните своему другу, он этого очень ждёт. А где ждут — там дом. Название: Apprivoisé Переводчик: ОК Сент-Экзюпери Оригинал: HopefulNebula - Apprivoisé, разрешение на перевод получено Бета: ОК Сент-Экзюпери Канон: Маленький принц Форма: проза Размер: драббл, 277 слов в оригинале Пейринг/Персонажи: Лис, Маленький Принц Категория: джен Жанр: драма Рейтинг: G Предупреждения: постканон Краткое содержание: Лис, когда-то прирученный, возвращается к своей обычной жизни. Примечание: Перевод названия с франц. "приручили" Когда наступает зима, лис сворачивается клубочком, укрываясь хвостом, и мечтает о тепле, что исходило от принца. Когда зима превращается в весну, он пьет талую воду из лужицы и задумывается, расцвела ли теперь роза принца. Приходит лето. Он крадет курицу с одной из ферм, и в первый раз ему хочется, чтобы было с кем ее разделить. И когда наступает осень и пшеница из желтой превращается в чисто-золотую, он понимает, что прошел год с того времени, когда он раскрыл свои секреты своему первому и единственному другу. Однажды ночью он глядит вверх, на небо. (Звезды были для него настолько же бесполезны, как пшеница, — раньше. Теперь же он видит в них блеск глаз принца и вздыхает.) Там он видит какое-то движение — самым краешком глаза. Может, это была сова, что живет на старом дереве на холме? Лис прислушивается. Нет, это не сова. Он не знает, что это. Неизвестная тень делает еще два ленивых круга и приземляется в зарослях ежевики около норы лиса раньше, чем он успевает туда добраться. Во время поисков он оцарапывает кончик носа шипом, но не замечает этого, потому что сразу понимает, как только видит бумажный самолет, — кто его сюда бросил. Он бережно выпутывает самолетик из зарослей и осторожно разворачивает. Там написано: "Дорогой Лис, я теперь дома, и, пока мой барашек объедает побеги баобаба, я думаю о дереве на твоем холме. Спасибо за то, что сделал свой мир особенным для меня". И лис улыбается. Название: Краснолицый человек Переводчик: ОК Сент-Экзюпери Оригинал: HopefulNebula - The Red-Faced Man, разрешение на перевод получено Бета: ОК Сент-Экзюпери Канон: Маленький принц Форма: проза Размер: драббл, 999 слов в оригинале Пейринг/Персонажи: Маленький Принц, ОМП Категория: джен Жанр: драма Рейтинг: PG-13 Предупреждения: Затрагиваются проблемы ЛГБТ -сообщества. Краткое содержание: Еще маленький принц нашел на Земле человека в костюме-тройке. У человека было круглое, красное лицо, и он держал большой плакат и папку. Примечание: Автор написал фик на ЛГБТ-фест, первоначально текст был написан на французском языке, автор сам перевел его на английский. Еще маленький принц нашел на Земле человека в костюме-тройке. У человека было круглое, красное лицо, и он держал большой плакат и папку. — Привет, — сказал маленький принц. — Привет, — сказал человек. — Что это? — спросил маленький принц, глядя на плакат. — Это мой плакат, — ответил человек. — Я защищаю брак. Маленький принц посмотрел на человека повнимательнее и спросил: — Что такое "брак"? Краснолицый человек моргнул. Его лицо потеряло цвет, а голос стал тихим. Целое бесконечное мгновение он не отвечал. — Ты… ты не знаешь, что такое брак? — Нет. — Совсем? Твои родители не женаты? Никто не научил тебя?... — спросил человек. — Нет. Я с другой планеты, — сказал маленький принц. — Это невозможно! Земля — единственная планета, где есть жизнь, я бы знал, если бы астрономы обнаружили жизнь где-нибудь еще. Маленький принц посмотрел на человека и снова спросил: — Но я существую, и я с другой планеты, так что это правда. Что это значит, это "брак"? Краснолицый человек на мгновение задумался: — Брак — это священный союз любви и дружбы между мужчиной и женщиной. — Священный? — Благословленный Богом. Священное — это частичка божественного на Земле. Ты действительно прилетел из космоса? — Да, это правда. Я не лжец, — отозвался маленький принц. — Окей. Тогда расскажи мне немножко о жизни там, откуда ты родом. Как у вас работает общество? Здесь, у нас, брак играет большую роль среди основ нашего общества. Маленький принц был удивлен: географ тоже хотел знать что-нибудь о его родине, но краснолицый человек, казалось, был более искренен, чем географ. — Там есть три маленьких вулкана, но только два из них действующие, и у меня есть роза, которая разговаривает со мной, а я о ней забочусь. Там есть гусеницы и… Тут краснолицый человек перебил маленького принца: — Но где твои родители? Семья? — У меня нет семьи, - ответил маленький принц. — Совсем нет? — Совсем нет. Поэтому я и прилетел на Землю. Мне хотелось знать, как вы здесь живете. Почему брак так важен? Что он делает? Краснолицый человек казался удивленным. Маленький принц подумал, что, наверное, никто не задавал ему этих вопросов раньше. — Он важен, потому что он — традиция и решающая часть нашей истории. Когда ты вступаешь в брак, ты становишься частью другой семьи и создаешь новую семью. С браком ты получаешь законные права — ты можешь принимать решения по медицинским и финансовым вопросам за твою новую семью, и ты получишь защиту, если твой муж или жена заболеет. Брак между мужчиной и женщиной существовал с начала человеческой истории, а теперь появились силы, которые ему угрожают, — сказал он наконец. — Какие силы? Что они делают? — Есть люди, которые хотят вступать в брак с людьми того же пола, — ответил краснолицый человек. — Они хотят, чтобы мы терпели эти гомосексуальные браки и давали им такие же привилегии, как настоящему браку. — А-а, — сказал маленький принц. — А это плохо? — Да, конечно. Без святости брака наше общество развалится. —Почему? — Потому что традиции и обычаи — важная часть нашей истории. Как дереву нужны корни, чтобы выживать в ураган, людям нужны традиции, если мы хотим пережить бурю современной жизни. Брак, семья, религия… Всё зависит от того, сохраним ли мы эти установления, потому что без них мы не сможем выжить. Маленький принц слушал. Возможно, думал он, этого мне и не хватает? Корней? У моей розы есть корни, а я ее бросил… Но прежде чем продолжать об этом думать, он заговорил: — Значит, ты хочешь лишить этих корней других? Лишить таких же прав, как у тебя? Краснолицый человек выглядел ошеломленным. — Нет, нет, конечно, нет! — сказал он. — Это совершенно не так. У нас все имеют равные права. Каждый может вступить в брак с кем-нибудь противоположного пола. Если мы изменим это сейчас, основы нашего общества обрушатся, и, боюсь, вред будут непоправим. Это вопрос качества жизни. Я отказываюсь жить в мире без морали! Мораль — самое важное, что может быть: важнее, чем семья, важнее, чем правительство, даже важнее, чем индивидуальность. — Но какое же это равенство, если ты можешь создать семью с кем-то, кого ты любишь, а они не могут? — Нет! — закричал краснолицый человек. — Это совершенно не так, я тебе уже сказал! Я не изувер! В любом случае, такая любовь — не настоящая, так что они хотят особенных прав, а не равных! "Они такие странные, эти люди", - подумал маленький принц. Они могут верить в две противоположные вещи так легко… — У меня есть роза, которую я люблю, — сказал маленький принц. — Я о ней забочусь. Я защищаю ее от гусениц и ветра. Я прибыл на землю, чтобы найти барашка, который ел бы баобабы, а не мою дорогую розу. Если бы она была розой-мальчиком, я бы любил ее точно так же. Для меня неважно, какого она пола. И если я найду и полюблю кого-нибудь на Земле, для меня тоже будет неважно, какого он будет пола. Может, я и с другой планеты, но я выучил, что любовь — это любовь, и неважно, кого ты любишь. Мне еще многому нужно научиться, но в этом я уверен. Я прилетел на землю, чтобы найти друга, но у тебя — противоположная миссия. Маленький принц остановился на мгновение и добавил, раньше чем краснолицый человек мог заговорить: — Дружба и любовь мне незнакомы, и тебе тоже. Но мы разные. Я ищу их, чтобы помочь им расти, а ты высматриваешь их, чтобы уничтожить. Краснолицый человек притих. Маленький принц посмотрел на него широко открытыми глазами. Так они стояли несколько секунд, и в конце концов краснолицый человек безмолвно повернулся и ушел. Название: Симфония дома Автор: ОК Сент-Экзюпери Бета: ОК Сент-Экзюпери Канон: Планета людей Форма: проза Размер: драббл, 450 слов Пейринг/Персонажи: малыш Категория: джен Жанр: драма Рейтинг: G Предупреждения: AU, постканон Краткое содержание: Возможное прошлое и дальнейшая судьба "маленького Моцарта". Примечание: В последней главе последней части "Планеты людей" герой-рассказчик вспоминает о том, как увидел в поезде, в вагоне третьего класса высланных из Франции рабочих-поляков, среди них был ребенок - "маленький Моцарт": цитата "он совсем как маленький принц из сказки, ему бы расти, согретому неусыпной разумной заботой, и он бы оправдал самые смелые надежды! Когда в саду, после долгих поисков, выведут наконец новую розу, все садовники приходят в волнение. Розу отделяют от других, о ней неусыпно заботятся, холят ее и лелеют. Но люди растут без садовника. Маленький Моцарт, как и все, попадет под тот же чудовищный пресс. И станет наслаждаться гнусной музыкой низкопробных кабаков. Моцарт обречен". Во Франции у Аврелия жили белая герань и черная кошка. Герань стояла на подоконнике, золотоволосая мама Аврелия регулярно поливала ее водой и говорила, что заботиться нужно обо всем живом: и о цветах в доме, и о цветах в маленьком садике, в котором Аврелий играл один. Нужно содержать в порядке и себя, и все живое вокруг, и пианино, на котором она иногда играла Симфонию сердца, тоже. Мама знала только одну мелодию, это Аврелий любил подбирать другие. В свои пять лет он многое понимал. Например, он понимал, что вещи в доме тоже живые, потому что, когда мама убиралась в доме: мыла полы, вытирала столы, чистила сковородки, — она делала это очень бережно, даже ласково. Кошка пришла к ним, когда он пропалывал в садике грядки так, как показывала мама, и проигрывал в голове только что сочиненную им песню о сорняках. Кошка просто появилась перед ним — черная, строгая. Бросить работу и попробовать поиграть с ней? Но нужно заботиться о своих грядках, а кошка — волшебная кошка, но она чужая, дикая, незнакомая. Так он маме и сказал, а мама мягко улыбнулась и ответила: — Но с геранью ты тоже когда-то познакомился, прежде чем она стала твоей геранью. Ты поливал ее, ухаживал за ней, говорил с ней. И с грядками тоже, и с ящеркой, что греется на камне у калитки, и с Симфонией. Мы все когда-то знакомимся с кем-то впервые, и только потом между нами создается связь, и этот кто-то или что-то становится нам дорогим и близким. Кошка продолжала приходить к ним в садик, она гордо ходила по грядкам, словно королева, и строго смотрела на Аврелия, а Аврелий каждый раз подходил все ближе, и однажды преграды между человеком и кошкой просто исчезли. Они пели друг другу песни, и Аврелий познакомил кошку с геранью и Симфонией… А потом Аврелий оказался в поезде среди сотни рабочих — таких, как его отец, оставив в прошлом дом, садик, они возвращались в Польшу без герани, без черной кошки и без уз, что связали их всех. В ветхой квартирке, куда их определили, в беспорядке лежали плохо стянутые узлы с домашней утварью. Кое-как сделанная постель и одинокая кастрюля — необходимый минимум для существования. Никто не разбирал остальное. Измученные переживаниями и переездом, отец и мать искали работу с утра до ночи, а Аврелий сидел среди пустоты и слушал свое сердце. Сердце говорило ему о том, что если бы они взяли с собой герань и кошку, то все было бы иначе. И если бы он мог что-то сделать, хотя бы что-то… Он развязал узел и увидел ведро, обычное ведро, в которое можно набрать воды, и он принес воды. Он вымывал из дома пыль, грязь и тоску по старому дому, с каждым новым усилием превращая угол для жилья в дом. С улицы раздавалась музыка кабаков, внутри у Аврелия звучала Симфония дома. Название: Из дурного извлечешь благое Автор: ОК Сент-Экзюпери Бета: ОК Сент-Экзюпери Канон: Цитадель; Томас Харрис "Красный дракон" Форма: проза Размер: драббл, 350 слов Пейринг/Персонажи: Ганнибал Лектер Категория: джен Жанр: драма, кроссовер Рейтинг: G Предупреждения: AU, постканон "Красного дракона" Краткое содержание: Неотправленное письмо Ганнибала Лектера Уиллу Грэму Дорогой Уилл! Мне жаль, что Молли ушла от тебя. Сейчас ты страдаешь, ты жалеешь о ранах, нанесенных ею. От ран, полученных от меня и Пилигрима, ты страдал меньше. Теперь твоя коллекция полная — у тебя есть раны от ножа для разрезания линолеума, от ножа Пилигрима, а теперь еще появились раны от ножей равнодушия и жалости. Ты не понимаешь, Уилл: сожалеть о полученных ранах — все равно, что сожалеть о жизни. Шрамы — это прошлое, настоящее сплетено из нитей прошлого. Не говори себе, что лучше бы ты помнил другое, у тебя нет другого прошлого, только это. Ты должен принять то, что существует вокруг тебя: одиночество, тоску, жалость и предательство. Вот твое настоящее. Нужно встать и идти вперед. Тебя мучают противоречия — прекрасно; это значит, что ты пускаешь корни. Искривляя корни, ты пробиваешь каменистую землю и питаешься ею. Страдание помогает тебе подняться. Ты видел дерево, которое бы пряталось от ветра? Есть слабые деревья — ветер вырывает их с корнями. Есть слабые люди, у них нет корней, они полагают себя счастливыми в своей посредственности. Ты же не считаешь себя счастливым, верно, Уилл? И если бы она осталась с тобой, исполненная жалости из-за твоего уродства, был бы ты счастлив? Ее заботит, как ты выглядишь, а не то, что она тебя любит. А если бы твоя внешность осталась прежней, она осталась бы с тобой из жалости к внутренним ранам. Она окружила бы тебя лживой заботой и не давала бы тебе заниматься делом жизни, как уже пыталась. Смог бы ты убедить себя в том, что она с тобой из любви, смог бы ты согласиться заснуть навсегда и плесневеть среди скудости готового? Хочешь ли ты делать вид, что сбылся, или сбыться по-настоящему? Хочешь ли ты покоя? Покой будет, Уилл, ты обретешь его в смерти. Но пока ты жив, ты можешь взрастить себя из страдания. Я жду твоего пробуждения. Когда проснешься утром после получения письма, не иди сразу к холодильнику за новой бутылкой. Посмотри на восходящее солнце и тянись к нему. Ты дерево, Уилл. Ветер раскачает тебя и укрепит. Когда ты выстроишь себя как крепость, я приду, чтобы сказать: "Садись рядом, ты есть". Всего наилучшего. Ганнибал Лектер, доктор медицины. Название: Встреча с детством Автор: ОК Сент-Экзюпери Бета: ОК Сент-Экзюпери Канон: Маленький принц Форма: сет хокку Количество: 10 Пейринг/Персонажи: разные Категория: джен Жанр: драма Рейтинг: G *** Прирученный лис в саду На небо печально глядит. Светят звезды… *** Я снова увижу тебя, Змея обещала помочь. Как тихо! *** Прекрасная роза, тебя Безмолвно страдая, люблю. Блеск росы. *** Вокруг лишь песок вижу я, Жестокое солнце палит. Скрип ворота колодца. *** На свете так много людей, Но друзей не найти В карманах… *** Все звезды делец сосчитал, Владеет он всеми теперь. Для чего? *** Барашки цветы не едят, Когда много спелой травы. Щемит сердце. *** Свет звезд долетает до всех, Бубенчиков звон – до меня: Ты смеешься… *** В пустыне не встретишь людей, Я детство свое повстречал. Как же больно… *** Когда я слона проглотил, Все шляпой назвали меня, Но не дети... Название: Сделать шаг Автор: ОК Сент-Экзюпери Бета: ОК Сент-Экзюпери Канон: Планета людей Форма: сет хокку Количество: 12 Пейринг/Персонажи: разные Категория: джен Жанр: драма Рейтинг: G *** Под облаками – вечность. Горы сулят западню. Испания в сердце. *** Туманы, гроза и снега Пугают опасностью нас. Другие смогли, я смогу! *** Мотрильская змейка лежит, Негромко журчит ручеек. Сноп огня. *** Сосед по автобусу мой Построил свой тихий мирок. Моцарт спит… *** Мермоз все пески одолел, Сразил в поединке гору. Снова в путь! *** Оазисы дружбы земли Сокрыты от глаз далеко. Встретим их завтра… *** Уходят друзья день за днём. И вырублен лес вековой. Старею… *** Вершина людей – человек. Купить дружбу, чувства нельзя. Тюрьма одиночества… *** Если верят, что ты ещё жив, Значит верят, что ты идешь День за днём… *** Стоит закрыть глаза И исчезает мир. Совесть спит… *** Спасение – сделать шаг. Работает сердце опять. Предела нет. Название: Зерно прорастет Автор: ОК Сент-Экзюпери Бета: ОК Сент-Экзюпери Канон: Военный летчик Форма: сет хокку Количество: 23 Пейринг/Персонажи: разные Категория: джен Жанр: драма Рейтинг: G *** Я выше лечу облаков, Но пули находят меня. Блеск Короны… *** Пожар всё бушует в лесу, Но чем мне его потушить? Стаканом воды… *** Испорчены все часы, Попало в аварию лето. Куры кудахчут… *** Вокруг колосятся хлеба, Цыплята растут быстрее. Небо ясное… *** На мили заброшено всё. Часы, что ходили, стоят. Льётся вода… *** Хаос. Отчаяние. Смерть. Прекрасный всадник в ночи Приносит Истину… *** Задание скверное, друг: Никто не вернется назад. Зреют плоды. *** Без ниток марионетки, Но дергают их до сих пор. Гадалка молчит. *** Что важно, свой смысл обретет Лишь ночью, пока разум спит. Шум деревьев… *** Любовь сильнее всего, Она отвечает за хлеб. Ветер стих… *** Земля, небо, космос пусты. Лента из игл ледяных. Звездный шлейф. *** Мышка резвится во ржи, Хищник простер свою тень: Истребитель. *** Погибшие корабли Простерли холодные руки. Ветра след… *** Огонь охраняет меня, И тени его пляшут вальс. Золото музыки… *** Чтоб яблоко печь, жгут дрова. Алмазы так ярко горят. Сердце в полете… *** Я родом из раннего детства. А жизнь убегает вдаль. Где ты, старость? *** Помеха артиллериста, Ковчег сорока поколений. Дерево в парке… *** Разрушены нити основ, Где друга найти мне теперь? Случилась война. *** Мы ждём пастуха на дороге. Всё скрипит, скрежещет, стучит. Караван обречен. *** Лишь победа объединяет, Побежденный народ плачет врозь. Зерно молчит. *** Разгром – это путь к возрожденью. Первых всегда убивают. Гибнут зерна. Деревья растут. *** Все мы принимаем не бой, Ведь мы в мясорубке войны. Рядом смерть. *** Мчится к замку сэр рыцарь Аклен На огонь, сквозь вечернюю синь. Грянул гром

@темы: Тексты, I этап, G—PG-13, ОК Сент-Экзюпери 2014

---

ОК Команда капитана Блада. 1 этап, тексты малых форм

[ОК Команда капитана Блада]

«Ямайский купец».

Название: «Ямайский купец»
Автор: ОК Команда капитана Блада
Бета: ОК Команда капитана Блада
Форма: проза
Размер: мини, 2196 слов
Персонажи: Питер Блад, Джереми Питт, Нед Волверстон, Эндрю Бэйнс, Натаниэль и Томас Хагторпы и другие
Категория: джен
Жанр: пропущенные сцены
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: обсценная лексика, смерть персонажа
Краткое содержание: «Так случилось, что Питер Блад, а с ним Эндрью Бэйнс и Джереми Питт, вместо того чтобы быть повешенными, колесованными и четвертованными, как определялось в приговоре, были отправлены вместе с другими пятьюдесятью заключёнными в Бристоль, а оттуда морем на корабле «Ямайский купец»…
Размещение: после деанона с разрешения автора

…Говорят, к холоду привыкнуть нельзя. И все же человеческое тело настолько живуче, что цепляется за жизнь, даже если эта жизнь представляется разуму совершенно невыносимой. Сон – не сон, а проваливаешься в еще более глубокий мрак и хотя бы ненадолго перестаешь чувствовать, насколько заледенел. Только чей-то голос прорывается сквозь болезненное забытье:
- Питер, эй! Питер! Попей хоть немного.
Это Джереми, он так просто не отступится. Блад открывает глаза. Вокруг все та же зловонная темнота корабельного трюма, но привычному зрению хватает и того света, который пробивается в щели между крышкой люка и палубным бимсом. Джереми сидит рядом, держа на коленях их общую ценность, щербатую деревянную миску.
- Ну то-то же, - бормочет он. – Пей давай, пока не пролилось.
- А ты?
- Я уже. Бэйнсу пару глотков оставь, больше мы в него все равно не вольем.
Вода такая же тухлая, как все вокруг, бочонок наверняка зарос скользкой зеленой дрянью, а ведь корабль в пути не больше месяца. Самое удачное плаванье до Вест-Индии длится не меньше трех. Но зато эта вода пресная. Рука замирает на полпути. Что-то тут многовато, или Джереми решил пожертвовать свою?
- Сегодня больше дали, - отвечает бывший помощник шкипера на невысказанные сомнения Блада. – Наверху дождь, наверно, эти идиоты все-таки сообразили растянуть парусину и пополнить запасы.
Между тем, воды в трюме набралось изрядно, только пить ее не будешь. Питт говорил, что форштевень расшатался во время шторма, и разошлись некоторые швы между досками обшивки. Несмотря на гордое имя, «Ямайский купец»* идет грузно, как усталая лошадь, которая везет по песку слишком тяжелую телегу. На помпах мало матросов – должно быть, команда невелика. Посреди трюма куча соломы, насквозь пропитанной тухлой водой и человеческими выделениями, их единственная постель, общая для сорока с лишним человек. Месяц назад их было пятьдесят три.
- В конце концов, могло быть и хуже, - Бладу самому противно слышать свой неестественно бодрый голос. – Говорят, черных рабов перевозят скованными в звенья. Они лежат на боку и упираются друг в друга коленями.
- Мы бы все утонули прямо в трюме, если бы Гарднер не велел нас расковать, - кивает Питт.
«Или поубивали бы друг друга, если бы не шторм, - мысленно добавляет Блад. – Когда человек в отчаянии, ему проще ненавидеть соседа, чем короля Якова.»
- Моя девочка, моя бедная девочка, - шепчет Эндрью Бэйнс, лежащий слева от Джереми. Здесь в трюме много страшных звуков, но от этого нескончаемого шепота Бладу хочется лезть на стену… то есть на переборку. Бэйнс не в себе. Он не смог защитить своих женщин в то утро после битвы при Седжмуре, и его рассудок не выдержал постоянного чувства вины и бессилия. Он сильно сдал и вряд ли доживет до конца путешествия. И сейчас уже кажется, что эта смерть будет только благом.
- Подними-ка ему голову, - Блад локтем придерживает слабо отбивающиеся руки и, умело нажав на челюсть, заставляет Бэйнса открыть рот. Глоток воды попадает ровно туда, куда надо. Еще разок… неудачно: струйка течет по подбородку, заросшему колючей щетиной. Джереми обнимает старика за плечи, помогая приподняться повыше, Блад еще раз наклоняет миску над безвольными губами. Бэйнс кашляет, утирает рот, и в полумраке даже кажется, что его лицо приобретает осмысленное выражение.
- Питт, ты?
- Привет, старина. Это я. Как ты?
Бэйнс замолкает, но зато берет у Блада воду и жадно пьет – сам, первый раз за неделю. Блад украдкой переводит дух; его накрывает облегчение такое сильное, что сразу и не осознать целиком.
- Какого черта ты притащил их в мой дом? – в дребезжащем неуверенном голосе слышится что-то неправильное. – И сам притащился? Моя бедная девочка… Ты погубил нас всех!
Миска летит в сторону. От человека, настолько измученного, совершенно не ждешь такой быстроты движений и такой свирепости. Только в исхудавших руках совсем не осталось силы, а то валяться бы бывшему мятежнику со сломанной шеей. Блад с трудом отрывает его цепкие пальцы от шеи Джереми. Вспышка ярости, похоже, вычерпала все силы Бэйнса, он безвольно валится на солому. Джереми растирает шею и подавленно молчит. Каждый из них много раз вспоминал восстание и свои действия в тот день, и много раз думал, чего можно было бы избежать и что надо было сделать по-другому. Что толку обсуждать это снова и снова.
- Давай поменяемся местами, - предлагает Блад. – На меня он пока что не бросался.
По другую сторону от Бэйнса лежит Томми; Питт, поднимаясь, нечаянно наступает ему на ногу. Мальчишка вскрикивает и внезапно начинает рыдать. Наиболее мягкосердечные соседи в несколько голосов желают ему заткнуться, остальные – сдохнуть, а кое-кто даже обещает с этим помочь. Нат, старший брат Томми, который за него обычно заступается, третий день мечется в горячке, так что справляться приходится без него.
- Тихо, тихо, парень, - Блад протягивает руку над головой Бэйнса и треплет Томми по плечу. – Что, так больно?
- Мы все… помрем… в этой… вонючей клетке… сначала Нат… потом мы все…
Э-э, дело плохо. Сидя в вонючей клетке, таких разговоров лучше не начинать.
- Твой брат крепкий мужчина, у него все шансы выжить. Вот увидишь, скоро начнет теплеть, станет полегче.
«А дышать в трюме будет вовсе нечем, да и с водой беда» - безжалостно подсказывает внутренний голос.
- С чего бы это теплеть, зима только началась, - рычит здоровяк Волверстон. – Ты, парень, врешь или просто сбрендил?
- Так Барбадос, он в южных морях, - обьясняет Блад. – Там вообще зимы нет, и все время жарко.
- Точно, - поддерживает Питт. – Мы ходили в Испанию, у них абрикос в январе цветет. Когда твое тело насквозь закостенело от ледяной воды, не верится, что где-то на свете бывает жара и расцветают цветы.
- Абрикос – это что? – а вот Томми верит, сразу и без сомнений.
- Это такое, вроде сливы, только слаще, - подсказывает кто-то из полумрака. – Курагу в рождественском пудинге ел когда-нибудь? Вот, это оно. Эй, доктор, а ты еще что знаешь про этот Барбадос?
Только сейчас Блад понимает, как в трюме тихо. Их разговор слушают все.
- С тех островов везут табак и сахар, - вспоминает он. – И всякие тропические фрукты. Вот тот сахар, наверно, и будет нашей заботой – это такая трава, которую надо рубить здоровенным ножом. Лето там длинное, сухое и теплое, а потом начинается сезон ураганов. В лесах диковинная зелень и много живности, а в море полно рыбы. Еще в тех лесах живут дикие быки и свиньи, местные их стреляют и коптят.
- Что, прямо дикие, без пастухов обходятся? Стало быть, корма хватает.
- Жить можно, короче, - Волверстон заметно веселеет, как будто уже почувствовал запах дыма и копченой свинины. – Правда, рабам на плантации такое вряд ли перепадет.
- Кашей кормят, наверное, - вслух думает Блад. – Кукурузной. В испанской тюрьме она была.
- На что она похожа? - интересуется Томми. Под разговор он добыл откуда-то обломанный кусок гребешка и теперь расчесывает спутанные волосы спящему Нату – медленно, чтобы не рвать и не выдергивать.
- Она безвкусная, не то что овсянка. Зато сытная.
- Я бы фруктов тоже попробовал…
- Ага, держи карман шире, - подначивает Волверстон. – Вот подплываешь ты к пристани, а твой хозяин-плантатор тебя вроде как встречает, здравствуй, мол, дорогой Томми, уж как я заждался. И держит в одной руке беленький платочек, а в другой…
- И что в другой?
- Полную корзину самых свежих пиздюлей, - заканчивает здоровяк под общий хохот; Томми машет на него рукой.
В трюме как будто стало немного теплее. Кукурузная каша, тяжелая работа и сон на голой земле, – на сухой прогретой надежной земле, - отсюда кажутся чем-то желанным и спасительным. Появилась надежда на перемены – и людям сразу захотелось жить.

Волверстон проталкивается к Бладу.
- Эй, доктор, - говорит он негромко. – Тут, конечно, темно, как в жопе, но ты не можешь посмотреть, что у меня с правым глазом? Воспаление не перекинулось? Левую-то гляделку мне под Седжмуром вышибли, а правая вот…
Рубец в левой глазнице страшный, заживал он уже в тюрьме и без помощи хирурга, и, как все свежие рубцы, еще не успел побледнеть. Но гноя – Блад осторожно нажал в нескольких местах у переносицы и у виска – гноя вроде бы нет, все срослось чисто.
- А что не так с правым, болит, чешется?
- Так… будто печет иногда.
- Похоже, от грязи. От грязи и от голода, это бывает.
- Немудрено, - сплевывает Волверстон. – Видел, что нам дали последний раз? Не сухари, а сплошные черви. Может, они считают их свежим мясом?
Пока Волверстон, кивнув доктору, пробирается на свое место, Блад пытается сообразить, сколько времени осталось до вспышки цинги. Она начнется примерно через два месяца от начала плавания, скорее меньше, чем больше, в тюрьме тоже кормили не вволю.
Он привычно проверяет пульс Бэйнса, потом наклоняется, чтобы дотянуться до Ната. Уложить бы их всех хоть на голые доски, но в сухом месте, и накормить хорошей едой, живо пошли бы на поправку. Как в старой присказке про цыгана – был бы я королем, ел бы бекон с беконом и спал бы на свежей соломе…
О нет. Проклятье. Этого можно было ожидать, но так хотелось верить, что хотя бы эта напасть их минует. Это же не простуда. Холодный пот, частый пульс, характерная сыпь на груди и тощем животе… Это тиф.
…Эй, Питер, и какого рожна ты ждешь? Спина еще не зажила после прошлой попытки? И что с того?

- Чего орешь, ирландская рожа? По плетке соскучился?
- Позови капитана, болван! Быстро!
- Что там происходит? – а вот это уже чистое везение. Убедить боцмана маловероятно, но капитан был поблизости и сам услышал его вопли.
- Капитан Гарднер! У нас тиф. Тюремная лихорадка. Нужно срочно лечить заболевших, иначе сляжет весь экипаж. Спросите вашего врача, он скажет то же самое.
Капитан молчит, и Блад напряженно ждет его слов.
- И много больных? – наконец спрашивает тот, и Блад понимает, что возможно и еще одно решение проблемы – без затей отправить заболевших за борт.
- Пока не знаю, - доктор слегка лукавит, но правды в его словах больше, чем лжи. – Мы все дышим одним воздухом, и ваша команда тоже. Зараза только начала проявляться, но она угрожает всем до единого. Капитан, тиф – не чума, если срочно начать лечение, все выживут! Я вас умоляю, позвольте мне им помочь! Я же врач!
Крышку люка открывают, и в ослепительном дневном свете являет себя его корабельное величество капитан Гарднер.
- Запомни для начала, что ты не врач, а каторжная шкура, - говорит он сквозь зубы. – Или вовсе падаль, если опять попытаешься бунтовать. Зуб выдрать сумеешь?
- Конечно, сэр, - уверенно говорит Блад, стараясь не выдать своего ликования. Кажется, у Гарднера нет корабельного хирурга! За спиной он слышит тяжелое взволнованное дыхание десятков людей. – Понадобятся инструменты и немного крепкого рома, или виски, чтобы промыть десну.
- Сейчас увидим, будет ли с тебя прок. Хопкинс, иди сюда. Тебя раздуло, как недельного утопленника.
- Инс-струменты, сэр, - почтительно напоминает Блад, которого под руки вытаскивают из трюма. На палубе ветрено, а его бывший камзол, превратившийся в лохмотья, не то чтобы хорошая защита от холода. Одно счастье, что шерстяная ткань немного согревает, даже когда она мокрая. – И позвольте мне ополоснуть руки, хотя бы в морской воде.
Этим он выгадывает еще немного времени, чтобы глаза, привыкшие к сумраку трюма, перестали сами собой зажмуриваться от солнца. Но зато какой здесь воздух, пронзительно-чистый и сладкий, как сама свобода, и даже обычные корабельные ароматы – жира, смолы, пеньки – кажутся изысканным бальзамом. И от этого воздуха и яркого света Блад внезапно понимает, что очень хочет жить.

…Осторожно нажать на зуб в сторону десны, повернуть, немного подкручивая щипцы, влево и вправо, пока не хрустнут корни, теперь потянуть… Голову, голову крепче держите!.. Слава Богу, не клык, с ним крови было бы еще больше. Добрый глоток рома отчасти примиряет Хопкинса с действительностью, и капитан Гарднер, следивший за всем ходом операции, едва заметно, но все же одобрительно кивает.
- Итак, сэр? – осведомляется Блад, снова обмывая руки в том же парусиновом ведре; вода розовеет от крови. – Позволите ли вы мне приступить к лечению моих товарищей? Боюсь, что иначе многим из них не дожить до Вест-Индии, сэр. Если бы Королевский суд хотел, чтобы мы просто умерли, нас не стоило бы возить так далеко.
Гарднер задумывается, недовольно шевеля губами. Терпение, Питер. Тебе и так сегодня везет, не искушай судьбу.
- Эванс, - наконец говорит капитан, - распорядись, чтобы… Чего тебе нужно?
- Если бы можно было перевести больных в носовую часть трюма, где суше… Если корабельный плотник выделит нам несколько досок и гвоздей, мы сами могли бы сделать настил. Возможно, в трюме есть какие-нибудь негодные паруса? И… сок вест-индского лимона?
- Может, я должен кормить бунтовщиков паштетами и рябчиками? – фыркает Гарднер.
- Нет, но в Вест-Индии лимоны дешевы, сэр, ими кормят даже скотину…
- Ты можешь переспорить даже святого. Все, замолчи, я и так потратил на тебя слишком много времени. Эванс, пусть кок пересмотрит ящики с лимонами и отдаст им подгнившие. Ну? Всё?
- Да, сэр. Благодарю вас, - с чувством говорит Блад.

…Надышавшись морского ветра, снова спускаться в зловонную яму очень непросто. Но его ждут. Джереми молча обнимает его за плечи. Все, кто лучше расслышал разговоры на палубе, шепотом пересказывают их остальным.
Блад устало опускается на солому рядом с Бэйнсом. Тот спит, раскинувшись так спокойно и расслабленно, и вроде бы даже улыбаясь, что Питер слегка ему завидует. А потом, заподозрив неладное, снова берет его за худое запястье.
Плавание старины Эндрю уже закончено. Поздно.
«Ну уж нет, - яростно думает Блад, сжимая кулаки. Проклятая слабость, это из-за нее он не может удержаться от слез, застилающих глаза. - Ну уж нет. Нат пока жив, Нед Волверстон пока не ослеп. Джереми… мы выживем. Я точно знаю, мы выживем.
Ведь я же доктор Блад.»

* «Ямайский купец» - сорокапушечный фрегат Генри Моргана. Потерпел крушение на рифах к югу от Эспаньолы в 1676 году.

Примечание: В фанфике использованы материалы из книги Жоржа Блона «Великий час океанов. Индийский океан».

Танец Немезиды

Название: Танец Немезиды
Автор: ОК Команда капитана Блада
Бета: ОК Команда капитана Блада
Форма: проза
Размер: мини, 1517 слов
Персонажи: Питер Блад, Джереми Питт, Нед Волверстон, Ричард Хэйтон, НМП, НЖП
Категория: джен
Жанр: приключения
Рейтинг: G
Краткое содержание: эпизод, не вошедший в судовой журнал Джереми Питта – история про корабль-призрак
Размещение: после деанона с разрешения автора

- Ты когда-нибудь видел такую пакость? – вопреки обыкновению, голос Волверстона звучал совсем негромко. - Это не простой туман, помяни мое слово.
- Бывает и такое, - рассеянно ответил Блад и посмотрел вверх. Марс* то проявлялся четче, то опять пропадал, тонул в белесом молоке. Блад говорил правду, он сам встречался с этим явлением в северной Валенсии, но и Волверстон тоже был прав. Обычный туман нес с собой влагу, а этот – нет; его можно было бы принять за густой дым, но он ничем не пах и не затруднял дыхание. «Арабелла» дрейфовала по невидимому морю. Наверху, над слоем тумана все же дул какой-то ветер, но Блад не велел поднимать паруса, в этих водах было немало отмелей.
- Этот испанец тоже где-то здесь болтается, - Питт тоже говорил тихо. – Наверно, они про нас знают, поэтому и «туманный колокол»** молчит.
Блад насторожился. Где-то недалеко звякнул металл о металл; в проклятом тумане не разберешь, с какой стороны доносится звук.
- Так, тихо всем, - шепотом распорядился он. – Хэйтон, передай команде…
Но его распоряжение запоздало.
- Прямо по носу!.. – крикнул впередсмотрящий, и темная масса, едва успевшая проявиться в тумане, оказалась бортом чужого брига. Тот шел в крутом бейдевинде, на всех парусах. «Арабелла» врезалась в него за правой раковиной, прямо над тусклыми медными буквами «Немезида».
В грохоте, треске и скрежете мокрого дерева Блада швырнуло к фальшборту. Волверстон успел поймать за шиворот куртки кого-то из матросов, едва не выброшенного за борт. Сильный крен перекосил палубу. Отчаянная испанская брань перемешалась с отрывистыми командами Хэйтона: пираты рубили абордажными топорами рухнувшую массу такелажа и обломков рангоута, в которых запутался бушприт «Арабеллы» и ванты фок-мачты. Мельком Блад видел, что испанцы делали то же самое со своей стороны, причем рыжий верзила Дункан тянул шкот вместе с двумя смуглыми юнгами. И сквозь весь этот гам было слышно, как откуда-то снизу шипела и бурлила вода: один из кораблей получил крупную пробоину, но пока невозможно было понять, какой именно.
Момент вполне подходил для абордажа, но зачем? Маленький бриг, с небольшой командой, небогато снаряженный и вдобавок, скорее всего, поврежденный, тем более, что сначала надо было разобраться с собственным судном. По приказу Блада руль переложили на левый борт, отдали шкоты кливера и фор-марселя и перебрасопили реи. Паруса наполнились, «Арабелла» задрожала от напряжения и, наконец, высвободилась, разворачиваясь по ветру.
- Обшивка почти вся цела, - доложил запыхавшийся Питт, - разошлись два шва, их уже конопатят. Оборвался блок риф-талей, повреждено несколько шкивов. В общем, все поправимо.
- А вот у испанца дело плохо, - Волверстон кивнул на «Немезиду», которая все заметнее и заметнее ложилась на правый борт. - Что будем делать, капитан?
- Эй, на «Немезиде»! – Блад перешел на испанский. – Мы возьмем вас на борт и довезем до Эспаньолы, если дадите слово не предпринимать враждебных действий!
Почти сразу с той стороны донесся ответ.

…Капитан Эктор де Монкада, судя по всему, был не слишком опытным мореходом, но вызывал уважение как человек; во время крушения он спасал не корабельную казну, а людей, и на борт «Арабеллы» его вытащили последним. Теперь он провожал глазами смутный силуэт своего брига и выглядел при этом настолько измученным, что Блад, искоса за ним наблюдавший, мягко сказал:
- По крайней мере, все вы живы. Если бы это случилось в результате морского боя, потери были бы гораздо тяжелее.
- Да, вы правы, - кивнул тот. По-английски он говорил вполне прилично, хотя и с сильным акцентом. – Не знаю, все ли раненые выживут, но тем не менее я искренне благодарен вам за спасение моей семьи и моей команды. Капитан, как вы намерены с нами поступить? Я знаю, что у вас принято отпускать пленников за выкуп, но, боюсь, все наши средства и то, что я брал в долг, ушли на снаряжение…
- А снаряжение ушло на дно, - вполголоса заметил Волверстон, стоявший неподалеку на шканцах. Странный туман так и не рассеялся, а теперь еще и стемнело, так что видимость стала еще хуже. – И какого рожна надо было называть корабль именем языческой богини, да еще с таким сволочным характером…
Де Монкада так скривился, что стало ясно – имя выбирал не он. Испанцы вообще предпочитали более благочестивые названия кораблей.
- Думаю, руки сеньориты Беатрисы заживут через несколько дней, - Блад перевел разговор на более насущные темы. – Вашей дочери не стоило хвататься за просмоленные канаты, хотя, безусловно, этот поступок делает ей честь.
- Они с братом очень дружны и все делают вместе, - вздохнул незадачливый капитан. – Моя покойная жена была бы в ужасе, если бы узнала, что я взял их с собой, да и многие другие обстоятельства нашей жизни показались бы ей…чудовищными. Но на берегу у детей не осталось никакой защиты и покровительства. Без денег, без связей… им по тринадцать с небольшим, Альваро пока не может отвечать за сестру. Карибское море тоже не лучшее место для девицы, но…
Он прервал свою речь и оглянулся. Помянутая сеньорита как раз выбиралась из палубного люка. Схватилась за леер – забинтованные руки призрачно забелели в сумраке, - зашипела от боли и выскочила на палубу одним прыжком.
- Отец, можно я тоже здесь побуду? Капитан Сангре, вы позволите мне остаться? – она сопроводила свои слова грациозным реверансом. – Альваро уснул, а я…
- Ладони саднит, и не на что отвлечься? – догадался Блад.
- Да, сеньор, и кроме того…
Она поплотнее укуталась в подаренный жалостливым Питтом запасной плащ и подошла к правому борту.
- Хотя нет, здесь тоже страшновато, - проговорила она через несколько мгновений, и ее голос как-то изменился. – Прямо кажется, что там движется кто-то еще. Как будто наша тень… Папа, ты это видишь?
- Справа по борту неизвестное судно! – закричал впередсмотрящий.
- Лево на борт!
Туман здесь немного поредел, и из темноты появился корабль, уверенно и быстро идущий на всех парусах по черным волнам. На нем не было ни единого огонька и ни одного человека.
- Это же «Немезида», - потрясенно пробормотала сеньорита де Монкада. – Это же…
- Капитан Сангре, это «Немезида», я ее ни с кем не спутаю!
Казалось, нового столкновения не избежать. В какой-то момент сближения корабли как будто потянуло друг к другу, и все же своевременный поворот позволил оставить между корпусами небольшую дистанцию. «Немезида» исчезла, но в течение нескольких минут на верхней палубе столпились все, кто не был занят внизу, и моряки Блада, и испанцы. Люди до рези в глазах вглядывались во тьму. Сквозь толпу протолкался де Монкада-младший и занял свое место рядом с сестрой.
- Она нам мстит, - проговорил кто-то из пиратов. – Она поднялась из моря и пришла за нами…
- А ну, спокойно! – рыкнул Блад так, что его услышали все. – Вы пираты или кисейные барышни? Девица на этом корабле только одна, и она не паникует! Вы что, боязливее, чем она?
- Но капитан…
- Волверстон, к штурвалу! Хэйтон, команду по местам! Поднять брамсели!
- До рассвета часов восемь, - тихо сказал Питт.
…Напряженное ожидание длилось и длилось. Никто не сомневался, что корабль-призрак появится снова. Блад хотел отправить брата с сестрой вниз, в относительную безопасность лазарета, но они отказались наотрез. Впрочем, Беатриса видела в темноте лучше мужчин, и сейчас это было очень кстати.
- Идет. Она с левого борта, - прошептала девушка и вцепилась в руку отца, а тот – в ближайший леер.
- К повороту! Право на борт! Держитесь все!
На сей раз расстояния все же не хватило, и форштевень «Немезиды», скрежеща, прошелся по борту «Арабеллы», что-то сломалось с грохотом пушечного выстрела. Сила удара была не настолько велика, все удержались на ногах, но справиться с ужасом оказалось гораздо сложнее.
- А ну, выходите, сволочи! – вдруг закричал Дуглас и вскинул факел. – Кто здесь? Какого хрена вам от нас надо?!
«Немезида» была безмолвной, на темной палубе царил хаос и ни единого признака жизни.
- Стой, дурак! Ты что, спятил?! – Блад только сейчас понял, что хочет сделать его матрос, и бросился за ним, но остановить не успел. В боевом безумии Дуглас гигантским прыжком перескочил на мертвый корабль, и капитану Бладу ничего не оставалось, как последовать за ним – отдавать своего человека неведомой жути он не собирался. Судя по топоту за спиной, остальные решили так же.
Они пробежали от бака до юта, и тут Дуглас наконец заткнулся и остановился так резко, что Блад едва успел увернуться от опущенного факела.
- Ой… капитан. Поглядите на штурвал, - растерянно сказал матрос. – Наверно, рулевой его закрепил, а потом, когда столкнулись, руль заклинило…
- Крен почему-то уменьшился, но «Немезида» все равно ходила большими кругами как раз поперек нашего курса, - осенило Блада. – Она на всех парусах, вот и успевала обернуться, пока мы проходили это расстояние. Питт, какого рожна ты тут делаешь? Нед? Сеньор де Монкада? Уходим отсюда немедленно, эта штука неустойчива и в любой момент может отправиться на дно вместе с нами.
- Но с другой стороны, может и не отправиться, - закончил капитан де Монкада. – С вашего позволения, я с десятком людей попробую дотянуть ее до мелей Иль-а-Конхас. Ну а начнет тонуть, придется опять воспользоваться вашим гостеприимством…
...Уже на борту «Арабеллы» Волверстон дотронулся до его плеча.
- Ты не передумал насчет выкупа, капитан?
- С этого бедолаги и его детей? Впору, наоборот, помогать ему деньгами.
- Вот и ребята так решили, - гигант захохотал. – Скинемся понемногу, а уж ты придумаешь, как их ему впихнуть.
- Мы войдем в историю как самые чокнутые пираты в этих морях… Потопили испанца, чтобы дать ему денег.
- Не войдем, если ты, Джереми, кое о чем умолчишь в своем так называемом журнале. Это приказ, понял?
- Слушаюсь, мой капитан.

*Круглая или полукруглая платформа на нижнем салинге, которая использовалась для крепления стень-вант, обслуживания и ремонта парусов. В бою также служила позицией для стрелков.
**Специальный корабельный колокол, служивший для подачи предупреждающих сигналов при тумане и плохой видимости.
Примечание. В фанфике содержатся отсылки к книге Игоря Можейко «Тайны морей и островов» и к биографии «пирата поневоле» Томаса Уайта.

Пирожки и порошки

Название: Пирожки и порошки
Автор: ОК Команда капитана Блада
Бета: ОК Команда капитана Блада
Форма: стихи
Размер: сет 16 штук
Персонажи: Питер Блад, Джереми Питт, Нед Волверстон, Арабелла Бишоп, полковник Уильям Бишоп, дон Мигель де Эспиноса-и-Вальдес, месье Бертран д‘Ожерон, мадемуазель Люсьен д’Ожерон, мадемуазель Мадлен д’Ожерон
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Размещение: после деанона с разрешения автора

однажды питер блад решился
признаться девушке в любви
и как обычно дон мигелю
сломали зуб и три ребра

однажды дон мигелю дама
в любви призналась чудеса
а нет под именем испанским
сходил в разведку питер блад

кто там в малиновом берете
с послом испанским говорит
никто не опознает блада
увидев столь вульгарный look

никто не любит дон мигеля
а блада любят сразу все
ах почему я не ирландец
ах почему не синеглаз

однажды питер блад с похмелья
решил побриться у зеркал
а там зачем то рокэ алва
и всякий прочий персонаж

полковник бишоп похудевший
испанский заказал костюм
и сразу все его прозвали
сэр когнитивный диссонанс

полковник взял костюм и ахнул
там бирка мейд ин беларусь
а вот сапог и впрямь испанский
но почему всего один

в знак ожиданья приключений
назвал два главных корабля
один в честь арабеллы бишоп
другой элизабет суон

идет ирландец мимо бара
и мимо мести дон мигель
провинциальный врач читает
в саду пиратскую нцу

пять кораблей казна и выкуп
какой то заурядный рейд
а этих вот испанских леди
куда прикажете сгружать

опять веселая минутка
хотя без вас совсем увы
волверстон спрашивал стреляли
у нас всегда стреляет огл

у губернатора тортуги
довольно много дочерей
на всех пиратов не хватило
пришлось в европу посылать

у губернатора тортуги
настолько много дочерей
что все пираты добровольно
спешат укрыться в монастырь

в затылке чешет сабатини
так много в книге арабелл
одну на дно другую замуж
не перепутать как вчера

куда стремитесь вы безумцы
вздохнул лирично питер блад
но крысы с корабля сбегая
молчат

из англии корабль прислали
с бесценным грузом на борту
для блада десять бочек яблок
в цвету

@темы: Тексты, I этап, G—PG-13, ОК Команда капитана Блада 2014

---

[ОК Альфина и Корнел]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

ОК Робин Хобб. Этап 1. Часть 1

[WTF Robin Hobb 2017]

ОК Робин Хобб: тексты малых форм, часть 1

Вопрос доверия

Название: Вопрос доверия
Автор: Фатия
Беты: wakeupinlondon, Aviendha
Форма: проза
Размер: мини, кол-во слов: 2 004
Пейринг/Персонажи: Фитц/Шут, Ночной Волк
Категория: слэш
Жанр: Romance
Рейтинг: PG
Предупреждения: AU
Краткое содержание: Для Фитца Шут всегда был больше, чем друг.
Примечание: Таймлайн — книга «Миссия Шута». Скилл — магия династии Видящих. Лорд Голден — альтер-эго Шута.
Размещение: С разрешения автора.

— Ты мне доверяешь? — спросил Шут.
Я с подозрением посмотрел на него, потом на ленту, которую он держал: чёрная, широкая, прочная, — её не просто будет развязать. Мне не хотелось, чтобы мою свободу как-либо ограничивали.
После плена у Регала сама мысль об этом вызывала страх, липкий и приносящий кошмары. Ночной Волк, почувствовав отголоски моих эмоций, недовольно заворчал.
Откажись. Я сам найду принца Дьютифула.
Я смогу помочь, — возразил я.
Чем? Плохой нюх, слабое зрение, тупые зубы и ни капли терпения.
Но я же не волк!
Вот именно.
Он довольно оскалился. Я обратился к Ночному Волку, но наткнулся на стену: его мысли стали сокрыты. Он охотился и не хотел, чтобы ему мешали. Сосредоточившись, я мог ощутить влажную траву под его лапами, свежий запах хвои, щекочущий нос, и сладковатый аромат убегающего кролика.
Славная добыча, жирная, так и просящая, чтобы её поймали.
— Фитц?
Я моргнул и вновь оказался в комнате Шута. В ней пахло пряностями и сладковатыми духами лорда Голдена.
— Если не хочешь, так и скажи. — Шут обиженно отвернулся.
— Нет, всё в порядке. Давай сделаем это.
Обсуждая нашу миссию, Шут спросил, могу ли я использовать Скилл для поиска Дьютифула. Я неуверенно кивнул, но честно признался, что мне трудно сосредоточиться: всё ещё беспокоили головные боли и приступы, после которых я ощущал себя слабее новорождённого ребёнка.
Тогда-то Шут и придумал завязать мне глаза. Дескать, так будет легче работать со Скиллом.
— Уверен? — спросил он. — Я не хочу тебя принуждать.
— Всё в порядке, — повторил я. — Я доверяю тебе.
Произнести это оказалось легко. Легче, чем не отшатнуться, когда он встал за моей спиной. Я ощутил его прохладные руки на лице и аромат духов. Что-то цветочное, приторное, свойственное лорду Голдену, а не Шуту.
Шут убрал выбившуюся прядь волос мне за ухо и попросил:
— Закрой глаза.
Я зажмурился, стараясь дышать глубоко и размеренно. Попытался расслабиться, но не получалось. Тихий шелест ткани. Лента оказалась гладкой и совершенно непроницаемой для света. Я всё ещё мог слышать, различать запахи и ощущать мягкую обивку кресла. Благодаря Уиту я знал, что в комнате находились только я и Шут, а Скилл в разы обострил моё восприятие и отчасти заменил мне зрение.
Шут не отстранился. Напротив, сжал мои плечи и прошептал:
— Всё хорошо. Дыши.
Он почти обнимал меня, словно, так же как и я, ощущал пронизывающий до костей страх и не позволял остаться с ним наедине. В темноте, лишённый возможности видеть, я не был одинок. Это ободряло и придавало уверенности. Я откинулся на спинку кресла, пытаясь сосредоточиться, но вместо поисков Дьютифула мой Скилл потянулся к Шуту.
Я видел нас как будто со стороны. Шут всё ещё был рядом. Задумчиво перебирал мои волосы, наклонившись так близко, что я ощущал его дыхание на щеке. Жёлтые глаза были прищурены, как будто он раздумывал, что делать дальше. Непривычно было видеть Шута нерешительным.
За маской лорда Голдена трудно было разглядеть моего старого друга. Он менял личины так же часто, как и перчатки. Вчера тонкие и шёлковые, обхватывающие руки, словно вторая кожа, а сегодня — сшитые из золотой парчи и украшенные затейливой вышивкой. Шут редко снимал их, опасаясь прикасаться к людям обнажённой кожей.
Серебристые отпечатки пальцев на моем запястье начало покалывать. В предвкушении или тревоге — я не знал. Оставаясь наблюдателем, я мог видеть, как Шут снял одну из перчаток. Кончики его пальцев казались испачканными в серебряной краске, а лицо было сосредоточено, словно ему предстояло проделать сложную работу, требующую аккуратности и точности.
Шут склонился ещё ниже, прижимаясь своей щекой к моей. Его кожа как всегда была холодной и гладкой, как будто у каменной статуи. Статуи, которая ходила, дышала, разговаривала, но только притворялась живой. Шут сжал моё запястье, прижимая посеребрённые пальцы к отпечаткам на моей коже.
Миг — и нас стало двое. В реке Скилла Шут выглядел как золотой шар, обжигающе горячий, стоило к нему прикоснуться. Рядом же со мной он едва тлел, но сиял так ярко, что на него было больно смотреть.
Наверное, Шут хотел последовать за мной в поисках Дьютифула. Или усилить нашу связь, что он с энтузиазмом проделал, когда Ночной Волк подавился рыбьей костью. Тогда это возмутило меня. И испугало.
Власть, которую давал Скилл, была похожа на обоюдоострый нож. Я мог проникнуть в сознание Шута, узнать все его тайны, изменить воспоминания, но и он мог на меня влиять. Соблазн воспользоваться нашей связью был велик, но я справился, а Шут — нет.
Я видел не только его, но и нити, крепко связывающие нас. Они были похожи на струны арфы. Прикоснись — и услышишь их мелодию: порой сладкую, как пение пташки, порой тревожную, как дыхание загнанного зверя.
Когда Шут понял, что по-прежнему находится в комнате, он смутился. Золотистый шар вспыхнул и почти погас, став тусклым. Но нити, напитавшись силой, сверкали и притягивали к себе внимание. Дотронувшись до них, я уловил отголоски его чувств: смятение, досада и раздражение.
Он ни капли не жалел о своём поступке.
Ты мне доверяешь?
«А ты?» — хотел я спросить.
Свои тайны Шут ревностно охранял. В чужих же с завидным постоянством копался, выставляя самые неприглядные на всеобщее обозрение.
Я разозлился. Потянул за нити и без предупреждения вытолкнул его назад в тело. Неподготовленному человеку это грозило дикой головной болью. Для Шута, у которого Скилл не был в крови, последствия были непредсказуемы.
Он справился. Лишь вздрогнул да побледнел, а потом медленно отстранился, выпуская меня из объятий. Шут казался оглушенным, словно его ударили по голове пыльным мешком.
Я испытал краткий миг торжества, но оно быстро сменилось сожалением. Я не хотел вредить Шуту, но иногда его любопытство становилось невыносимым.
Ленту действительно оказалось сложно развязать. Она юркой змеёй скользнула по моей коже, и я отбросил её, как будто боялся, что она оживёт и укусит меня.
— Зачем ты это сделал? — хрипло спросил я.
Горло пересохло, и я налил себе бренди. Выпил залпом, не ощущая вкуса, только жар опалил горло. На Шута я старался не смотреть.
Мне было неприятно, что он воспользовался моей уязвимостью, чтобы укрепить связь. Хотя куда ближе? Шут и так знал обо мне больше, чем кто-либо.
— Я хотел помочь, — ровно ответил Шут.
— Неужели?
— В прошлый раз ты потерял контроль, — сухо заметил он.
Он безупречно владел своим голосом и эмоциями, что вызвало у меня лишь горькую усмешку. Сейчас Шут был больше похож на лорда Голдена, чем на моего друга.
— Связь усилилась, — устало сказал я, садясь в кресло.
Я ощущал приближающуюся мигрень. Она была такой же неотвратимой и беспощадной, как шторм зимой на море. Если бы я находился в своей хижине, то заварил бы эльфовской коры, чтобы облегчить боль. Но Чейд стребовал с Шута обещание, что, пока длится наша миссия, я не стану её принимать.
— И что в этом плохого?
— Ничего, если ты готов отдать столько же, сколько берёшь.
— Фитц…
— Шут, — перебил я его. — Давай не будем спорить. Я не хочу ссориться. Не сегодня.
Он промолчал. Тихие шаги, скрип двери, и я остался в комнате один.
Шут всё же обиделся.
Поймай для него кролика.
Ночной Волк был уставший и сонный после охоты, но не удержался от соблазна дать мне совет.
И чем это поможет?
Сытый волк — счастливый волк.
Шут — не волк.
Ты тоже, маленький брат, но от куска сочного мяса ещё никто не отказывался.

***
Возможно, это была не самая удачная мысль — прийти к нему ночью в спальню, но я не мог ждать утра. Завтра меня вполне мог встретить изнеженный джамелийский лорд, за маской которого так любил прятаться Шут.
Он открыл не сразу. Его волосы были распущены, а камзол сменил богато украшенный домашний халат. Шут был похож на дорогую куклу, которую я видел в витрине магазина во время моего путешествия в Удачный. Куклу, чьё лицо разрисовали яркими красками, пытаясь придать ей сходство с живым человеком.
Работа со Скиллом далась ему тяжелее, чем я думал. Это было видно по теням, залёгшим под глазами, и опущенным плечам.
— Можно войти? — спросил я.
В руках у меня было несколько бутылок отменного вишнёвого бренди, по послевкусию схожего с абрикосовым, хоть и крепче. Мяса посреди ночи я не нашёл.
Шут задумчиво склонил голову на бок, а потом посторонился. Наверное, мне удалось пробудить у него интерес, раз он не сразу захлопнул дверь перед моим носом.
Я вошёл комнату, разлил бренди по стаканам и передал один Шуту. Он, не говоря ни слова, выпил, чуть поморщившись.
Молчать у нас получалось лучше, чем говорить.
— Зачем ты пришёл? — Шут первым нарушил тишину.
— Извиниться. Я был не прав.
Он недоверчиво хмыкнул, но не стал спорить или врать, что не сердится на меня. Молча протянул стакан, и я послушно наполнил его. Шут не имел привычки напиваться. Значит, он что-то хотел сделать или попросить, но у него не хватало смелости.
— Ты не хочешь усиления нашей связи. Почему?
Что это: прихоть, или ему действительно было важно узнать причину? Шут никогда не спрашивал прямо, предпочитая жонглировать словами, ловко выуживая важные для него сведения.
Я хорошо знал его. Достаточно хорошо, чтобы понять, что мой ответ имеет для Шута большое значение и он не примет ни открытого вранья, ни полуправды.
— Я боюсь потерять себя, — честно признался я.
В серебряной реке Скилла легко можно было утонуть, если неправильно рассчитать силы. Но утонуть можно и в человеке, навсегда потеряв своё «я».
— Ты мне не доверяешь?
— А ты? — ответил я вопросом на вопрос.
Шут закрыл глаза, словно пытался собраться с мыслями. На его усталом лице не было краски, которой так любил себя разрисовывать лорд Голден. Оно казалось юным, уязвимым, но я знал, что Шут гораздо старше меня.
— Доверяю, — сказал он.
Достал из кармана черную ленту и протянул мне.
— Ты хочешь, чтобы я завязал себе глаза?
— Не себе. Мне, — Шут снисходительно улыбнулся, увидев, что я смутился.
— Зачем?
Я действительно не понимал, для чего это ему понадобилось. То ли он себе что-то хотел доказать, то ли мне. Шут залпом выпил второй стакан бренди и ответил:
— Я хочу, чтобы ты доверял мне не только на словах.
Его волосы были мягкими и пахли свежестью. Он склонился ко мне, чтобы я смог завязать ленту. Можно было подумать, что Шута происходящее совершенно не беспокоило, но его руки были сжаты в кулаки так сильно, что побелели костяшки.
Я почувствовал себя виноватым, словно собирался забрать у него что-то важное. Что-то, чем он ни с кем не хотел делиться. Я обхватил его лицо, заставляя поднять голову. Шут немного расслабился и робко улыбнулся, стараясь сгладить неловкость. А после медленно поднял руки — на них не было перчаток — и прикоснулся к моему лицу. Медленно исследуя его, он ощущал себя всё увереннее. Лоб, сломанный нос, шрам, тянущийся от виска к щеке, губы, на которых его пальцы задержались чуть дольше, — казалось, что Шут заново узнавал меня, делая нас ещё на шаг ближе.
Когда его ладони заскользили по моим рукам, я напрягся. Я одновременно не хотел, чтобы он дотрагивался до отметин на запястье, и испытывал мучительное любопытство. Как это будет в этот раз? Ощущал ли Шут то же волнение, соединяясь сознаниями? Боялся ли потерять себя?
Он понял меня без слов, но всё же спросил:
— Можно?
Мы оба были уязвимы сейчас, каждый по-своему, и отчаянно не желали терять контроль, но я решил рискнуть.
— Можно.
Получив моё согласие, Шут прикоснулся к отметинам. Это было похоже на вспышку. Он пронёсся по моим венам живым серебром, растворяясь и сливаясь со мной в единое целое. Ближе, чем любовник, сильнее, чем связь с Уит-партнёром. Я одновременно был и Шутом, и собой, будто условная грань, разделяющая нас, исчезла. Ни на что не похожее ощущение, которое нельзя назвать Скилл-связью. Разве можно связаться с самим собой? Или почувствовать, как одновременно целуешь сам и целуют тебя?..
Всё закончилось так же неожиданно, как началось. Я дышал тяжело, как будто долго-долго убегал от погони. Выражение на лице Шута было нечитаемым, но его губы искривила лукавая улыбка, а щёки окрасил лёгкий румянец. Лента развязалась и повисла на его шее нелепым украшением.
— Спасибо, — прошептал Шут.
Я не знал, за что он благодарил меня. Не знал, что сказать, чтобы не нарушить хрупкое взаимопонимание, которое возникло между нами, поэтому просто сжал его ладонь.
Шут улыбнулся, прекрасно понимая меня без слов.
Ночь мы провели вместе. Возможно, сказалось выпитое бренди, возможно — наше общее нежелание остаться в одиночестве. Я долго не мог уснуть, прислушиваясь к едва слышному дыханию Шута. Пытался понять, что произошло, но мысли путались, переплетались между собой, будто побеги плюща, а голова начинала болеть.
Шут заворочался и крепче обнял меня. Трудно было поверить, что он находился так близко. Всегда отстранённый и ревностно охраняющий своё личное пространство, этой ночью он сделал для меня исключение.
Я не испытывал неловкости или ощущения неправильности происходящего. В конце концов, для меня Шут всегда был больше, чем друг.

Пять причин, из-за которых Шут любил Фитца

Название: Пять причин, из-за которых Шут любил Фитца
Переводчик: wakeupinlondon
Оригинал: Five Reasons The Fool Loved Fitz by emothy, разрешение на перевод получено
Беты: Aviendha, Хель*, Мириамель
Форма: проза
Размер: мини, кол-во слов: 1260
Пейринг/Персонажи: Фитц/Шут
Категория: слэш
Жанр: Romance
Рейтинг: G
Краткое содержание: Пять причин, из-за которых Шут любил Фитца (ведь, несомненно, так и было).
Размещение: С разрешения автора и переводчика.

1.
Осматриваясь по сторонам, Шут видит всё в оттенках чёрно-белого. Сквозь листья деревьев и медленно распускающиеся цветы наблюдает, как люди проходят мимо, игнорируя его, словно он совсем незначителен. «Возможно, — горько думает он про себя, — так и есть». Даже если Шут не предвидел события, те всё равно произойдут, не так ли? Мир будет идти своим чередом, переходить из одного цикла в другой, благодаря действиям обычных людей.
Молодая бледная женщина, мрачный мускулистый мужчина. Для него они даже не игровые фигуры, а детали оформления на поле. Шут двигается медленно, высматривая основных игроков — тех, кто стремился бы изменить течение времени ради своих собственных целей.
Верити, будущий король, — маловероятно, по мнению Шута. Чивэл, обещанный и так и не взошедший на престол. Регал, последний в очереди на трон, с именем, выдающим его судьбу, хоть и совершенно безвкусным. Обводя взглядом знать замка, Шут видит приглушённые тона: чахлый красный и затхлый голубой. Стареющий жёлтый и выцветший зелёный. Даже находясь в игре, участники — лишь сосуды для игральных фигур.
Сложно определить, чего тебе недостаёт, пока не появится возможности сравнить. Она появляется — и Шут сразу узнаёт об этом — в тот день, когда в замок прибывает мальчик. Шуту давно являлись видения об этом дне, но даже те намеки не смогли подготовить его к увиденному в цвете. Тёмные волосы, тёмные глаза, отражающие слишком много мыслей для столь юного ребёнка. Его одежда — не важная, поскольку вокруг него мерцали возможности всех вообразимых красок. Одним своим существованием он заставил мир озариться многообещающим светом.

2.
Чейд вздохнул бы. Верити бы нахмурился, его лицо бы помрачнело. Баррич когда-то дал бы оплеуху, сейчас же лишь неодобрительно искривил бы рот, и его глаза наполнились бы чувством вины перед Королём-в-ожидании, которому он когда-то служил и который больше его не услышит. Молли бы тихо плакала, кричала, бросала бы что-нибудь — каждый раз что-то разное, но всегда настолько тёмное и глубоко ранящее, что это предательство было уже не стереть.
Все они что-то требовали от Фитца, он же лишь желал распоряжаться собой сам. Они все обращались с ним как с мальчишкой — Чейд, Баррич, даже Шрюд и Верити, отправившие его убивать; даже Молли всего лишь парой слов превращала его в неразумного мальчика, пытающегося ухватиться за большее, чем он был способен прожевать. Никто не позволял ему принимать решения самостоятельно; для них было важно, чтобы Фитц следовал приказам, требованиям и советам о том, какими должны быть его и их жизни. Но всё оказалось не таким простым, как им бы хотелось.
По иронии, единственным, кто ничего от Фитца не требовал и не пытался вылепить из него того, кем ему предназначено стать, был Шут — для него Фитц служил источником перемен, которые случались из-за его упрямых решений.
Временами Шут жаждал коснуться щеки Фитца — совершенно человеческое желание — и впитать в себя часть той наивности лишь затем, чтобы узнать, как это ощущается. Если бы он только мог, он бы сохранил этого эгоистичного, импульсивного мальчишку навсегда.

3.
Это была любовь столь же эгоистичная, насколько день был долог. Любовь, бывшая чем-то гораздо большим, чем простое касание, чем влечение; большим, чем жизнь, проведённая вместе. Это была любовь, которая резонировала в каждой фибре его существа, соединяла с другой душой через нити — настолько тонкие, что их нельзя было увидеть, настолько сильные, что они не могли быть разъединены, и настолько долгие, что могли простираться через любое расстояние.
Это была любовь, основанная на всей его жизненной цели. Неизбежная привязанность к своей отдельной, противоположной половине, Изменяющий как противопоставление Пророку; тот, кто заставлял события происходить, вместо того, чтобы предвидеть, и думать, и чувствовать их в подсказках и колебаниях, — возможно, гораздо раньше. Это была любовь, процветающая на добродетели, и справедливости, и всех решениях, которые, независимо от того, насколько они мудры, приведут к лучшему будущему.
Она была всем этим вместе — и чем-то большим, выходящим за пределы слов и воображения. И порой это была любовь столь эгоистичная, что Шут мог сказать: она не имела вообще никакого отношения ни к одной из этих причин.

4.
И именно из-за любви Шут смог уйти. Не то чтобы он не испытывал боли и сожаления, поступив так, но любовь сделала их незначительными — как лошадь перевесила бы мышь на весах.
За годы, в течение которых он пытался позволить Фитцу жить спокойной, обычной жизнью, Шут вырезал некое подобие жизни для себя самого. Новое имя, новое ремесло; придворному Шуту не было места в Удачном, а после смерти Шрюда не стало и в Шести Герцогствах. Новый Изменяющий, сказал он себе, поскольку Фитц никогда не вызовет перемен в месте, где Шут никогда не был или в которое не верил. Однажды Шут обнаружит, что ошибался, но в любом случае на людей, нуждающихся во влиянии, следовало влиять, а это было его призванием.
Годами Шут гадал, когда же их пути снова пересекутся, когда произойдут события, которые могли бы стоить ему жизни, если бы он так сильно не цеплялся за судьбу и не смеялся «против ветра» над тем, что его время ещё не пришло. Время покажет, и когда это произойдёт, он будет знать.
Выскользнуть из новой жизни почти так же легко, как и скользнуть в неё. Словно наряды, которые никогда по-настоящему не подходили и от которых ты рад избавиться, хоть и за долгое время ношения привязался к ним, какими бы неудобными они ни были. Шут обещал поддерживать связь и заставил себя быть жёстче при прощании, зная, что скоро вновь увидит Фитца.
Ради любви он оставил Фитца в покое; ради любви же и вернётся. И ради любви будет молиться, чтобы в конце за всё получить прощение.

5.
Самое поразительное, самое потрясающее, что Фитц до сих пор даже не осознаёт всю значимость своих поступков. Жизнь дня него — лишь череда решений, которые необходимо принять, и Фитц так и поступает. Шуту хотелось бы показать ему, сколько людей вокруг него медленно бредут по жизни — шаг за шагом, отдавая себя на волю случая. Вовсе не желая воздействовать на то, что их окружает, — ни положительно, ни отрицательно.
Фитц видел жизнь с разных сторон: ребёнка, бастарда, Изменяющего, брата Ночного Волка, Видящего, племянника Короля-в-ожидании, внука короля, врага Претендента на престол, Древней Крови. Пусть он и не понимает суть вещей так, как, по мнению Шута, необходимо, но каждый аспект решений, принятых им в прошлом, привёл колёса в движение. И Фитц даже не осознаёт, какой это подвиг: куда более грандиозный, чем любой акробатический трюк или остроумный комментарий, выданный Шутом — или лордом Голденом — во дворе Баккипа.
За всё, что Фитц сказал и совершил, за всё, кем он является и за что борется, — Шут любит его за смелость вершить перемены; никогда не осознавая, какой он особенный и насколько отличается от остальных, раз может так поступать.

Деревянная шкатулка

Название: Деревянная шкатулка
Автор: Nory-chan
Беты: Мириамель, Aviendha, wakeupinlondon
Форма: проза
Размер: мини, кол-во слов: 1698
Пейринг/Персонажи: Фитц, Шут
Категория: джен
Жанр: приключения
Рейтинг: G
Предупреждения: AU. POV Фитца. Возможен ООС.
Краткое содержание: Альтернативная версия встречи главных героев.
Примечание: Таймлайн — после окончания «Судьбы Шута».
Дисклеймер: На героев и мир не претендую, всё принадлежит Робин Хобб.
Размещение: С разрешения автора.

Я сидел на кровати, держа в ладонях небольшую деревянную коробочку. Её привезли в Ивовый Лес из Баккипа вместе с остальными мелкими посылками. К ней прилагалась записка от Чейда, в которой говорилось, что это сновидческая шкатулка и её доставили из Удачного, попросив передать лично мне. Отправитель был неизвестен. Старый советник говорил, что будь его воля, он бы разобрал её на части — вдруг это какая-нибудь гадость с ядами? Но решил довериться моим уму и жизненному опыту, предоставив мне право разбираться со шкатулкой самому.
Прочитав записку, я хмыкнул. Конечно, ум и жизненный опыт у меня присутствовали, но не когда дело касалось странных вещичек из Дождевых Чащоб. Я плохо представлял себе, что представляют собой сновидческие шкатулки, знал только, что они насылают определённые сны, что, в общем-то, из названия и так было ясно.
Хотя даже из снов можно сделать выводы. Мне, как владельцу и мастеру Скилла, хорошо было известно, что может нести с собой непростой сон. Скорее всего, в шкатулке прибыло послание с юга, которое не хотели доверять бумаге. Но почему именно мне? Ведь я давно отошёл от политики и не жил в королевском замке.
Раздумывая, я медленно водил пальцем по идеально гладкой поверхности шкатулки. Она не была отполирована или покрыта лаком, казалось, дерево само выросло таким. Единственной неровностью была лишь выемка под крышкой. Я подцепил её ногтем указательного пальца, и тот идеально вошёл туда, как будто отверстие вырезали специально для меня. Интересно, кто же сотворил такой шедевр?
Я убрал палец, потому что не хотел пока открывать её, и поставил шкатулку на ладонь. Поднеся к носу, я попытался уловить своим волчьим обонянием следы какой-либо отравы.
Сначала не было никакого запаха, абсолютно, не пахло даже деревом. Но потом я ощутил слабый аромат мёда и абрикосов.
Вздрогнув, я чуть не уронил шкатулку. И тут же открыл её. Внутри ничего не было. Почему-то ничуть не удивившись, я легонько улыбнулся. А после поставил деревянную драгоценность на тумбочку и, откинувшись назад, мгновенно провалился во тьму.

***
Очнувшись, я лежал на песчаном берегу. Стоило мне открыть глаза, как их ослепило яркое солнце, находившееся точно над головой. Прикрыв веки, я медленно поднялся и некоторое время стоял, прислушиваясь и принюхиваясь. Шумел прибой, слышались незнакомые голоса птиц. В лицо задувал горячий ветер, который приносил с собой запах соли и какой-то гнильцы.
Посмотрев по сторонам, я обнаружил берег моря, к которому почти вплотную подступал тропический лес, оставляя лишь небольшую полоску песка. От такого зрелища я поёжился, несмотря на ужасную жару, потому что вспомнил берег, на котором оказались мы с принцем Дьютифулом, пройдя через колонну Скилла. Правда, стоило признать, это место было ещё невыносимей.
Солнце в зените нещадно пекло мне голову, но, посмотрев на плотно сомкнутые ветки и переплетения лиан, в тень леса я идти расхотел. Что-то подсказывало, что там я не найду желаемого. А ради того, чтобы найти создавшего этот сон, я бы вытерпел всё что угодно.
Я сделал несколько шагов и ощутил, как в ботинки набрался песок. Вздохнув, я снял их. Голые ступни обожгло так, будто я встал на горячие угли. Я поморщился и подошёл к морю.
Идя вдоль берега по тёплой воде, я ощущал, что мне становилось легче с каждым шагом. Даже солнце как будто перестало палить. Взглянув на небо, я понял, что не ошибся — раньше оно было ослепительно голубым, а теперь на нём появились облака, одно из которых закрыло солнце. Вскоре стало прохладно, и я вышел на песок. Становилось все темнее, и ветер начал усиливаться. На песке то и дело встречались груды камней, так что теперь мне приходилось сгибаться и перелазить через преграды.
Преодолев особенно большой валун, я вновь оказался на песчаном пляже. И тут же застыл как вкопанный, не в силах оторвать взгляда от открывшейся картины.
То, что предстало моим глазам, было достойно изображения на одном из замковых гобеленов: около самого края воды, подставив лицо шторму и раскинув руки, стоял с закрытыми глазами Шут, явно наслаждаясь разыгравшейся стихией. Его длинные золотые волосы, собранные в высокий хвост, нещадно трепал ветер, свободная белая рубашка, какие носят матросы, казалось, была готова порваться под таким напором, но в остальном Шут оставался совершенно неподвижным. Таким неподвижным, что напоминал драконов в каменном саду, и в то же время в нём чувствовалась огромная жизненная сила.
Вдруг краем глаза я заметил надвигающуюся на него с моря большую волну и закричал что есть силы:
— Осторожно! — но моё предупреждение завязло в начинающейся грозе.
Шут почувствовал опасность слишком поздно. Он испуганно распахнул свои янтарные глаза и бросился было к лесу, но волна нагнала его и накрыла с головой.
— Шут! — бесполезно крича, я устремился к нему.
Я с облегчением увидел, как он встал с колен, на которые упал во время удара, и опять припустил прочь от моря, не замечая меня.
Начинался ливень.
Я нагнал его у самой границы деревьев и схватил за предплечье. Шут вздрогнул и начал поворачиваться ко мне, но я, толком не взглянув на него, потянул его под полог леса.
Спрятавшись от разыгравшейся стихии, мой друг без лишних слов заключил меня в такие крепкие объятия, что я в который раз подивился силе, прятавшейся в столь хрупком теле. Обхватив его за плечи, я закрыл глаза и замер, ощущая частое от бега дыхание и стекающие по щеке капли от его мокрых волос.
Кожа Шута, и так обычно прохладная, сейчас была совсем холодной. Он мелко дрожал.
— О, Ф-фитц...— начал он, но трясущиеся губы не дали ему продолжить.
Я нахмурился, но быстро сообразил, что надо делать. На секунду погрузившись в поток Скилла, я начал привычным способом изменять сон. Но течение магии вдруг натолкнулось на препятствие, которое не могло преодолеть. Будто стена льда возникла поперёк реки. Разозлившись, я обрушился на неё со всей мощью и сообразил, что перестарался, когда было уже поздно.
Рёв бури утих в одно мгновение, наступившая тишина ударила по ушам. Вспыхнувший яркий свет солнца ослеплял даже через прикрытые веки. Я почувствовал, как Шут выскользнул из моих рук.
— Фитц, ты опять как будто тараном бьёшь в ажурную калитку, — посмеялся он.
Открыв глаза, я увидел, как он вышел на берег и теперь распускал волосы, чтобы дать им просохнуть.
— Покажи тогда ювелирную работу, — я улыбнулся и протянул ему руку.
Он взял меня за запястье, и принесённая моим Скиллом удушливая жара стала легче, а с моря подул лёгкий тёплый ветер.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Казалось, все прошедшие годы пролетели за один день. Шут изменился лишь немного: всё та же смуглая кожа и золотые волосы, правда, теперь они были темнее и грозили вскоре стать русыми, а янтарные глаза постепенно превращались в карие. Мой друг так и не стал шире в плечах или плотнее. Черты лица даже, наоборот, стали менее острыми, теперь его опять можно было принять за юношу.
Он поднял руку и провел пальцем по шраму на моём лице. Я вздрогнул — за теплотой в его глазах мелькнули глубокое отчаяние и страх.
Шут почувствовал моё напряжение и чуть отступил назад.
— Фитц, я так рад, что моя шкатулка дошла до тебя! — во взгляде снова плескались свет и безмятежность.
— Я тоже безмерно рад тебя видеть.
Но что же сказать ему? Когда много лет назад мы расстались, я не считал наш разговор оконченным, но сейчас поднимать старые темы совершенно не хотелось.
Да и новые тоже. Ведь глупо было рассчитывать, что он прислал сновидческую шкатулку лишь для того, чтобы увидеться со мной.
И Шут, казалось, тоже не хотел нарушать чудом установившийся покой.
— Пойдём, я тебе кое-что покажу, — он тронул меня за руку и побежал к груде камней. Он быстро оторвался от меня, да я и не спешил, наблюдая за тем, как изящно он перепрыгивал с камня на камень. Оказавшись на вершине, Шут обернулся и насупился, увидев, что я отстал. Но, поняв, что я и не собираюсь торопиться, отвернулся к горизонту, предоставив мне любоваться своими лёгкими светлыми волосами, живописно раскинувшимися по плечам.
Поднявшись, я посмотрел туда же и замер в восхищении: над морем резвилось несколько золотых и серебряных драконов. Словно молнии, они гонялись друг за другом настолько быстро, что глаза не успевали разглядеть их как следует. Драконы были меньше, чем Тинталья и Айсфир, похоже, они вышли из коконов совсем недавно.
Я с улыбкой взглянул на друга, который не отрывал от волшебных созданий взгляда. Но тут лицо его нахмурилось. Я снова посмотрел на море — дракончиков начала заволакивать серая дымка и постепенно они скрылись из наших глаз.
Шут возмущённо хмыкнул, и я почувствовал, как он пытается воздействовать на сон, но ничего не получалось. Я попробовал помочь ему Скиллом, но почему-то опять наткнулся на стену.
— Фитц, подожди, тут что-то не то, — напряжённо проговорил Шут. Он схватил меня за запястье и начал аккуратно, будто работал с украшением из дерева, проделывать в «стене» отверстие.
— Мы не одни, — наконец догадался я и мысленно выругался, что не понял этого раньше.
«Мастер Скилла, называется. Но чужак хорошо скрывается, я его не чувствую. Неужели кто-то может быть так силён? Или дело в том, что сны, навеянные шкатулками, отличаются от обычных?»
Шут ничего не ответил, сосредоточившись на преодолении барьера. Его ногти судорожно царапали мою руку, а глаза невидяще смотрели в одну точку. Я почувствовал, как его сознание начало медленно ускользать.
— Перестань, это небезопасно! — Вырвав руку, я схватил друга за плечи и грубо встряхнул.
Тот моргнул, и его взгляд обрёл осмысленность, которая сразу же сменилась страхом.
— Фитц, нам надо проснуться, — слабо проговорил он.
— Уходи, быстро, тут опасно, — велел я. Шут кивнул и начал исчезать. Из его пробуждающегося сознания до меня донеслись качка и скрипение снастей.
— Куда ты плывёшь?.. — запоздало спросил я, когда он уже исчез.
Повернувшись снова к морю, я обнаружил, что оно полностью скрылось за завесой тумана. Но я мгновенно смог её убрать, потом окрасил небо в закатные цвета, создал вдалеке остров с башней Неттл и поместил на море пару кораблей. Стена исчезла, как будто её и не было. Правда, вернуть драконов я так и не смог.
— Что же произошло?..— задумчиво проговорил я и рефлекторно поднёс ко рту появившийся в руке абрикос. В ушах зазвенел чей-то издевательский смех, и меня грубо вытолкнуло из сна.

***
Я рывком сел на кровати.
«Срочно в Баккип!» — билось в мозгах, словно это был закреплённый Скиллом приказ.
Голова буквально раскалывалась, чего не случалось уже много лет. Я поднёс руку к виску. В неверном свете просыпающего солнца вдруг показалось, что на запястье вернулись серые следы. Или... не показалось?

Убежище

Название: Убежище
Автор: Фатия
Беты: ariwenn, Aviendha
Форма: проза
Размер: драббл, кол-во слов: 698
Пейринг/Персонажи: Олух, Неттл, фоном Фитц
Категория: джен
Жанр: General
Рейтинг: PG
Краткое содержание: О первых днях путешествия к Внешним Островам глазами Олуха.
Примечание: 1. Таймлайн — книга «Судьба Шута».
2. Олух воспринимает Фитца как человека-волка. Неттл — женщина, которая спасла его от кошмаров.
Размещение: С разрешения автора.

Олуху снилось море: бескрайнее и беспощадное, холодное, как зимние ветра в Баккипе. Оно было похоже на огромную лужу, серую и грязную. Он старался не смотреть на него, когда поднимался по трапу на корабль, потому что помнил слова Сады о морской болезни.
— Сначала — терпимо, — говорила она, — только пол будет качаться, да запах галет и капусты станет сильнее. А потом тебя начнёт тошнить. Долго тошнить, пока ты не выблюешь свои кишки на палубу. Я помню, как это было.
Сада так красочно рассказывала о всех злоключениях морского путешествия, что Олух поверил ей. Поверил безоговорочно, что у него обязательно будет морская болезнь, и он умрёт.
Человек-волк пытался его переубедить, сидел с ним целый день и не давал свалиться за борт, когда его тошнило, но Олуху становилось только хуже.
А ночью ему приснился кошмар.
Он тонул. Его окружала толща морской воды, заглушая музыку: тихую песнь ветра, скрип канатов, смех матросов, играющих в кости на палубе, звон посуды в кубрике и плеск волн.
Олуху не нравилась мелодия, но она успокаивала.
В воде же на него со всех сторон давила тишина. Он задыхался. Воду сверху покрывала корка льда, и сколько бы Олух ни пытался проломить её, сколько бы ни звал на помощь — всё было бесполезно.
Его никто не слышал.
Днём его по-прежнему тошнило от вида еды, а его музыка стала похожа на битву из баллад менестрелей: ужасная какофония звуков, вобравшая в себя крики живых и раненых, звон мечей и стук подков, протяжные стоны боли и мольбы о спасении.
Ему казалось, что все на корабле слышат его песню. Все ощущают ужас, что он испытал ночью. Только человек-волк оставался прежним — мрачным и сосредоточенным.
— Всё будет хорошо, Олух. Всё будет хорошо, — снова и снова повторял он. — Я приведу к тебе того, кто сможет помочь.
Ночью кошмар вернулся. Его тело в ледяной воде скукожилось, как сушёная слива, стало маленьким и слабым. Лёд больше не покрывал поверхность моря, но спасение оставалось невыполнимой задачей. Олух устал бороться, не умел плавать и не слышал музыки.
Только тишину.
И он принял её, сделав глубокий вдох.
Было почти не больно.
Течение относило его тело всё дальше и дальше, забирая те крохи тепла, что ещё остались.
А потом чьи-то ласковые руки спасли его. Тёплые, шершавые, сильные — так похожие на мамины.
— Теперь с тобой всё в порядке.
Когда он снова смог дышать, то увидел склонившуюся над ним женщину, самую красивую и добрую, вкусно пахнущую свежей выпечкой и домашней птицей. Рядом с ней был человек-волк. Обросший шерстью, с преобразившимся в звериную морду лицом, он с жалостью смотрел на Олуха. Жалость напоминала стук молотка о наковальню: звонко и противно. И хотя человек-волк помог ему, Олух не испытывал благодарности. Только глухое раздражение и желание, чтобы его оставили в покое. Он снова перевёл взгляд на женщину.
— Ты же знаешь, что можешь мне доверять. — Ободряюще улыбнулась она.
Олух плохо понимал значение слов — они казались ему навязчивым жужжанием пчёл, но он поверил им. Ведь женщина, спасшая его, продолжила:
— Потому что я люблю тебя.
Эти слова могла произнести мама, певшая для него колыбельные, связавшая шапочку и подарившая красный свисток. Но шапочка давно истрепалась и стала дырявой, а свисток сломали. Только музыка и слова всегда оставались с ним.
Эта женщина не была его матерью, но она создала для него убежище. Самое безопасное место в мире: фургон с дымчатыми стенами, в котором когда-то Олух путешествовал вместе с бродячими артистами.
В фургоне пахло перцем и сухим луком. Знакомо. По-домашнему. А за его стенками звучала музыка, окружавшая его в детстве. Олух свернулся калачиком, сонный и довольный, что ему есть куда сбежать от опостылевшего моря. Мелодия убаюкивала, а тёплые руки женщины успокаивающе гладили по волосам.
— Я снова приду к тебе сюда в гости. Можно? — спросила она.
«Можно», — хотел он ответить, но, засыпая, увидел, как женщина исчезла, распавшись на сотню бабочек с яркими крыльями.
Олух знал, что ещё встретит её. Стоит лишь захотеть — и музыка подхватит его, унесёт в безопасный мир фургона с мягкими подушками.
В его убежище, где не будет ни холода, ни пронизывающего до костей ветра, ни человека-волка, которого он побаивался.
Утром Олуха впервые с начала путешествия не стошнило. Он съел кашу с коркой хлеба и был вполне доволен жизнью. Его окружала полюбившаяся с детства музыка: смех и тихая песнь лютни, ржание коней, тащивших днём фургон и ласковый голос мамы, поющей колыбельную.
Море Олуху больше не снилось.

Скачать все тексты в формате: DOC, PDF, FB2, MOBI, EPUB, TXT.

Часть 1 / Часть 2

@темы: Тексты, I этап, G—PG-13, ОК Робин Хобб 2014

---

ОК Робин Хобб. Этап 1. Часть 2

[WTF Robin Hobb 2017]

ОК Робин Хобб: тексты малых форм, часть 2

Пробуждение

Название: Пробуждение
Автор: Фатия
Бета: wakeupinlondon
Форма: проза
Размер: мини, кол-во слов: 1 972
Пейринг/Персонажи: Рапскаль/Тимара/Татс
Категория: гет
Жанр: Romance/General
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: AU
Краткое содержание: Кельсингра просыпалась, и Рапскаль просыпался вместе с ней.
Примечание: Таймлайн — события происходят после книги «Кровь драконов».
Размещение: С разрешения автора.

— Рапскаль! — позвала его Амаринда. — Рапскаль, так больше нельзя. Ты утонешь в воспоминаниях.
Она потянула его, словно маленького ребёнка, за руку. Поток чужих воспоминаний иссяк, стоило ему перестать прикасаться к камню памяти. Это было похоже на падение с драконьей спины в реку: неожиданно, болезненно и отрезвляюще.
— Рапскаль?
Он посмотрел на Амаринду, но вместо неё увидел Тимару. Её тёмные волосы были небрежно стянуты в узел на затылке, а крылья свисали по бокам. Если не присматриваться, то их можно было спутать с полами плаща.
— Сколько?
Рапскаль хотел спросить, сколько прошло времени, но не смог. В горле пересохло, каждое слово причиняло боль.
— Сутки, — она вздохнула и обняла его.
Тимара редко позволяла себе показывать привязанность — вбитые с детства правила и запреты всё ещё её сдерживали.
Значит, испугалась, что в этот раз он не вернётся.
Довольно зажмурившись, Рапскаль сжал Тимару в объятиях. Он не мог отказать себе в удовольствии прикасаться к ней.
— Пошли домой, Рапскаль.
— Пошли.
Сегодня можно немного отдохнуть, а завтра вернуться и продолжить поиски. Осталось ещё много колонн, и ключ к пробуждению города наверняка был спрятан в одной из них.

***
Иногда Рапскалю казалось, будто всё, что его окружает, — сон. Дурной, затянувшийся, вязкий кошмар, который всё длится и длится. Очень хотелось проснуться, но не получалось.
Каждую ночь, засыпая, Рапскаль повторял себе, что завтра всё изменится. Но наступало утро, он открывал глаза и видел всё тот же потолок с серебряными прожилками. Его по-прежнему звали Рапскаль, а не Теллатор, а его Амаринда выбрала ремесленника вместо воина.
В небе летали драконы, но Кельсингра спала крепким сном, иногда вздыхая и ворочаясь, отчего землю рассекали безобразные трещины. Рапскаль верил, что сумеет пробудить город. Что по улицам вновь будут гулять сотни Элдерлингов, на площадях и амфитеатрах — выступать артисты, а в мастерских начнут создавать чудесные вещи, которыми когда-то так славилась Кельсингра.
Возможно, тогда он тоже сумеет проснуться.

***
Их дом находился над драконьими купальнями. Просторные комнаты, объединённые дверьми-арками, казались Рапскалю роскошными. Теллатор же смотрел равнодушно, с лёгким пренебрежением человека, давным-давно привыкшего к богатству. Две его личности тесно переплелись между собой, из-за чего порой возникало ощущение, что его настоящего больше нет. Что место Рапскаля занял незнакомец с алой чешуей и ледяным сердцем.
Сначала он жил в комнатах один. Ему нравилась простая, аскетичная обстановка, единственным украшением которой была мозаика, сделанная из разноцветных стекляшек. На рассвете и закате солнечные лучи преломлялись в них, отчего казалось, что драконы, изображённые на мозаике, движутся.
Однажды Рапскаль несколько дней провёл погружённым в чужие воспоминания, чем напугал хранителей драконов. Они долго искали его, пока не нашли рядом с колонной с серебряными прожилками. Тогда он сильно исхудал, стал больным и слабым. Посоветовавшись, хранители решили, что по очереди будут присматривать за ним.
Поначалу им это удавалось, но проходило время, и ничего не менялось. Рапскаля по-прежнему тянуло исследовать город, и он придумывал сотни увёрток, чтобы избавиться от надоедливых сторожей.
Ото всех, кроме Тимары.
Как-то вечером она постучала в его дверь с сумкой в руках да Татсом, маячившим за её плечом. Рапскалю безумно хотелось захлопнуть перед ними дверь, но он не смог.
Он устал от одиночества.

***
— Что ты видел сегодня? — спросила Тимара.
Рапскаль ел кашу с куском мяса. Пища казалась ему безвкусной и пресной, совершенно не похожей на изысканные блюда из воспоминаний.
— Банкет. Элдерлинги принимали гостей из города, который когда-то был на месте Трехога. Привозили удивительные игрушки, размером с ребёнка. Их плоть была сделана из дерева и глины, а внутри — шестерёнки и сталь, благодаря которой они могли двигаться и даже разговаривать. — Он закрыл глаза, стараясь в мельчайших подробностях вспомнить увиденное чудо.
— Глупость какая. Зачем создавать такие дорогие игрушки для детей?
— Не знаю, Тимара. Мне кажется, что они не предназначались для детей… Скорее, для взрослых, которые хотели иметь детей.
Все они помнили, как трудно было королеве Малте сберечь жизнь маленькому Фрону.
— Всё равно это неправильно, — сказал Татс. Он сидел за столом и мастерил стрелы. Завтра была его очередь идти на охоту.
За год, проведённый в Кельсингре, хранители распределили обязанности, чтобы облегчить себе существование. Жизнь была спокойной и размеренной, но не ограниченной правилами, навязанными в детстве. Не было больше вуалей, чтобы скрыть чешую и наросты, не было и сожалений об утраченном. Хранители и люди, которые приехали вслед за ними, заново строили свою жизнь, не оглядываясь назад.
Рапскаль не стал спорить с Татсом. Он воспринимал его как неизбежное зло, с которым надо мириться, чтобы Тимара была рядом.
Ложась спать, Рапскаль привычно засунул кинжал под подушку. Он знал, что в городе было безопасно, но привычка Теллатора оказалась сильнее здравого смысла.
Ночью ему приснилась Амаринда. Обнажённая и бесстыдная, она кормила его виноградом и рассказывала забавную историю о наставнике. Рапскаль перехватил её руку с ягодой и притянул к себе, чтобы поцеловать, но Амаринда звонко рассмеялась и, вывернувшись, оседлала его.
Откинула голову назад и качнула бёдрами, дразня. Она напоминала дикую грушу, которую он когда-то нашёл в лесу: кисло-сладкая, сочная, похожая на маленькое солнце. Рапскаль сжал её бедра, скользнул руками выше, наблюдая, как чешуя становилась насыщенного синего цвета, а за спиной раскрывались крылья. Амаринда медленно превращалась в Тимару. Будто живое серебро, проникала в неё, делая ещё желаннее и недоступней.
Миг — и вот уже Тимара стонала под его руками, как в их первую и единственную ночь. Она улыбалась, позволяя целовать и ласкать себя, шептала, что он ей нужен.
Нужен больше, чем Татс.
Темнота окружала их, сгущалась, принимая форму человеческого тела. За спиной Тимары появилось существо с длинными острыми когтями на руках. Рапскаль хотел оттолкнуть угрозу, но его ладонь прошла сквозь чужака, словно тот был соткан из тумана.
Тьма затягивала его, сжимала в объятиях, целовала, смотрела на него медными глазами Татса и ухмылялась.
Видишь, она даже во сне принадлежит мне. Вы оба.
Рапскаль закричал — он никогда в жизни не чувствовал себя более беспомощным, чем сейчас, — а потом проснулся.

***
— Тише. Это всего лишь сон, — шептала Тимара, пытаясь забрать у него кинжал.
Рапскаль не помнил, как достал его, не помнил, как порезался. Рана на ладони болела и кровоточила, но он готов был терпеть. Он стерпел бы тысячу порезов, лишь бы Тимара никуда не уходила.
— Да уж, дружище. Ещё немного, и ты бы остался без пальца.
Татс, взъерошенный и злой, оттеснил Тимару и забрал у него кинжал. А потом обработал рану и наложил повязку.
— Хуже ребёнка. Те хотя бы иногда думают, прежде чем сделать, а ты все мозги отдал камню памяти.
— Татс! — укоризненно воскликнула Тимара.
— О, только не надо его защищать. Он ведёт себя как капризный ребёнок, совершенно не думая о последствиях.
— Никто не просил тебя мне помогать, — огрызнулся Рапскаль.
Ему всё ещё было не по себе после кошмара. Он хотел, чтобы Татс поскорее ушёл, но сегодня Са повернулся к нему спиной.
Друзья проверили постели в поисках оружия, но, ничего не найдя, ненадолго оставили Рапскаля. Как оказалось, только для того, чтобы принести подушки с одеялами и лечь рядом с ним.
— Спи, — сказал Татс, закутываясь в одеяло.
С противоположной стороны легла Тимара. Рапскаль знал, что она обиделась, и хотел извиниться, но рядом был Татс, ставший непреодолимой пропастью между ними.

***
— Опять направляешься к колоннам?
— Тебе какое дело? — спросил Рапскаль.
Татс утром не пошёл на охоту, а последовал за ним. Он не пытался остановить его или отговорить погружаться в воспоминания, просто всё время находился рядом.
— Тимара попросила присмотреть за тобой, — нехотя признался Татс. — Хочешь исследовать город — пожалуйста. Только знай меру и не впадай в крайности.
Рапскалю нечего было возразить. Он шёл вперёд, сдерживая дурацкое детское желание сбежать. Теллатор не стал бы сбегать. Он вызвал бы Татса на поединок, силой доказывая право самому принимать решения.
На площади с камнями памяти было пусто и тихо, но это ненадолго. Стоит прикоснуться к стенам или колоннам — и воздух наполнится звуками и запахами, а вокруг появятся призраки Элдерлингов, которые когда-то жили в Кельсингре. Рапскаль прикоснулся к ещё не исследованной колонне. Водоворот чужих воспоминаний подхватил его, завертел. Он то тонул в них, то всплывал на поверхность, преодолевая шум десятков голосов.
Сегодня ему повезло. Рапскаль оказался в комнате с водяными резервуарами. Их соединяли трубы и странные механизмы, похожие на огромные колёса. Он стоял на деревянной площадке, и с неё хорошо было видно, как вода перекачивалась по трубам и приводила в движение весь механизм.
Чужие воспоминания подсказывали ему, что система клапанов помогала обогревать дома и теплицы, наполнять водой фонтаны на площади драконов и купальни. Всё, что нужно, — это вовремя нажимать на рычаги.
— Ты нашёл, что искал?
Рапскаль посмотрел на говорившего — Элдерлинга с бронзовой чешуёй и смутно знакомыми чертами лица.
— Да.
— Замечательно!
Элдерлинг хлопнул в ладоши, и всё, что их окружало, разлетелось на осколки. Рапскаль вновь попал в водоворот, но на этот раз он не затягивал, а выталкивал его. Миг — и он оказался на площади, жадно ловя ртом воздух, словно и вправду тонул.
— Цел? — спросил Татс. Он сидел рядом, уставший и со взъерошенными волосами.
— Да. — Сегодня Рапскаль действительно ощущал себя целым после погружения в воспоминания.
«Возможно, то, что Татс теперь всегда будет рядом, не так уж и плохо», — мелькнула в его голове мысль.

***
С того дня они вдвоём искали комнаты с рычагами из воспоминаний. Татс согласился помочь ему, если Рапскаль больше не будет в одиночестве днями просиживать возле камней памяти. Это была сделка, о которой они не рассказали Тимаре, прекрасно зная, что она разозлится. Их дружба, которая, казалось, была давно утрачена, вернулась, став мостом, перекинутым через воображаемую пропасть. Она соединяла их так же, как и Тимара. Заполняла пустоту и вытесняла Теллатора.
По ночам они по-прежнему спали вместе. Рапскалю нравилось ощущать заботу друзей и тепло их тел. Вот только друзьями он их больше не мог назвать. Семья. Единственная семья, которая всегда принимала его таким, каким он был. Со временем Татс перестал ревновать Тимару к Рапскалю. Пропасть между ними становилась всё уже, пока однажды не исчезла.
Это произошло одним вечером, когда Тимара готовилась ко сну в ставшей общей комнате. Она собиралась расчесать волосы, но Рапскаль спросил, можно ли это сделать ему. Тимара согласилась.
Он растягивал удовольствие, любуясь необычным цветом локонов и блеском чешуи на её плечах, а когда закончил, то увидел Татса. Рапскаль задумчиво смотрел на них, а потом вдруг улыбнулся, словно принял для себя важное решение.
В конце концов, не обязательно выбирать кого-то одного, чтобы быть счастливым.

***
— Татс, как ты мог!
Тимара действительно разозлилась. Её крылья встопорщились, делая её больше и опаснее, руки были сжаты в кулаки, и казалось, что она вот-вот набросится на них.
— Я тебя просила присмотреть за Рапскалем, а не потакать его капризам. Как ты не понимаешь, что это опасно!
— Но, Тимара…
Татс попытался оправдаться, но безуспешно. Она продолжала отчитывать его, как провинившегося ребенка. Рапскаль благоразумно помалкивал. Он знал, что когда Тимара немного успокоится, с ней можно будет поговорить и убедить, что ничего плохого не произошло.
Во время их с Татсом исследования города она застала их погружёнными в чужие воспоминания. Это произошло на улице Полумесяца. Такое название ей дали за необычную форму: здесь не было никаких важных зданий или богатых домов, но зато стояли несколько колонн, сделанных из камня памяти, которые могли хранить важные воспоминания.
— И после этого ты ещё будешь называть его ребёнком?! Как ты не можешь понять, что я вас лю…
Раздался протяжный скрип, а после часть мощёной булыжниками дороги рухнула вниз. Тимара вскрикнула и отчаянно замахала крыльями, пытаясь удержать Татса. Летать она так и не научилась, но зато могла планировать. Благодаря этому ей удалось выиграть несколько драгоценных мгновений и плавно опустить Татса вниз.
Рапскаль заглянул в образовавшуюся дыру и облегчённо вздохнул, увидев, что они не пострадали. Тимара отряхивала одежду, а Татс осматривался. Затем поднял голову и, широко улыбнувшись, сказал:
— Мы нашли его, Рапскаль. Нашли.

***
Вода, как и много десятилетий назад, сумела запустить сложный механизм, который вновь возрождал Кельсингру к жизни, — будто живое серебро, такая же важная и драгоценная. Элдерлинги, основавшие город, придумали изящное решение многих проблем, используя в своих изобретениях силу и напор воды.
Огромные колёса крутились, мерно поскрипывая. Часть труб при обвале сломались, как и помост, где находились рычаги. Но восстановлением хранители займутся завтра. Сегодня же они радовались своей победе.
Тимара обнимала Рапскаля и Татса так крепко, словно боялась, что они исчезнут. Было не важно, где чьи руки, не важно, что ещё месяц назад парни с трудом переносили общество друг друга. Они были семьёй, и это единственное, что имело значение.
Кельсингра просыпалась, и Рапскаль просыпался вместе с ней.

Не решай за меня

Название: Не решай за меня
Автор: Йорингель
Беты: Aviendha, Фатия
Форма: поэзия
Размер: драббл, кол-во слов: 168
Пейринг/Персонажи: Фитц
Категория: джен
Жанр: лирика
Рейтинг: G
Предупреждения: нет
Размещение: С разрешения автора.

Бьёт холодный родник по весне из каменной чаши.
Это время весны, и привыкла весна воскрешать.
Время стёрло черту между тем, где моё и где наше —
Если время просить, то прошу: не пытайся решать.

Ты умнее меня, ты мудрее, и, может, жил дольше,
Видел больше меня, и знаешь, как тягостно ждать.
У природы закон: там порвётся, где кажется тоньше.
Не решай за меня, я не дам тебе больше решать.

Ты один раз решил — мы расстались на старой дороге.
У меня было солнце, и ветер, и Ивовый край,
Но судьба разыскала меня и стоит на пороге:
Я не спорю с тобой, но и ты за меня не решай.

Я тебе доверял с самых ранних времён и поныне.
Я тебе доверяю — попробуй и мне доверять.
Мы с тобою прошли по заснеженной мёртвой пустыне.
Этот выбор за мной. Я прошу, не пытайся решать.

Кости выпали боком, порвалась струна менестреля,
И высоким забором воздвиглась вокруг благодать
Мирной жизни моей, не оставив ни смысла, ни цели.
Не решай за меня ничего.
Не пытайся решать.

Драконы

Название: Драконы
Автор: Йорингель
Бета: Aviendha
Форма: проза
Размер: драббл, кол-во слов: 664
Пейринг/Персонажи: Фитц
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: G
Предупреждения: Маленькое AU относительно отдельно взятого события канона (см. примечание).
Краткое содержание: Фитц видит сны.
Примечание: Таймлайн — между «Судьбой Шута» и «Убийцей Шута». Петушиную корону не отдали Девушке-на-драконе, она осталась у Фитца.
Размещение: С разрешения автора.

По ночам драконы покидают привычные места и приходят в мои сны.
Я не знаю, где они обитают, пока светит солнце. Я даже не могу предположить, правдивы ли те слухи, что иногда доходят до меня — в свитках, в песнях менестрелей, в разговорах путников в городских тавернах.
Я слышал эти названия — красивые, терпкие, вязким сладким вкусом оседающие во рту. Дождевые Чащобы, Калсида... Некоторые говорили, что их там много, что целое поголовье драконов устроило себе жильё где-то далеко в сторону от Удачного. Другие уверяли, что это лишь выдумки и слухи. С ними в пьяные ссоры встревали третьи — кричащие, что они-де сами видели и Живые корабли, и драконов, и чуть ли не саму Калсиду.
В песнях бродячих певцов я слышал знакомые мне имена: Тинталья, Айсфир, — и сердце сжималось от тоски.
Но на самом деле меня не интересовала судьба драконов после того, как они покинули остров Аслевджал. На самом деле не интересовала. Жизнь моя совершила резкий поворот, приведя меня к порогу дома, который стал моим, женщине, которая стала моей, и детям, которые тоже стали моими детьми, в той или иной мере каждый. Я доволен своей жизнью, тем, какой она стала спустя почти пять лет после возвращения с острова Аслевджал. Днём Ивовую долину заливает чистый и яркий свет солнца, доверчивые звери прыгают по полянке, жизнь идёт своим чередом.
Но с тех пор как драконы нашли дорогу в мои сны, я не знаю покоя.
Они приходят — огромные, молчаливые, с перламутровыми шкурами. Они вспыхивают алым золотом и холодной синевой, открывают пасти, трубно рычат, что-то шепчут, шипя и окружая себя льдом и пламенем. Их неясные очертания плывут в моей голове, словно я двигаюсь между ними на лодке.
У самого большого дракона синие глаза и огромные крылья.
Они смотрят на меня с укором, так, словно я разочаровал их, подвёл. Я не могу сбежать от них, куда бы я ни шёл: все дороги выводят меня на поляну, к обломкам петушиной короны. На той поляне пусто теперь, только драконы следуют за мной, постукивают хвостами, шумят крыльями, их огромные лапы оставляют следы на земле.
— Зачем ты сделал это, Фитц?
— Зачем ты ушёл?
— Чего ты ждёшь, Фитц?
— Чего ты ждал?
— Это то, чего ты хочешь, Фитц?
— Это то, что ты хотел?
Их голоса идут изнутри меня.
Синеглазый дракон не говорит ни слова, он приходит последним, ложится вокруг меня, огибает хвостом, и я мечусь по замкнутому кругу, бегу, пока хватит сил, под его взглядом, а за ним поднимается бесконечная поросль ежевики — яркой, сладкой, сочной ягоды, спрятанной среди острых колючек. Они разрастаются вокруг и впиваются в тела драконов, кровь течёт по их крепким шкурам. Ветви добираются до меня, и я запутываюсь в них, но уколоть меня они не могут, потому что во мне не осталось ни капли крови.
Однажды я просыпаюсь для того, чтобы найти петушиную корону рядом с собой на подушке.
Я надеюсь, что никто из моих домашних не видел её — ни Молли, ни Нэттл. Я спрятал её так далеко и так глубоко, как только мог. Она напомнила мне о Шуте, от которого я за пять лет не получил ни единой весточки со времён его прощального письма. Иногда я думал о том, чтобы отправиться в путь и разыскать его, но иголку в стоге сена найти было бы проще. Он сам разорвал нашу связь, сам отказался стать моим спутником, сам всё за меня решил. Я же теперь лишь пытаюсь идти выбранной для меня дорогой, снова доверяясь ему, потому что эта дорога привела меня к дому и семье.
И петушиная корона, надёжно запертая в сундуках, лишь бередит воспоминания, и боль, которая ещё сильна во мне, поднимает голову. Боль моя похожа на синеокого дракона, молчаливого стража моей души.
«Почему ты не можешь уснуть, Верити?» — хочу спросить я, но мой голос уносит шторм. Кукольный смех в моей голове не умолкает до рассвета. Утреннее солнце разгоняет туман, и я забываю о своих снах до тех пор, пока не наступает ночь и в мои сны не возвращаются, хлопая крыльями, выдувая пламя, истекающие кровью и ежевичным соком калсидийские драконы.

Скачать все тексты в формате: DOC, PDF, FB2, MOBI, EPUB, TXT.

Часть 1 / Часть 2

@темы: Тексты, I этап, G—PG-13, ОК Робин Хобб 2014

---

ОК Щит и меч. Этап I. Часть 1. Драбблы

[ОК Щит и меч]

Название: Ода сдержанности
Автор:  ОК Щит и меч
Бета:  ОК Щит и меч
Форма: проза
Размер: драббл (537 слов)
Пейринг/Персонажи: Иоахим фон Зальц/Ангелика Бюхер
Категория: гет
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Иногда Ангелике хотелось простого женского счастья
Размещение: только после деанона

Ангелика Бюхер всегда чувствовала себя немного неловко, оставаясь наедине со своим шефом – полковником фон Зальцем. Воплощенная сдержанность, он не изменял себе даже тогда, когда прикасался к ней. Безусловно, внешне он проигрывал своему отцу, статному красавцу с выразительными глазами, но Ангелика знала, какие страсти кипят под бесцветной оболочкой младшего фон Зальца. Холодные пальцы, узкие губы, полуопущенные веки – ее шеф иногда казался куском льда, случайно принявшим человеческую форму, и всё же под его внимательным взглядом Ангелика застывала, как кролик перед удавом.
Со старшим фон Зальцем все было по-другому. Горячий и щедрый, он заставил Ангелику потерять голову, когда она была совсем ещё девчонкой. Даже после того, как открылась его связь с дочерью прислуги, он повёл себя так, что Ангелика не испытывала к нему неприязни, а порой, устав от его сына, вспоминала с затаенной симпатией. Она еще помнила жаркий шепот, от которого по телу разливалась приятная истома, помнила настойчивые пальцы, что стирали прикосновениями все доводы рассудка, величественность под градом обвинений и необходимую решительность, с которой он устранял сплетни, – например, признав её своей незаконнорожденной дочерью. Общество успокоилось, но Ангелика оказалась на долгие годы привязанной к этой семье и «досталась в наследство» младшему фон Зальцу, у которого состояла на службе.
Ангелика Бюхер хорошо знала цену бесстрастному, казалось бы, взгляду полковника. Его сдержанность скрывала ярость или ревность, а равнодушные руки могли превратиться в безжалостные. Фон Зальц никогда не оставлял видимых следов на её теле, не причинял ей боль силой, но Ангелика вздрагивала при воспоминании о близости с ним. Ничего, что не происходило бы между мужчиной и женщиной на протяжении многих веков, но полковник умудрялся заставить Ангелику чувствовать себя ничтожнейшим из созданий – когда он исступленно вбивался в нее и прошивал насквозь взглядом, от которого внутри скручивало узлом, а во рту пересыхало. Нечто среднее между страхом и восторженным трепетом рождалось в ее душе, когда он требовал не закрывать глаза, не давал возможности замкнуться в спасительной темноте внутреннего одиночества. Он никогда не отворачивался, пока она застегивала пуговицы на форменной юбке, и не отводил взгляда, когда она надевала безупречно отглаженный китель, но сразу же прикрывал веки, стоило ей пошевелить губами в попытке что-нибудь сказать, – и отпускал хорошо отрепетированным взмахом руки.
Иногда Ангелике хотелось простого женского счастья, пресловутого «Kinder, Küche, Kirche», но все, что ей было доступно – сухое «Зайдите ко мне, Ангелика», скупые прикосновения и взгляд в упор. Она научилась различать пик наслаждения в поджатых бескровных губах и мгновенной ряби на обычно невыразительном лице, научилась не ждать ничего, кроме холодности. Пренебрежение к ее желаниям и чувствам быстро выхолостило ее, не оставив ничего, но порой, словно очнувшись, она вспоминала, что все еще женщина. И тогда смутные желания заставляли совершать не свойственные ей поступки, вроде покровительства Иоганну Вайсу, что так успешно сделал карьеру с ее легкой руки. В тот раз фон Зальц особенно долго терзал ее, распиная в немыслимых позах на рабочем столе, прямо среди бумаг, будто наказывал за легкомысленное прощание с Иоганном под своими окнами. Она поняла, что он все видел, едва вошла в его кабинет. В глазах, подёрнутых коркой льда, горел нешуточный костер ревности. Хотя фон Зальц и не испытывал к Ангелике романтических чувств, он был жутким собственником и не мог допустить даже намека покушения на его территорию.
Ангелика бросит его, как только представится такая возможность, но даже в постели с другим будет ощущать прикосновение ледяных пальцев к шее.

Название: Обрыв
Автор:  ОК Щит и меч
Бета:  ОК Щит и меч
Размер: драббл, 942 слова
Пейринг/Персонажи: Иоганн Вайс/Генрих Шварцкопф
Категория: слэш
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: умеет Йоган успокаивать паникующего Генриха, что тут еще скажешь)
Размещение: только после деанона

Генрих мечется в своем номере в гостинице, который так же уныл, как все предыдущие. Кровать, шкаф, журнальный столик, стул, кресло – человеку, который здесь должен только спать, комфорта более чем достаточно. Картина на стене, неприметные шторы – аскетизм и безликость уже набили оскомину за время затянувшейся поездки. Денег абвера, выделенных на это мероприятие, с лихвой хватило бы и на более роскошные апартаменты, но Вайс настаивает на экономии.
Иногда Иоганн напоминает Генриху бесчувственную машину, бездушный механизм, запрограммированный на конкретные действия – идеальный наци, настолько идеальный, что зубы сводит от бессильной ярости. Определенно, время меняет людей. Бессонными ночами Генрих иногда вспоминает другого Иоганна, более открытого, который улыбался при встрече и охотно болтал о разном, и, казалось, с удовольствием проводил свободное время в его обществе. Хотя сейчас, оглядываясь назад, он понимает, что многого не замечал тогда в силу своей неопытности, юношеской восторженности и бесшабашности. Иоганн никогда не был с ним достаточно откровенен, никогда не доверял полностью, никогда не пускал дальше четко очерченной границы – как часто знание способно причинить боль, как редко оно несет успокоение.
Генрих сминает ковер жесткими шагами, измеряя комнату в длину, ширину и по диагонали, но видит только замученных стариков, детей с распахнутыми пустыми глазами, истощенных мужчин и полуживых женщин. Гарь печей крематория еще чувствуется в носу, а от одежды до сих пор исходит вонь, присущая всем концлагерям – резкий запах страданий, смерти и безысходности. Кадры сменяют друг друга, не давая забыть увиденное и переключиться, делают мысль о сне и отдыхе отвратительной и невыносимой. Выпитый алкоголь почему-то не действует на горящий лихорадочным огнем организм, и Генрих, как затравленный зверь, ходит из угла в угол, со злостью представляя, как за стеной спит Вайс, крепкая опора режиму и надежный исполнитель. Он сегодня хорошо выполнил свои обязанности, честно послужил фюреру и сейчас видит сны, наверняка такие же правильные, как и он сам.
А завтра все начнется снова – автомобили, колючая проволока ограды, политически правильные разговоры… Эмоции перехлестывают через край, дыхание застревает в глотке, а пальцы дрожат так сильно, что Генриху на секунду кажется, что он сейчас потеряет сознание. Горячий, распирающий изнутри шар жжет грудную клетку, иссушая воспаленные глаза и обметывая вязкой горечью язык. Генриху кажется, что он превратился в маленького человечка, который съежился где-то внутри его тела и наблюдает за окружающим со стороны. Он замечает поднятые к лицу ладони, но не узнает их, не помнит, чтобы шевелил ими, не чувствует прикосновений к щекам. Пальцы кажутся ему чужими, а звук, рвущийся из горла, приводит в недоумение – это не он, он не может выть, как собака, учуявшая покойника.
Действуя отдельно от мозга, рука обхватывает графин с водой и швыряет его в стену, так что тысячи мелких осколков серебристым инеем покрывают пол и кресло. Звук бьющегося стекла вырывает его из кокона отстраненности и немного приводит в себя. Генрих видит царапины на руках, чувствует мелкие порезы на лице, но не может пошевелиться, бессмысленно разглядывая потеки воды на стене.
– Генрих, ты в порядке?
Иоганн, рывком открыв дверь, замирает на пороге, оценивая ситуацию. Волнение, написанное на его лице, быстро сменяется привычной маской сдержанности и вежливой учтивости. Но Генриху достаточно мгновения, чтобы увидеть в затянутом в форму безупречном офицере своего друга, узнать того, кому он доверял раньше, того, кто притягивал его, как магнит, и понять, что лично для него ничего не изменилось.
– Я думал, ты уже спишь, – Генрих делает шаг в сторону, давя осколки подошвой сапога. – У тебя было тихо, я хотел зайти, предложить выпить, но ты…
– Не надо, Генрих, – Иоганн аккуратно прикрывает за собой дверь, отрезая их от мира хлипкой перегородкой, – не надо.
Генрих не может и не хочет объяснять, что с ним произошло, но Иоганн этого и не требует.
Кивком указав на стул, он достает из кармана платок и, намочив его коньяком из принадлежащей Генриху фляжки, аккуратными, точно выверенными движениями промокает капли крови, окрашивающие ткань мутными разводами. Генрих не сопротивляется. Прикрыв глаза, он сквозь ресницы смотрит снизу вверх и пытается разглядеть то, что смог увидеть минутой раньше. Но видит только старательность и сосредоточенность, и нет ничего, что позволило бы убедиться, что Вайс не превратился в тупой винтик системы, а всего лишь хорошо умеет владеть собой.
– Послушай, Иоганн, – Генрих обхватывает чужое запястье пальцами, вынуждая Иоганна остановиться, – что стало с нами? С тобой, со мной, с другими? Почему?..
Горло сжалось, и в комнате повисла тишина, нарушаемая только шелестом сдвоенного дыхания.
– Рейсхканцелярия не одобрила бы твои вопросы, Генрих, – голос Вайса был сух и безэмоционален, но Генрих уже не мог остановиться, слова сами вылетали изо рта, будто речевой аппарат был ему не подвластен.
– А ты? Ты бы одобрил? – просительные интонации в его голосе так тесно переплелись с требовательными, что стали неотличимы от ноток вновь поднимающейся изнутри паники.
Йоган поднял голову, встречаясь взглядом с Генрихом.
– Ты задаешь вопросы, недостойные племянника оберштурмбанфюрера СС, – Иоганн попробовал отстраниться. Генрих крепче сжал пальцы, готовый к тому, что его сейчас оттолкнут и унизят словами, но не попытаться он не мог.
– И все же, ответь мне, Иоганн, я настаиваю.
От взгляда Вайса вода могла бы подернуться льдом, но Генриха трясло так, будто у него поднялась температура. Ставший вязким воздух с трудом проходил в легкие, страх разливался по венам раскаленным маслом, лишая возможности думать. Генрих ждал ответа, чувствуя под пальцами ровное биение пульса Иоганна, который словно застыл, нависая над ним с все еще зажатым в кулаке платком. Ему казалось, что в голове Вайса какой-то аналитический центр обрабатывает возможные варианты ответа, ища наиболее правильный. Секунды растянулись в века, а вечность сжалась до размера мгновения. Генриху казалось, что он стоит на краю пропасти: один шаг – и впереди останется только небытие, но в этот момент Иоганн склонился ниже и прижался сухими губами к его рту. Почувствовал прикосновение Генрих с небольшой задержкой, слишком сильно было потрясение, чтобы мозг успевал обрабатывать происходящее, почувствовал и дернулся вперед, отвечая на поцелуй. В ту секунду, когда он закрыл глаза, кончики пальцев услышали канонаду взорвавшегося пульса Иоганна.

Название: Минута слабости
Автор:  ОК Щит и меч
Бета:  ОК Щит и меч
Размер: драббл, 825 слов
Персонажи: Генрих Шварцкопф, Вилли Шварцкопф
Категория: джен
Жанр: общий
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Он [Генрих] очень переживал вашу гибель, очень. (с)
Размещение: только после деанона

После обеда Генрих пошел домой. Срочных дел не оставалось, а буде такие появятся, его всегда могли найти по телефону. К тому же он обещал помочь дяде и разобрать кое-какие бумаги. Не то чтобы Генрих так уж стремился доказывать свою преданность Шварцкопфу-старшему, но некоторые из этих данных могли бы быть интересны Иоганну.
Вспомнив о друге, Генрих улыбнулся. Сегодня Вайса, простите, Петера Крауса, вновь отправили курьером, но он обещал вернуться послезавтра. Будет отличный повод улизнуть от дяди на выходные и съездить вместе куда-нибудь за город – Генрих очень устал, ему нужна была разрядка. И как только Иоганн выдерживал давление двойной жизни вот уже который год кряду?..
Генрих почти закончил каталогизировать документы, старательно запоминая ключевые даты, числа и координаты, когда домой вернулся оберфюрер Вилли Шварцкопф.
Дядя вошел в кабинет в своей привычной стремительной манере, но, увидев Генриха, резко остановился и будто бы печально посмотрел на него.
– Дядя, добрый вечер, – улыбнулся Генрих. – Как прошел день?
– Генрих, мальчик мой, – Вилли подошел ближе, присел на стол и протянул руку, положив ее на плечо племяннику. – Ты еще не знаешь?
– Чего именно, дядя? – улыбка дернулась, но волевым усилием Генрих заставил себя продолжать все так же благожелательно смотреть на дядю. Главное – не поддаваться холоду, сковавшему внутренности. Что случилось? Неужели он где-то допустил ошибку? Нет, они не могли узнать про...
– Твой друг, Вайс…
На этот раз Генрих не сдержался и вздрогнул.
– Иоганн? А что с ним?
– Мне очень жаль быть дурным вестником, Генрих, но Иоганн погиб.
Первое время Генрих невидящим взглядом смотрел прямо перед собой. В ушах стоял какой-то гул, звон, будто его контузило взорвавшейся неподалеку бомбой. Слова «Иоганн» и «погиб» не складывались вместе. Эти два слова никогда не должны стоять в одном предложении.
– Ты в порядке? – спросил Вилли, еще крепче сжимая его плечо.
– Я… – Генрих мотнул головой. – Как это случилось?
– Авария. Я подробностей не знаю, но тело сильно пострадало. Его опознали по форме и документам, – Вилли поднялся, прошел к бару и откупорил бутылку коньяка. – Выпьем за упокой его души?
Генрих промолчал. Он вообще застыл на месте в полнейшем оцепенении, в дикой попытке осознать и понять, что происходит и на каком он свете. Иоганн погиб. Нет, это какая-то ошибка. Этого просто не могло быть. Этого…
Вилли всунул ему в руку бокал с коньяком:
– Выпей, мой мальчик, – он похлопал его по щеке. – Это война, и все мы – офицеры Рейха. И мы должны быть готовы отдать жизнь во имя своей службы.
Машинально кивнув, Генрих проглотил содержимое бокала, не чувствуя его вкуса. Алкоголь тяжелым комом прокатился по пищеводу и рухнул в желудок, отзываясь горячей вспышкой где-то в солнечном сплетении. Впрочем, вряд ли дело было в коньяке. Генрих перевел взгляд на стакан в своей руке. Да уж. Вряд ли в коньяке.
– Дядя, я… Можно я закончу с бумагами завтра? – язык с трудом шевелился в пересохшем рту, слова давались с трудом – приходилось делать неимоверное усилие над собой, чтобы издать хоть какой-нибудь звук.
– Да-да, иди, отдохни, – закивал Вилли. – Я понимаю, для тебя это особенно тяжело.
Генрих прошел в свою комнату и устало опустился на кровать. Расстегнув верхние пуговицы кителя, он бездумно смотрел на стену прямо перед собой. Новость, принесенная дядей, абсолютно раздавила его. Генрих настолько привык к присутствию Иоганна рядом с собою, что даже отголосок мысли о его смерти скручивал внутренности тугим узлом.
Выдвинув ящик тумбочки, стоящей у кровати, Генрих нашарил там флягу, оставшуюся еще с тех времен, когда он пил. После Варшавы он практически не употреблял алкоголь. Открутив колпачок, Генрих поднес фляжку к губам… а затем со злостью отшвырнул ее. С глухим стуком она ударилась о стену, затем послышалось тихое бульканье выливающейся на пол жидкости.
Со всхлипом Генрих упал на кровать и зарылся в подушку. Он плакал о ком-то впервые в жизни. Даже смерть отца он пережил стоически. Даже те ужасы, с которыми он сталкивался ежедневно на работе, не производили на него такого эффекта. Но сейчас он рыдал взахлеб, плакал о погибшем друге, товарище, самом близком, самом дорогом во всем мире человеке. Человеке, чьего имени он так и не узнал. И теперь уж никогда не узнает. Он выплакивал в подушку все свое горе, всю тоску, которая обрушилась на него с такой внезапной и сбивающей с ног силой. Генриху казалось, что Иоганн был его мачтой, за которую он уцепился, чтобы не утонуть. И теперь последняя опора выскользнула из-под рук, и водоворот жизни захлестнул его с головой. Так не должно было случиться. Этого просто не могло быть…

На следующее утро Генрих проснулся с больной головой и эмоционально опустошенный. Все тело ломило от неудобной позы, так и не снятый китель был безнадежно измят, а подушка все еще была влажной от его слез. Недовольно поморщившись, Генрих с трудом поднялся и пошел умываться. Зеркало отразило бледное лицо с синяками под покрасневшими глазами. Генрих что есть силы сжал челюсти. Вчера была минута слабости. Больше такого не повторится. И если Иоганн действительно погиб – а нужно самому все перепроверить! – то он, Генрих, больше не имеет права на срывы и ошибки. Он должен продолжить дело своего друга в память о нем. Ради него. А иначе все надежды, которые возлагал на него Иоганн, будут напрасными.
Позволить себе подобного Генрих не мог.

Название: Орфей.
Автор:  ОК Щит и меч
Бета:  ОК Щит и меч
Размер: драббл, 168 слов
Персонажи: Генрих Шварцкопф, на периферии Иоганн Вайс
Категория: джен
Жанр: драма, стихи
Рейтинг: G
Примечание: мини-исповедь от лица Генриха.
Размещение: только после деанона

Что мне осталось? Только страх.
Я с ним встаю на пост свой до рассвета,
и с ним ложусь. Я будто бы старик,
в руках моих клочок того билета,
который – лишь в один конец,
до станции с бетонным парапетом;
и звук шагов по каменной тропе
как грохот взрыва огненной ракеты,
как мерный бесконечный стрекот пуль,
и звук стекла, что вдребезги раздето
случайным взрывом; а за ним – бушует май…
Вдохнуть, забывшись, запах сигареты,
не знать, что за спиной – пожар и тьма,
и пепел, и сомнительное «должен».
«Не оборачивайся!» – мне велит судьба.
Но я – Орфей, мой путь давно проложен,
но я – Орфей, я обречен терять, любя,
не совладав со страхом и сомненьем.
Не оборачиваться!… Ты зовешь меня –
О, дай мне, Господи, последнего терпенья!
О, дай мне, Господи, пройти еще хоть шаг
в предчувствии – за миг до пораженья,
до пули в сердце, Вечного огня,
и до последнего наивного не-верья;
не-веры в то, что ты – всего лишь звук,
пустое, кем-то созданное «дело».
О, дай мне, Господи, бессилья в пальцах рук,
сжимающих холодный парабеллум.

<div align="center"><a href="http://bfb-1.diary.ru/?tag=5200917" target=_blank><img src="http://6.firepic.org/6/images/2014-10/31/l1cqmuvt8cfv.gif" alt="ОК_Щит_и_меч"></a></div>

<div align="center"><a href="http://bfb-1.diary.ru/?tag=5200917" target=_blank><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/2/4/5/3245929/81967826.png" alt="ОК_Щит_и_меч"></a></div>

@темы: Тексты, I этап, G—PG-13, ОК Щит и меч 2014

---

[ОК Щит и меч]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[WTF Jeeves and Wooster 2019]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[WTF Jeeves and Wooster 2019]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[WTF Jeeves and Wooster 2019]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

ОК Ефремов: пост-заявка

[fandom Efremov + Belyaev 2016]

О каноне и команде.

О каноне и команде.

   Мы собираемся творить по мотивам произведений замечательного советского писателя И.А. Ефремова. Многие знают его в качестве фантаста, написавшего "Туманность Андромеды" и "Час Быка", но у него имеются не менее увлекательные "Лезвие бритвы", "Дорога ветров", "Таис Афинская"... Последние к сoветской фантастике не относятся.

   Что же у нас в каноне? В чём же особенность творчества Ивана Антоновича Ефремова? Начнём с того, что все его произведения пронизаны неисчерпаемой верой в человека, в лучшие его качества и в человечество в целом. Если же говорить более подробно, то в них представлены и далёкое, светлое и непременно коммунистическое будущее, и античность, и будни геологов не так давно закончившегося ХХ-ого века; в них немало авторских рассуждений на острые по сей день социальные темы; есть место и приключениям, причём каким!


   У нас уже есть небольшая дружная команда, но будем рады, если кто-то захочет к нам присоединиться. С удовольствием примем в свои ряды и райтеров, и артеров, и крафтеров, и прочих творческих членов команды, и оргработников, и рыбок-помпономахателей.


   На данный момент в команду входят

 OxanaKara (капитан)
 helinor
 Rosenkavalierin
 Кимури
 Оскора
 Пустыня
 Тамаэ
 Флигель-адъютант


Мы ждём вас!

Наши баннеры.

Наши баннеры.

Код для вставки

<a href="http://bfb-1.diary.ru/?tag=5204863"><div align="center"><div style="width:95%; max-width:600px; min-width:450px; color: #041502; background: #e8f7d7; border: 3px #041502 solid; -moz-border-radius: 20px; -webkit-border-radius: 20px; -khtml- border-radius: 20px; border-radius: 20px; padding: 0px;"><div align="center"><img border="0" src="http://4.firepic.org/4/images/2014-10/15/g6or32csqv4y.png" alt="Баннер ОК Ефремов" width="100%;"></div></div></div></a>

Код для вставки

<a href="http://bfb-1.diary.ru/?tag=5204863"><div align="center"><div style="width:95%; max-width:600px; min-width:450px; color: #041502; background: #041502; border: 3px #041502 solid; -moz-border-radius: 20px; -webkit-border-radius: 20px; -khtml- border-radius: 20px; border-radius: 20px; padding: 0px;"><div align="center"><img border="0" src="http://firepic.org/images/2014-10/20/8c37ye2c05tf.png" alt="Баннер" width="100%;"></div></div></div></a>

Наши аватары.

Наши аватары.

       

Об ОК.

Об ОК.

   «Осенний Книжник» является ФБ особого формата: нет ни требований к "рейтингу", ни "слива" команд из-за пропущенных выкладок, команд набралось немного, но самое главное — она книжная! Это значит, что мы имеем реальную возможность познакомиться с чужими канонами, открыть для себя новых писателей и новые книги, расширив тем самым свой кругозор.

   Хотелось бы привести цитату из эпилога «Лезвия бритвы»
   ...у меня есть идея, с которой я скоро выступлю в печати.
   — Какая идея?
   — Совсем новая! Создать институт обмена безумными, как выражаются физики, идеями. Новыми предвидениями на грани вероятного, научными фантазиями и недоказанными гипотезами. Так, чтобы здесь встречались, черпая друг у друга вдохновение, самые различные отрасли науки, писатели — популяризаторы и фантасты. И, уж конечно, молодежь! Только отнюдь не любители сенсационных столкновений и пустопорожних дискуссий, отдающие дань модному увлечению. Чтоб не было никаких научных ристалищ и боя быков! Товарищеская поддержка или умная критика... словом, не изничтожение научных врагов, а вдохновенное совместное искание. Вот для такого института, клуба, центра — называй его как хочешь! — цель ясна, и только не надо ее путать ни с чем другим, и годится это прекрасное здание.

   Так пусть и ОК, как, впрочем, и любая другая ФБ, станет местом для встреч совершенно разных людей, где они смогут творить по своими любимым канонам, обмениваться идеями и получать удовольствие от этого!

@темы: Пост-заявка, ОК Ефремов 2014

---

ОК Арция: Пост-заявка

[ОК Арция]

код

<div align="center"><a href="http://bfb-1.diary.ru/?tag=5204843"><img src="http://se.uploads.ru/3tRYW.jpg" alt="ОК Арция" ></a></div>

Литературная игра, превратившаяся в эпопею. Книга о прекрасных людях и прекрасном мире.

Неоконченный цикл фэнтези-романов Веры Викторовны Камши "Хроники Арции":
1. "Темная Звезда"
2. "Несравненное право"
3. "Кровь заката"
4. "Довод королей"
5. "Башня Ярости. Черные маки"
6. "Башня Ярости. Всходы ветра"
Арция на Официальном сайте
Можно ознакомиться

В команде

OxanaKara
Windhose
Адино
Белинда Гардани-Гризье
Мирилас
Оскора
Стефан Ямбор
Стриж_
Фрекен Хильдур Бок

код

<div align="center"><a href="http://bfb-1.diary.ru/?tag=5204843"><img src="http://sa.uploads.ru/F78nd.jpg" alt="ОК Арция" ></a></div>

@темы: Пост-заявка, ОК Арция 2014

---

ОК Павел Бажов: пост-заявка

[ОК Павел Бажов]

Нынче сказками называют совсем не то, что в старые времена. Тогда выдумки, которые для забавы или поучения , баснями звались, а сказы да сказки – это правдивые истории были. Вот он, Павел Петрович-то, у таких сказочников учился, которые и то знали, и это умели, оттого и сложилось у него все, и правда, и вымысел, и забава, и поучение в одну шкатулку. И, говорят, много в той шкатулочке прихоронено, чего добрые люди, поди, и не видали еще. Ну-ка, поглядим и мы, может, что интересное отыщем. Чужим мастерством полюбуемся, а то и свое что придумаем. Вот, скажем, Медной горы Хозяйка и ее горные мастера – откуда они пришли-то? А что такое Медный Коготь? Да и про самого старого барина Турчанинова рассказать бы надобно…

Команда

И.о. капитана -  ray_nort
 Карманное издание
 мисси
 Tiringolwe [J] strega-lyth[/J]

Наш канон

Уральские сказы П.П.Бажова, от самых известных («Малахитовая шкатулка», «Каменный цветок», «Горный мастер» до неизвестных и даже незаконченных.
"

<a href="http://bfb-1.diary.ru/?tag=5204698/?tag=5198426"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/2/7/0/3270335/82023192.jpg"></a>

"
"

<a href="http://bfb-1.diary.ru/?tag=5204698/?tag=5198426"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/2/7/0/3270335/82023792.png"></a>

"

@темы: Пост-заявка, ОК Павел Бажов 2014

---

[*КнижниК*]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

ОК Сент-Экзюпери: Пост-заявка

[ОК Сент-Экзюпери]

Все взрослые сначала были детьми, и лишь немногие об этом помнят. Большинство взрослых вытравило это знание, выбросило из памяти — и оно попало к звездам. Звезды напоминают людям о детстве, но для того, чтобы вспомнить, нужно иногда смотреть в небо. Все мы в шесть лет делали что-то, что доставляло нам радость творения, ощущение душевной полноты, но немногим из нас повезло быть понятыми взрослыми. Нарисуешь слона, проглоченного удавом — взрослые примут за шляпу. Напишешь стихотворение о внутренней змее — взрослые посоветуют побольше интересоваться правописанием: «в твоем стихотворении пропущено пять запятых», — вот и все, что они скажут. Так ты теряешь веру в свои способности и выбираешь себе другую профессию. Кто-то становится летчиком, полеты становятся для него истиной. Самолет переносит в самое сердце неведомых земель, он — орудие познания. Именно самолет показал нам, что наша планета состоит из скал, песка и соли. И звезд. А в песках среди скал под звездами живут песчаные лисицы, ростом с кролика. Они хранят тайны создания уз, истины о зоркости сердца и вечного ответа за тех, кого приручил. Маленький принц Планета людей Военный летчик Цитадель  Akitosan - кэп  dva_slova  Василиск в орешнике  .Вещь не в себе  **Nimfadora**  Gerda-Amarantine код для вставки <a href="http://bfb-1.diary.ru/?tag=5201224"><div align="center"><img src="http://static.diary.ru/userdir/2/9/8/9/2989603/81973128.jpg"></div></a> код для вставки <a href="http://bfb-1.diary.ru/?tag=5201224"><div align="center"><img src="http://static.diary.ru/userdir/2/9/8/9/2989603/81985315.jpg"></div></a> код для вставки <a href="http://bfb-1.diary.ru/?tag=5201224"><div align="center"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/2/7/5/3275833/81987701.jpg"></div></a>

@темы: Пост-заявка, ОК Сент-Экзюпери 2014

---

ОК Щит и меч. Пост-заявка

[ОК Щит и меч]

Книга нашего детства.
Культовый советский роман о работе разведчика в глубоком тылу врага во время Великой Отечественной войны.
Автор Вадим Кожевников во время войны был военным корреспондентом. Он не понаслышке знал, о чём писал, поэтому роману удалось избежать многих ляпов, свойственных более поздним произведениям и более молодым авторам, в частности, Ю.Семёнову с его Штирлицем.
В 1940 году Александр Белов с документами Иоганна Вайса репатриируется из Риги на территорию Германии. В его задачу входило вжиться в образ молодого немца в гитлеровском рейхе и как можно успешнее продвинуться по службе, получить доступ к высокопоставленным источникам информации, чтобы выполнять задания командования.
Способный студент, одаренный художник, он отдал все свои таланты на службу Родине.
«Щит и меч» не имеет ничего общего со шпионскими романами, где главный герой обладает суперспособностями и супероружием, мимоходом крадет секретнейшие документы из сейфов врага, а потом уничтожает злодеев легким движением пальца, удаляясь на пляж в компании головокружительной полуодетой красотки.
Напротив, здесь показана тяжёлая, кропотливая работа разведчика, способного выудить важную информацию из клочка бумаги на свалке отходов. Железная выдержка, огромное и постоянное напряжение ума и воли – вот будни разведчика в глубоком тылу врага. Именно так, тихо и методично, ковалась победа. Война – это ведь не кто кого перестреляет, это кто кого передумает.
«Подвиг — это, в сущности, что? Один делает то, что под силу нескольким. Значит, остальным жить». Вот основная задача нашего разведчика. Иоганн Вайс, офицер абвера, рискуя собственной жизнью, помогал нашим, советским людям, волею войны оказавшимся в немецких лагерях. Одних он спас от физического уничтожения, других – от чего-то более страшного.
На эмблеме чекистов изображен щит и меч. И долг чекистов, разведчиков, где бы они ни были, прикрывать этим щитом людей, спасать от злодейства. А тем, кто мог сражаться – вручить этот щит и меч, поднять их на борьбу со злом.

Авторы команды ОК «Щит и меч», с огромным уважением относясь к первоисточнику нашему – роману, приключенческому, социальному, психологическому, всё же решили поиграть с его героями, которых вы найдёте в нашей Портретной галерее, пофантазировать, что могло бы быть, если бы…
В конце концов, роман писался в интересную эпоху, когда в СССР секса не было, а слэш уже вовсю был.
Не верите? Читайте роман! Вам откроются поистине невероятные подробности!

Барышев
Полковник, начальник отдела 1 управления ГУГБ НКВД СССР, старый чекист, разведчик, наставник и руководитель разведчика Александра Белова. В конце 20-х годов работал в Германии, прекрасно ориентировался в раскладах гитлеровской Германии, отстаивая перед высшим руководством правоту советских разведчиков. Его приезд в госпиталь помог Белову преодолеть тяжелейшую контузию. Любимая поговорка: «Посеешь поступок – пожнешь привычку, посеешь привычку – пожнешь характер, посеешь характер – пожнешь судьбу».

Бруно
Советский гражданин. Разве нет у него имени, отчества, фамилии?
Где они, имена тех чекистов-разведчиков, которые отдали жизнь, чтобы предупредить Родину об опасности?
Хилый, подверженный простуде, с постоянно красным от насморка носом. В каких же чужеземных казематах была когда-то
выстужена кровь этого стойкого чекиста?
Лишь уважение товарищей, таких же чекистов, сознание, что ты выполнил свой долг перед партией, перед народом, – вот высшая награда разведчику. Даже в «Вечерней Москве» не будет извещения о смерти.
Пройдет много, очень много лет, прежде чем дети чекиста смогут сказать: «Отец наш...»

Иоганн Вайс/Александр Белов
Репатриант из Риги, сделавший отличную карьеру от рядового шофера до гауптштурмфюрера СС. Офицер Абвера, с повышением переведен в Берлин, один из самых даровитых сотрудников СД Шестого (иностранного) отдела РСХА, пользующийся особым благоволением В.Шелленберга офицер для особых поручений, облеченный доверием руководителей немецкой разведки. Приобрел прочную репутацию человека, способного выполнять самые замысловатые, щепетильные поручения, сохраняя скромность и молчаливую преданность тем, от кого эти поручения получал. Он же советский разведчик Александр Белов, талантливый организатор разведсети в тылу врага, с риском для жизни спасший от уничтожения заключенных нескольких концлагерей.

Эльза Вольф
Советская разведчица (Орлова), связная Вайса в Варшаве. Прикрытие – артистка варьете «Коломбина». Одно время выступала с Зубовым, влюбилась в него. Но долг для нее выше личных переживаний, ради дела приказала Зубову встречаться с Бригиттой. Заболев туберкулезом, отказывалась покидать пост и оставлять Вайса без связи. Спасая другого разведчика, отвлекла на себя внимание гестаповцев, за что попала в спец.тюрьму. Вайс и Зубов со своей группой в ходе рискованной операции едва успели ее спасти.

Бригитта фон Вейнтлинг
Вдова обер-фюрера СС, женившегося на Бригитте, не зная ее лично, но получив справку о ее расовой безупречности. Солидный возраст и пошатнувшееся здоровье не дали полковнику возможности продолжить столь расово чистый род. Суеверна до смешного, мнительна, застенчива, чрезвычайно ревнива.
Встреча с Зубовым была первым рискованным шагом в ее жизни, на который она решилась, повинуясь какому-то мистическому влечению, первый раз посетив варьете. Зубов считал ее смешным и любопытным созданием, но ее положение в обществе, связи и влиятельные родственники покойного мужа были полезны ему для работы. Она выдала его за дальнего родственника и активно содействовала его карьере. Была безгранично ему предана, жадно любила до последней секунды.

Алексей Зубов
Лейтенант-пограничник, оказавшись за линией фронта, собрал интернациональный отряд и устраивал диверсии в тылу врага. Обладая внешностью истинного арийца, в качестве прикрытия использовал документы обер-лейтенанта Алоиза Хагена. Стал соратником и помощником Вайса.
Общительный, искренний, он легко переносил невзгоды и трудности, самоотверженно относился к товарищам, не раз рисковал собой. Правдив до бестактности и в этом смысле безжалостен к себе и другим. Пылко поклонялся тем, чья жизнь казалась ему высоким образцом служения долгу. Героически погиб, спасая жизни тысяч заключенных в концлагерях.

Вилли Шварцкопф
Дядя Генриха, младший брат его отца Рудольфа, который не без основания считал его бездарным, тупым пруссаком. Прижит отцом от горничной Анни, ныне вдовствующей госпожи фон Шварцкопф, еще при жизни жены, впоследствии усыновленный. Подстроил убийство брата – тот мешал его карьере. Взял на себя заботу о Генрихе, сыграв роль заботливого дядюшки. Оберштурмбаннфюрер СС гестапо с талантом лабазника, приближенный к Гиммлеру человек. Занимался планированием доставки рабочей силы из концлагерей, впоследствии организацией переправки ценностей из рейха в западные банки.

Генрих Шварцкопф
Берлинский сотрудник СД, гауптштурмфюрер СС, племянник Вилли Шварцкопфа. Репатриировал из Риги, стараниями дяди сделал стремительную карьеру в службе СС, находился под покровительством Гитлера. Пылкий, доверчивый юноша, которого Иоганн Вайс искренне считал свои другом, под влиянием нового окружения стал заносчивым и высокомерным, а напиваясь – распущенно и опасно откровенным. Так казалось, но это была лишь маска, за которой он прятал ненависть к окружающим его немцам. С риском для жизни Вайс смог заставить Генриха раскрыть то человеческое, что в нем еще сохранилось.

Вальтер Шелленберг
Бригадефюрер СС, начальник Шестого управления РСХА (политическая загранразведка). Для работы подбирал свои, особые кадры – выделял людей материально обеспеченных, с устойчивым положением в обществе и университетским образованием, предпочитая их недалёким наци. Инициатор и организатор сепаратных переговоров Гиммлера с Даллесом. Один из самых опасных людей в империи. Сам Гиммлер считал его коварство неодолимым и посему держал неотлучно при себе, как верного друга. В особую группу офицеров связи при нем под именем Петера Крауса был зачислен Иоганн Вайс.

Господин фон Лансдорф
Маститый разведчик.
В годы первой мировой войны провел немало блестящих разведывательных операций в крупнейших странах Европы. Занимает особое положение в СД. Гейдрих и Гиммлер привыкли полагаться на него. И все же он в опале: разошелся с имперским руководством во взглядах на «еврейский вопрос».
Тщеславен. Жаждет разработать невиданную доселе операцию, превзойти искусством коварства самые знаменитые службы разведок, чтобы прославиться на этом поприще, стать всеми признанным ловцом душ, увековечить себя, навсегда вписать свое имя в историю тайных войн.

Оскар фон Дитрих
Капитан.Руководящий сотрудник Третьего отдела «Ц» – контрразведка. Работа для него не просто служба, профессия, даже не карьера. Это гармонический комплекс, в котором он нашел воплощение своих надежд, убеждений, идеалов сверхличности, свободной от наивных законов нравственности и морали. Он получил власть, власть над людьми. Что может быть выше сладострастной игры человеческой жизнью – самой азартной из всех игр!
Типичный прусак из почтенного юнкерского рода, с внешностью истинного арийца. В военном училище стал последователем древних патрицианских развращенных нравов – дурные наклонности бытовали в закрытых учебных заведениях Германии.

Франц
Гувернер на псарне Шелленберга, матерый гестаповец. Портье отеля «Адлон» – традиционной международной биржи для дипломатов и агентов различных секретных служб. Отлично усвоил правила службы: честность, скромность, техника фотографирования, деликатные тонкости обыска и т.д. Обладает выдающимися способностями ищейки. У него всего две слабости – смертельная боязнь в случае разоблачения потерять должность, а вместе с ней и жизнь, и, тайное, мучительное тщеславие непризнанного гения сыскного дела. Владеет множеством иностранных языков, но ни разу не покидал Германии. Берлин знает только по путеводителю – вся его жизнь прошла в отеле.

Ангелика Бюхер
Переводчица на службе у своего «брата» полковника Иоахима фон Зальца-младшего.
Капризна, избалованна, экзальтированна, готова шагать по головам к своей цели. Презирает слабых, склонна к жестокости и насилию, мечтает стать героиней рейха. В весьма юном возрасте пыталась покончить с собой, после едва не разразившегося скандала с участием фон Зальц-старшего, соблазнившего ее. Чтобы замять щекотливую ситуацию, он признал Ангелику своей побочной дочерью. А так же, по настоянию её матери, отписал дарственную на шесть акров земли и обеспечил содержанием до совершеннолетия.

Иоахим фон Зальц
Полковник, занимает значительную должность в абвере не только потому, что принадлежит к знатному роду, – он показал себя с лучшей стороны на дипломатической службе в Англии и Франции. К своей «сестре» Ангелике относится строго официально, но при этом испытывает к ней своего рода симпатию и не только «родственные» чувства.
Бледный, сутулый человек с впалой грудью и такими же запавшими висками и щеками на костистом, длинном, унылом лице, выражающем усталость и глубокое равнодушие ко всему.

Профессор Макс Штутгоф
Резидент советской разведки в Берлине. Связной Вайса.
Седовласый пожилой человек с лицом, покрытым доблестными следами дуэлей. Шрамы с большим мастерством нанес Штутгофу советский хирург.
Владеет салоном массажа на Беркаерштрассе, вблизи штаб-квартиры Вальтера Шелленберга. Женат, имеет дочь. Семья живёт с ним.
Каждого нового пациента осматривает сам, но массирует только избранных посетителей, а к наиболее высокопоставленным выезжает на дом в старомодном, отделанном красным деревом «Даймлере».

Аннель Дитмар
Вдова инженера Дитмара, за которого вышла замуж в шестнадцать лет. Принадлежит к старинному, но разорившемуся немецкому роду. Ради обучения сына Фридриха в Берлинском университете отказывала себе во всём. По натуре добрая, мягкая, отзывчивая женщина. При Иоганне, которому сдает комнату, втайне жаждет играть роль матери, дабы таким образом утолить тоску по сыну. Тот едва ли более двух раз в год вспоминает о ней. Благодаря ее связям Вайс получил место шофера при Штейнглице.

Нина Александрова
Дочь старшего батальонного комиссара. Служила санинструктором, попала в плен на Западном фронте под Вязьмой.
В плену выдаёт себя за Ольгу, дочь репрессированного полковника, после ареста которого Александров взял ее в свою семью. В женскую разведшколу по подготовке диверсантов она пошла, надеясь воспользовавшись полученным оружием и бежать. Получила кличку «Спица». При попытке изнасилования ранила офицера СС, а потом вскрыла себе вены. Ее спасли, чтобы показательно расстрелять. Но у Лансдорфа были на нее другие планы, он послал за ней Вайса, который использовал ситуацию в своих целях - помог девушке и приобрел в ее лице соратника.

Аксель Штейнглиц
Майор. Сотрудник Второго отдела «Ц» – диверсии, саботаж, террор. Трудяга и исполнитель, собственноручно выполняет черную работу. Спецслужба для него является работой, профессией – не более. Его девиз: «Каждый платит за себя и уклоняется от уплаты за тарелки, разбитые другими». Дружба для майора только прием, путь к достижению цели. А высшим для себя достижением он считает такое положение в отделе, при котором он мог бы располагать крупной неподотчетной суммой в иностранной валюте для вознаграждения агентуры, не забывая при этом, конечно, и себя.

Pursa – капитан
(Zveto4ek)
muxoe_kuco
[esta]
hororroso
Алисанда Кортелуаз
диспенсер
Айрин67
скорпена
Fausthaus
Эгра
enorien
Irene-Assole
Urashiman
mila007
Rosenkavalierin
mainglot

<div align="center"><a href="http://bfb-1.diary.ru/?tag=5200917" target=_blank><img src="http://firepic.org/images/2014-10/20/b924glblvq2y.gif" alt="ОК_Щит_и_меч"></a></div>

<div align="center"><a href="http://bfb-1.diary.ru/?tag=5200917" target=_blank><img src="http://3.firepic.org/3/images/2014-10/20/l1w9afbys56c.gif" alt="ОК_Щит_и_меч"></a></div>

<div align="center"><a href="http://bfb-1.diary.ru/?tag=5200917" target=_blank><img src="http://3.firepic.org/3/images/2014-10/20/t8gt6aolc18w.gif" alt="ОК_Щит_и_меч"></a></div>

<div align="center"><a href="http://bfb-1.diary.ru/?tag=5200917" target=_blank><img src="http://3.firepic.org/3/images/2014-09/21/r3fr7t6f7ej7.png" alt="ОК_Щит_и_меч"></a></div>

@темы: Пост-заявка, ОК Щит и меч 2014

---

ОК Робин Хобб: Пост-заявка

[WTF Robin Hobb 2017]

ОК Робин Хобб: Пост-заявка

Дамы и господа!
Предлагаем вам посетить кукольный театр мастера Хобб.
Короли и драконы, пираты и морские чудовища, любовь и предательство!
Все это вы сможете увидеть здесь всего за пару серебряных монет.
Присмотритесь внимательнее к нашим куклам: они живые. Да-да! Вы не ошиблись. Живые куклы с удовольствием расскажут вам истории, о которых вы нигде больше не услышите.
Не проходите мимо, дамы и господа!..

Афиша

<a href="http://bfb-1.diary.ru/?tag=5198426"><img src="http://i.imgur.com/uB6sr6R.gif"></a>

Марионетки

001	002	003
004	005	006

Представления мастера

Наш канон — фентезийные романы американской писательницы Робин Хобб:
Сага о Видящих (The Farseer Trilogy)
Сага о живых кораблях (The Liveship Traders)
Сага о смуглом человеке (The Tawny Man Trilogy)
Хроники Дождевых Чащоб (The Rain Wilds Chronicles)
Сага о Шуте и Убийце (The Fitz and the Fool Trilogy)
Сын солдата (Soldier Son)

Лицедеи

ariwenn, Aviendha, Kaasheris, Maen, nano_belka, Nory-chan, wakeupinlondon, white_lie, Глинтвейн, Йорингель, Крылатый, Мириамель, Тамаэ, Фатия, Хель*

Другие выступления

Официальный сайт Робин Хобб
Архив переводов на РуТрекере
Сообщество на @Diary.ru
Выкладки на ФБ-2013
Выкладки на WTF-2014

@темы: Пост-заявка, ОК Робин Хобб 2014

---

Каталог: пост-заявка

[*КнижниК*]

Все заявки команд приняты, поздравляем участников!

1. ОК Дживс и Вустер по произведениям П. Г. Вудхауза о Дживсе и Вустере (цикл комедийных романов и рассказов) - Пост-заявка

2.  ОК Альфина и Корнел - по романам «"Песий двор", собачий холод» и «Чума в Бедрограде» - Пост-заявка

3.  ОК Команда капитана Блада - по трилогии Рафаэля Сабатини "Одиссея капитана Блада", "Хроники капитана Блада" и "Удачи капитана Блада" - Пост-заявка

4. [J]ОК Робин Хобб[/J] - по фэнтезийным романам американской писательницы Робин Хобб - Пост-заявка

5.  ОК Щит и меч - по роману В.Кожевникова - Пост-заявка

6.  ОК Сент-Экзюпери - Пост-заявка

7.  ОК Павел Бажов - Пост-заявка

8.  ОК Арция - Пост-заявка - снялись

9. ОК Ефремов - Пост-заявка

запись создана: 25.09.2014 в 21:25

@темы: Каталог-2014